Дорога, которая не кончается… - Лобарев Лев. Страница 3

Поэт не верил. Он долго не верил. Но Ученый, убедительно сверкая холодными серыми глазами, продолжал доказывать, что это так. И постепенно Поэту стало казаться, что Ученый прав. Что нельзя рифмовать существительное с глаголом и оставлять в строках неравное количество слогов.

Он начал писать другие стихи. Но прежде он достал свою старую потрепанную тетрадь и безжалостно вырвал все, что теперь казалось ему наивным и детским. В огонь полетели стихи, принесшие ему известность — потому что они были слишком романтическими. Стихи, за которые его полюбили — потому что он нашел в них несоответствие рифм.

А народ на Дорогах еще помнил своего Поэта. «Почему же он не появляется больше? — думали люди. — Куда исчез? Почему не поет?»

Менестрель действительно больше не пел. И, наверное, никто уже не назвал бы его Поэтом. Он стал всего лишь одним из сотен изготовителей «многих рифмов». Его стихи приобрели академическую четкость и стройность, но стали какими-то серыми и холодными… словно глаза Ученого. Даже четверостишия ложились на бумагу ровными прямоугольниками, и ни одна буква не смела вылезти за незримую границу.

А Ученому нравились эти стихи. Он радовался и говорил:

— Ну вот, мой друг. Наконец-то вы научились писать стихи!

— А вы сами хоть раз что-нибудь написали? — спрашивал тихо Поэт.

— Нет! — гордо отвечал Ученый. — Зачем? Я слишком хорошо знаю, как это делается.

Менестреля вспоминали все реже. Шел слух, что на окраинах появился новый молодой Менестрель, который поет прекрасные новые песни.

А наш Поэт продолжал творить. Из-под его пера выходили чистые, ровные, гладкие строфы, но в них больше не было жизни. И в самом Поэте будто что-то сломалось: исчез румянец на щеках, побледнели губы, глубоко запали глаза.

И однажды наш Поэт — нет, теперь уже просто Странник — вдруг понял, что дальше так продолжаться не может. Он сжег все черновики и тетради, надел свой поношенный плащ, закинул на плечо гитару и, ни с кем не прощаясь, ушел из города. Он шел предупредить молодого Менестреля, чтобы тот не доверял людям с холодными серыми глазами и не давал им учить себя писать стихи.

Он был сильным человеком. Он смог заставить себя бросить безликие строфы и уйти. Позднее он встречал и тех, кому после встречи с Ученым до самой смерти не удавалось подобное.

А Ученый, закончив составлять таблицы для Поэтов, сел выводить формулы для сочинения правильных мелодий.

Однажды в придорожный бар «Якорь», что стоит на Большом Перекрестке, вошел человек, которого никто здесь раньше не видел. В то утро он был первым посетителем, и бармен почти сразу выскочил на его нетерпеливый стук.

Но, к разочарованию бармена, человек взял лишь несколько бутербродов и две бутылки молока и, ни на минуту не задерживаясь, выскочил за дверь. Мгновение спустя послышался шум отъезжающей машины.

А вскоре вошел еще один посетитель.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я — Странник. Скажите, вы не видели здесь человека… странного… как я?

— А, — сказал бармен. — Гонщик, что ли? Да вот только что…

— Он, — Странник торопливо кивнул. — Спасибо, я пойду.

…Гонщик мчался на полной скорости. Он вообще редко ездил медленно. Неожиданно вдали у обочины он увидел одинокую фигурку. Чуть притормозив, разглядел, что человек голосует.

— Садись! — крикнул Гонщик, открывая правую дверь.

— Спасибо, — улыбнулся человек и представился. — Я — Странник.

Гонщик кивнул и включил третью скорость.

— Долго идешь? — поинтересовался он.

— Долго. Скажи, а ты откуда?

— Из страны нашего Величайшего из Великих короля Льелиса, — Гонщик, как и полагалось, коснулся рукою лба.

Странник вдруг развернулся и сжал его плечо.

— Ты где-нибудь останавливался? — спросил он напряженно.

— Да, — удивленно ответил Гонщик. — Только что, в «Якоре».

Странник устало откинулся на спинку сиденья, сказал, с трудом разлепив губы:

— В стране Льелиса бунт. Первый Советник убит… Казнено больше тысячи человек.

Гонщик вывернул руль. Машина, взвизгнув, остановилась.

— Поезжай! — закричал Странник. — Не останавливайся! Езжай, ради Бога, я тебе сейчас все объясню! Да езжай же, черт тебя…

Гонщик рванул с места. Обернулся к Страннику.

— Что это значит?!

Странник обреченно махнул рукой, заговорил с лихорадочной быстротой.

— Я не знаю как, но ты связан с судьбой своей страны, а может, и не только своей. Я не знаю как, но…

В чистом голубом небе вдруг вспыхнула яркая звезда. Еще одна, еще. Дождь камней, раскаленных докрасна, изрешетил дорогу перед ними.

— Не останавливайся! — крикнул Странник. — Не останавливайся! Не…

Он упал на сиденье, сжав плечо, разбитое осколком.

— Езжай, — бормотнул он, и голова его свесилась на грудь.

Через несколько минут он очнулся.

— Ты понял? — он снова схватил Гонщика за плечо. — Ты должен ехать все время! Пока едешь — там, у вас… все спокойно… Если остановишься — конец… А мне… надо идти, может, я смогу что-то исправить… Только не останавливайся. Я спрыгну на ходу…

Гонщик не отвечал. Он сидел, напряженно глядя в одну точку, вцепившись в руль, крепко сжав зубы. Потом вдруг расслабился, кивнул.

Странник облегченно вздохнул.

Гонщик подвел автомобиль к обочине. Странник приоткрыл дверцу, готовясь прыгать, но вдруг обернулся и в упор взглянул на Гонщика. В глазах его дрогнула на миг застарелая тоска.

— Тебе не страшно? — тихо спросил Странник.

Гонщик спокойно посмотрел на него:

— Какая разница?

Странник прыгнул. Вскрикнул, приземлившись на раненую руку, прокатился по траве. Вскочил.

Машина Гонщика уже исчезла вдали. Странник с минуту смотрел ей вслед, потом вдруг рывком сомкнул руки над головой, скрипнув зубами от боли. Замер, потом, с трудом переведя дыхание, опустился в траву.

Он знал, что потерял много сил, но ни минуты не жалел о сделанном. Он подарил Гонщику одну из своих песен.

А Гонщик мчался вперед, и костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели от напряжения. На лбу выступил холодный пот.

Сначала ему показалось, что дорога вдруг порвалась перед ним, и теперь там зияет черная полоса широкой трещины. Он не успел затормозить и уже напрягся в ожидании падения, но машина спокойно пересекла препятствие, а когда Гонщик обернулся, никакой трещины не было и в помине. Потом его стали мучить кошмары. Потом громовой хохот раздался откуда-то с неба, но резко оборвался, словно смеявшийся прикусил язык. Гонщик не останавливался.

Вдруг в его голове зазвучал голос Странника.

— Гонщик, — говорил он. — Я… благодарен тебе. Клянусь, я сделаю все, что смогу. А пока… Эта песня будет для тебя…

Гонщик хмыкнул, пожал плечами. А Странник, легко тронув струны гитары, запел.

Пожалуй, песня Гонщику нравилась. Он слушал, не сбавляя скорости, не отрывая глаз от дороги впереди.