Трагедия с туфлями - Голдберг Вупи. Страница 7

— Мы тоже в туалет, — говорит Террела. Мы стоим ближе к двери туалета, чем девочка в диадеме.

— Иди первая, — говорю я ей.

Она смотрит на меня с подозрением.

— Почему это?

Мы теряем время. Кто знает, сколько еще мистер Лестер будет заниматься краской? Приходится выкручиваться, и я говорю:

— Меня мутит от пируэтов. Того и гляди, стошнит, а тогда запах будет…

Девочка в диадеме пулей влетает в туалет и захлопывает дверь.

— Быстро! — говорит Террела.

Мы ныряем в кабинет мисс Деббэ. Он очень напоминает уборную прима-балерины (что неудивительно — ведь в молодости мисс Деббэ была именно прима-балериной). На стене — зеркало в золоченой раме, на комоде с выдвижными ящиками стоит ваза с лилиями. В центре кабинета, на красном персидском ковре высится стол. В воздухе витает запах духов мисс Деббэ.

— Шкатулка в правом нижнем ящике стола, — шепотом говорит Террела.

Я обхожу стол. В правой тумбе у него три выдвижных ящика. Я тянусь к нижнему, но замираю, не успев до него дотронуться.

— А как же отпечатки пальцев? — говорю я.

— Ты же не в сериале! — говорит Террела. — И вообще, мисс Деббэ не станет искать отпечатки, потому что мы скоро вернем туфли на место, и она вообще ничего не узнает.

И все-таки я вытягиваю из розовой коробки на столе бумажную салфетку и оборачиваю ею ручку ящика, прежде чем за нее взяться, — на всякий случай.

Резная деревянная шкатулка стоит у передней стенки ящика. Я робко открываю крышку. Пуанты лежат внутри, на слое желтой папиросной бумаги. Я осторожно извлекаю их из шкатулки. Видеть их мне уже случалось, и не раз, но держать в руках — это совсем другое ощущение. Эти туфли касались сцены «Балета Нью-Йорка», а носила их одна из самых известных балерин мира. Прикоснуться к этим туфлям — все равно что прикоснуться к кисти, которой писал свои картины Леонардо.

Террела выглядывает из кабинета и снова поворачивается ко мне.

— Бренда, скорее! — шепчет она.

Я возвращаюсь в реальность и тут понимаю, что мы допустили промах. Мы явились сюда прямиком с занятия, и мешки, в которых мы носим балетную обувь, остались в раздевалке.

— Куда их положить? — спрашиваю я. — Нельзя же вот так вот просто вынести их в руках!

Мы озираемся — может быть, здесь найдется пластиковый пакет? Но пакета нет.

— Сунем под трико, — говорит Террела. — Дай мне.

Я даю ей туфлю, и она сует ее в вырез своего трико. Я делаю то же самое.

— Пропихни на бок и прикрой рукой, — говорит Террела. Я вожусь с туфлей до тех пор, пока она не оказывается у меня на правом боку носком вверх.

— Дай посмотрю, — говорит Террела. Я поворачиваюсь к ней, стараясь держать руку естественно.

— Ничего, сойдет, надо только быстрее добраться до раздевалки, — говорит она. — У меня не слишком торчит?

— Как будто большая опухоль на ребрах, — говорю я.

— Чего-чего? — переспрашивает Террела, но тут мы снова слышим шум спущенной воды.

— Бежим! — говорит Террела и тянет меня за собой, вон из кабинета. Не оглядываясь, мы мчимся вниз по лестнице. Надеюсь, девочка в диадеме не заметила, что мы выбежали из кабинета мисс Деббэ.

Мы вбегаем в пустую раздевалку и вытаскиваем туфли из-под трико. Я беру у Террелы вторую туфлю и прячу обе в свой мешок. После этого мы надеваем кроссовки и куртки и выбегаем на улицу, где нас ждут взрослые. Эпата, Алекс и тройняшки вопросительно на нас смотрят. Террела поднимает оба больших пальца. Эпата подмигивает.

— Спасибо, Тер, — шепчу я, прежде чем подойти к Эпате и ее сестре — они должны проводить меня до дома.

— Удачи, — говорит Террела.

Что ж, теперь удача мне не так уж и нужна. Всего-то и осталось, что показать Тиффани туфли мисс Камиллы Фримен. А через три дня мы отнесем их обратно, положим на место, и я смогу позабыть об этой истории и спать спокойно. Это проще, чем выучить число «пи» до десятого знака — а уж число «пи» я назову, даже разбуди меня посреди ночи.

Глава 6

— Я пришла! — кричу я, захлопывая входную дверь. Обоняние сообщает мне о наличии в доме свежеиспеченного печенья с шоколадной крошкой (ну, то есть я чувствую его запах).

Мама выходит поздороваться. На ней зеленый передник поверх джинсов, и прежде чем обнять меня, она вытирает об него руки.

— Я пеку печенье для благотворительного базара в библиотеке, — говорит она. — Как занятия?

— Отлично, — говорю я. — А где Тиффани?

Кажется, я впервые в жизни хочу поскорее увидеть кузину. Жаль будет, если она уехала и вся наша нервотрепка окажется впустую.

Возвращаясь на кухню, мама отвечает:

— Она в твоей комнате. Кажется, расставляет фотографии одежды по цвету… или что-то в этом роде. Хочешь печенья?

— Потом, — говорю я и иду прямиком к себе.

Когда я вхожу, Тиффани поднимает взгляд от компьютера.

— Привет, — говорит она.

Свернувшийся у нее на коленях Помпончик зевает, показывая зубы — будто демонстрирует, какой он ужасно страшный зверь, — но тут же снова засыпает.

— Привет, — с этими словами я закрываю дверь почти полностью, но все-таки не до конца — так, чтобы мама нас не видела, но при этом не стала бы спрашивать, зачем мы заперлись.

— Я принесла туфли.

Тиффани выпрямляется и откладывает ноутбук.

— Покажи! — говорит она.

Я открываю мешок. Вот они, туфельки, на самом верху. Я не спеша достаю их и ставлю на покрывало.

Рот у Тиффани округляется буквой «о», но она не произносит ни слова. Я улыбаюсь. Впервые в жизни мне удалось лишить кузину дара речи. Она бережно берет в руки туфельку с автографом.

— О-о-о… — только и может сказать она, ведя пальцем по ткани. Я тоже рассматриваю туфельку. Она сшита из нежно-розового атласа с кожаной подошвой. Я не очень-то разбираюсь в балетных пуантах, но нынешние определенно выглядят иначе. Внутри туфелька пожелтела от времени, а возле подошвы с ткани облезла краска. Автограф на ней красивый, прямо-таки каллиграфический, с завитушкой после «Фримен».

Тиффани удивленно на меня смотрит.

— Ты как будто никогда их прежде не видела, — говорит она.

Я пожимаю плечами:

— Да просто они клевые, вот и все.

— Да, точно, — говорит она, рассматривая вторую туфельку. — А откуда они у тебя? — спрашивает Тиффани уже совсем другим голосом. Как будто прежде она считала меня чем-то вроде стола или табуретки — в общем, мебелью, которая где-то там маячит, но внимания не заслуживает, — а теперь выяснилось, что и я кое-чего стою. Мне становится приятно.

— Друг достал, — говорю я. И это даже почти не ложь — ведь это Террела помогла мне достать туфли.

В коридоре слышатся мамины шаги. Я поворачиваюсь спиной к двери, так, что-бы мама не увидела туфли, если вдруг войдет в комнату.

— Девочки, — говорит мама, заглядывая в дверь, — если я еще хоть минуту просижу на этой кухне, то сойду с ума. Пойдем, съедим по пицце? — И она идет дальше по коридору.

Тиффани все еще рассматривает туфли. Я вдруг понимаю, что она вполне может затеять разговор о них за обедом, а это никак не будет способствовать пищеварению.

— Тиффани… — говорю я.

— Что? — спрашивает она, аккуратно ставя туфли на кровать.

— Слушай, не говори об этих туфлях при маме, ладно?

— Почему? — спрашивает она.

Я всегда предпочитаю факты выдумкам, и фантазер из меня плохой.

— Мне их подарил мамин бывший бойфренд, — говорю я. — Он был сыном мисс Камиллы Фримен… очень известным хореографом. Но он… трагически погиб. Если маме о нем напомнить, она впадает в депрессию, — я напускаю на себя грустный вид.

Тиффани округляет глаза.

— Какой ужас! А что с ним случилось?

Эх, я ведь сама напросилась на вопрос…

— Ну… — я оглядываю комнату в поисках вдохновения, и взгляд мой падает на полку, где стоит «Остров сокровищ». — Это из-за пиратов, — говорю я.

—  Каких пиратов?!