Дорога, которая не кончается… - Лобарев Лев. Страница 20

— Не думаю. Шер не слабее меня. Он еще доставит тебе немало веселых минут.

Снова возникнет пауза. Оба будут смотреть в никуда — один, уставившись под ноги, второй — закинув голову и глядя в небо — двое очень сильных и безмерно уставших людей, судьбой и Дорогой поставленных на службу двум разным силам, и таких, в общем-то, похожих друг на друга…

Начнет вечереть. Как это часто бывает в конце июня, день разом сменится темнотой, солнце почти мгновенно скатится к горизонту, осветив его золотым багрянцем. Короткие сутки кончатся быстро и беспечно.

Эрра задумчиво кивнет.

— У него нет опыта… Какое-то время мне действительно будет легче. Впрочем… Передышка кончится раньше, чем он научится… Ты ведь вернешься… Твоя связь с Дорогой слишком крепка, ее не порвать так просто. И скоро, очень скоро ты вернешься, либо — что тоже не исключено — тебя заставят вернуться. Уж поверь… Впрочем, — Эрра вздохнет и встанет. — Впрочем, что я говорю, ты ведь и сам все прекрасно знаешь, только пытаешься себя убедить в обратном…

— Ну и что же, — со спокойной яростью скажет Странник. — Я свои клятвы искупил с лихвой. Хватит! Или всей той крови, что я пролил на Дороге, недостаточно, чтобы оборвать все связи?! Кто посмеет меня упрекнуть?! Тем более, — он сделает паузу, успокаиваясь. — Тем более что я оставил замену. Ты можешь быть спокоен, я не вернусь. Все, прощай!

— До свидания, Странник, — жестко усмехнется Шериф. — К моему величайшему сожалению, всего лишь до скорого свидания…

Он шел по улице в сторону заката, с каждым шагом все больше распрямляясь, пока, наконец, не исчез в багряно-золотом мареве. А Альд-Странник еще долго смотрел ему вслед, с ужасом и облегчением понимая, что Шериф прав, что оборвать Дорогу так же невозможно, как погасить солнце, и что рано или поздно все же придется вернуться…

Со стороны вокзала раздался резкий гудок подошедшего поезда.

Эпизод XII: К ВОПРОСУ О БЕЛЫХ ДРАКОНАХ

…Сегодня за стенами Белого Города все спокойно. Третий день как завершилась коронация. Улицы полны народу: воины — все еще при оружии и в доспехах, торговки, мгновенно заполонившие площади, орды вездесущих мальчишек. Над городом стоит гомон, радостно-спокойный, деловитый и немного усталый. Кажется, что более безопасного места не найти сейчас на всем Эннорэ.

Светлое и ясное небо, ласковое солнце… А все же что-то не так. Какая-то зацепочка держит в напряжении и не дает расслабиться полностью и просто отдыхать, не думая ни о чем… В этом, таком знакомом, таком привычно-спокойном мире отчетливо ощущается запах чего-то невообразимо чужого и далекого, холодного, враждебного и страшного…

Хороводом, жутким, темным калейдоскопом мелькают вокруг крепкие каменные дома, темнеющие шахматными прямоугольниками окон, мостовые, спирально уходящие вперед, и площади, светлые и непривычно мирные. Круговерть лиц, городов, людей, дорог, миров… И тяжело, невыносимо тяжело — так, что усталость затмевает даже чистоту неба, а ведь скоро опять куда-то уходить, скоро опять бежать, бежать, бежать ради… Впрочем, нет, стоп, это уже нельзя, и даже в мыслях… Нет!!!

Но чувство страшной и неотвратимой угрозы, очень знакомое, но каждый раз заново непонятное и пугающее, стучит в висках и пульсирует в крепко сжатых кулаках, словно в такт ударам какого-то невидимого чудовищного маятника. И в груди пусто и холодно, словно перед прыжком в бездну…

Люди, люди, стены, площади, люди, дороги, люди, люди… Дикая, нелепая, невозможная карусель, мелькающие искаженные лица, и ты — центр этой бешеной больной скачки… И страх — давящий страх…

…И тут откуда-то из центра города, из точки пересечения главных улиц, сначала плавно вплетаясь в праздничный шум, а потом и перекрывая его, раздался, словно гулкое голодное урчание в утробе озлобленного хищника, ровный и глубокий рокот мотора. И по узким, враз опустевшим улицам, сминая поваленные в панике лотки и разбросанные вокруг товары, уверенно двинулась тяжелая стальная громада Танка…

О броню бессильно тюкнула пущенная с одной из крыш стрела — тюкнула и упала на мостовую, под широкие гусеницы; кто-то в панике завопил: «Тригг! Тригг!» — конечно, а за что его еще могли принять здесь, в этом мире и в этом городе — в ответ раздался крик: «Враги в городе! Исчадие Тьмы!», где-то эхом отозвалось: «К оружию!» А Танк все шел вперед, и в возникшей неожиданно резиновой оглушающей тишине его рычание звучало как гром.

И из всех, кто был здесь, он один понял, что это такое, и осознавал весь ужас того, что может произойти…

Некоторое время он стоял неподвижно, прищурив глаза, чуть приподняв лицо, и с пристальной ненавистью глядя вслед Танку. Потом быстро, почти бегом, двинулся по параллельной улочке вперед, обогнал неторопливо и упрямо ползущую машину. И вышел наперерез Танку метрах в ста впереди. Не оборачиваясь, прошел еще несколько шагов, чувствуя уставленный в спину узкий смертельный зрачок орудия и каждой клеткой ощущая волну страха и холода, которую испускала машина. Машина?!..

И только тогда он обернулся, долгим взглядом посмотрел на насторожившийся, замерший в ожидании Танк, и, плавно поведя руками, поставил блок…

И почувствовал, как разом исчезли последние остатки сил…

Таких мощных блоков он не ставил еще никогда. Сквозь такой блок, наверное, он не смог бы пройти и сам. Но Танк даже не замедлил движения, лишь в шуме мотора послышалась новая, яростная нотка. Точно чудовище приняло его вызов.

Тогда он отступил еще на несколько шагов. Закрыв глаза, мысленно нарисовал силуэт Танка, подождал миг, пока тот обретет глубину, и, пробив тонкую броню, запустил простейший механизм и послал импульс…

А потом упал на колено — со стороны это выглядит очень уродливо, кажется, что человек корчится в агонии — и, замерев, начал медленно отсчитывать про себя, ожидая сокрушительного взрыва:

«Пять… Четыре… Три… Два… Один…» — и остановился, поняв, что взрыва не будет.

Он открыл глаза. Танк все так же медленно и неотвратимо полз вперед, словно ничего не заметив. И он вдруг понял, что ничего действительно не было, что это был лишь мгновенный сон, наваждение, отчаянная вспышка усталого мозга… И от сознания собственного бессилия в уголках глаз вскипели злые слезы…

Башня Танка медленно, с ленивой самоуверенностью повернулась: сначала — вправо, потом — влево, и дома справа и слева беззвучно обрушились по обе стороны мостовой грудами битого камня.

Тогда он снова, теперь уже действительно четко контролируя каждое действие, попытался заглянуть туда, внутрь, и когда взгляд его проник сквозь броню, он едва не закричал от ужаса…

Потому что там, под тонкой, будто фольга, стальной пленкой, был сгусток темной силы. Точнее, сначала ему показалось, что сила эта — Тьма, но потом он понял, и пришло отчаяние. Это была Пустота. Одетый в стальной панцирь клок Пустоты, прикрывшийся личиной твари из Мрака.

А Танк был уже в нескольких метрах. И когда он, поняв, что не успеет укрыться, приготовился принять последний удар многотонной машины, его вдруг подняло в воздух и бросило далеко вперед — так, что, пролетев над Танком, он рухнул в пыль на мостовой.

Не в силах подняться, он с трудом приподнял голову и бессильно посмотрел вслед Танку. Извлеченная из глубин мироздания чьей-то безумной волей, неизвестно откуда взявшаяся здесь, не принадлежащая к этому миру, и потому особенно страшная, машина не останавливаясь шла вперед, словно к какой-то хорошо известной цели…

А он остался позади, словно мошка, небрежно сброшенная щелчком в дорожную пыль. И в рокоте мотора ему послышался жестокий издевательский хохот.

И в следующий миг он вскочил и с яростью крикнул вслед:

— Айя! — Смотри!

Танк замер, башня развернулась и дуло, словно единственный круглый глаз, с недобрым любопытством уставилось на него. И он медленно поднял руки, и уставшие глаза закрылись сами собой…