Ваклин и его верный конь - Русафов Георгий. Страница 37

— Вот так беда! — засмеялся Димчо.

— Еще бы не беда! — возразил рассказчик и продолжил: — Ну, наш царь пьян был, а пьяному известно — море по колено, не стал он у пса прощенья просить, а еще нарочно пнул его ногой в морду… Совсем рассердился гость, вскочил из-за стола и в тот же вечер уехал со всей своей свитой домой, в свое царство.

— Велика беда — рассердились гости! На сердитых воду возят, — еще веселее засмеялся Димчо. — Стоит ли из-за такого дела, дядя, всему народу нос вешать?

— Стой, парень, не спеши, — оборвал его хозяин. — Народ наш не так глуп, чтобы горевать оттого, что два пьяных царя повздорили! Да ты знаешь поговорку: паны дерутся, а у холопов чубы трещат?

— Знаю.

— Вот и у нас то же получается. Цари разругались, а народу горе!

— Почему?

— Несколько дней назад прислал соседний царь гонцов к нашему царю. Дескать, он готов простить обиду, нанесенную псу, если наш царь отдаст ему в жены свою дочь. А не даст дочери — пойдет он на нас войной, все царство разорит да спалит! Страшное дело, что и говорить. Наш же царь ни дочери не отдает, ни войска не собирает, чтобы врага встретить. Заперся со своими царедворцами в самой неприступной башне, ему и горя мало. Ясно тебе теперь, почему все носы повесили? Некому нас, парень, защитить. А сегодня прискакали гонцы, говорят, вражеское войско утром границу перешло, все села подряд разоряют да палят, всех встречных убивают. Как тут веселиться!

Услышал Димчо такие слова, попрощался поскорей с разговорчивым хозяином и побежал на главную площадь к царскому дворцу, где народу было больше всего. Там он набрал себе дружину из ста храбрых молодцов и велел всем вооружиться кизиловыми дубинками. Взяли молодцы коней из брошенных царских конюшен и помчались вихрем, не разбирая дороги, к границе, где бесчинствовали завоеватели…

Ехали они, ехали день, второй и третий. А на четвертый день к вечеру, когда на землю спускалась ночь, въехали на вершину высокого каменистого холма. Глянули вниз: у подножия холма горят большие костры, а вокруг снуют вооруженные до зубов воины.

Вот он, вражий стан!

Когда совсем стемнело, Димчо собрал свою дружину и тихо им молвил:

— Братцы, разделитесь на десять отрядов по десять человек и окружите вражеский лагерь со всех сторон… И помните, пока я не свистну три раза, голоса не подавать. А как подам сигнал, кричите во все горло: «Вперед, истребим врагов всех до одного!» Кто бросится бежать, тех не трогать — пусть себе возвращаются домой! А тех, кто станет сопротивляться, бить дубинками без пощады!

Молодцы Димчо окружили вражеский лагерь со всех сторон плотным кольцом, притаились и стали ждать сигнала своего предводителя. А Димчо в это время незаметно пробрался в неприятельский лагерь и подошел к самому большому костру, горевшему перед палаткой чужеземного царя.

Царь, опьяненный легкими победами над мирным населением, пировал со своими генералами и царедворцами, то и дело восклицая:

— В-вельможи! Ц-царе-дворцы! Желаю, чтобы были сражения! Подайте мне битву, увидите, каков у вас царь!

— Раз хочешь биться, выходи, ваше величество, померяемся силой! — громко сказал Димчо.

Царь мигом протрезвел. Огляделся по сторонам, увидел парня да как заревет во все горло:

— Эй ты, оборванец! Кто тебя пустил сюда? Здесь разрешается быть только моим царедворцам да прославленным генералам!

— Я здесь у себя дома, — спокойно отвечал Димчо. — А что тебе с твоей шайкой здесь, на чужой земле, надо?

Услышал это царь — позеленел от злости, обернулся к своей свите да как рявкнет:

— Чего стоите, точно пни! Сейчас же схватить этого оборванца и изжарить на огне, как барана! Немедленно, слышите!

Повскакала тут царская стража — верзилы один к одному. Засучили они рукава и двинулись на Димчо. А впереди семенил, пыхтя, толстый, как бочка царский маршал.

— Сию минуточку, ваше величество, сию минуточку собственными руками скручу этому оборванцу тощую шею и самолично зажарю на костре, — бормотал он.

Парень подождал, пока маршал подойдет поближе, вбил дубинку в землю, засучил рукава, нагнулся и схватил толстяка за короткие ножки. И не успел царь с приближенными опомниться, как Димчо раскрутил маршала над головой и швырнул прямо на уставленный яствами стол. Раздался крик, от которого у обступающих Димчо врагов кровь застыла в жилах, и они замерли на месте.

Растерялся тут царь, испугался. Потом вскочил, надул толстые щеки и трижды громко свистнул — позвал на помощь своих воинов. Но тут случилось такое, чего и сам Димчо не ожидал. Молодцы из его дружины, услышав свист царя, подумали, что это их предводитель дает сигнал, и закричали что есть духу:

— Впере-е-ед, братья! Истребим врагов всех до одного! Руби, коли!

Дружный их крик прогремел так зловеще, что можно было подумать, будто на стан напала тысяча дьяволов.

— Бежим, спасайтесь! — раздались испуганные голоса. — Не то нас всех перебьют!

Поднялась паника. Зазвенело брошенное оружие. Раздался топот множества бегущих ног… И когда утром взошло солнце, вражеский стан был пуст — ни воинов, ни царедворцев, ни вельмож. Все они позорно бежали, спасая свою шкуру. Не удалось спастись бегством только их повелителю, которого димчова дружина на рассвете нашла в пустой бочке.

— Пощади меня! — упал дрожащий царь в ноги Димчо. — Бери, что хочешь, все отдам, только не губи! Есть у меня груды золота, есть груды драгоценных камней, есть табуны быстроногих коней — все будет твое, даже любимого пса отдам, только будь милостив, даруй мне жизнь!..

— Все твои богатства достанутся тем, кого ты грабил, злодей! — вскричал Димчо. — А тебя не я буду судить, а сироты, которых ты лишил отцов, вдовы, которых ты лишил мужей. Берите его! Вяжите!

Тут подоспел народ из разоренных врагом городов и сел. Тысячи мужчин, женщин, стариков и детей. И каждый хотел поднести в подарок Димчо и его отважной дружине самое дорогое, что удалось спасти от ворогов. Каждый зазывал Димчо к себе в гости. Только Димчо провел в освобожденной стране всего девять дней и девять ночей. Он пил, ел и веселился, а на десятое утро распростился с народом и со своей верной дружиной, пожелал им отправить своего царя за темные леса, за высокие горы, и снова пустился в путь-дорогу…

Оставшись в одиночестве, Димчо первым делом посмотрел на перстень. Теперь он сверкал-переливался в лучах зари, но золотым еще не стал, еще не засиял на руке, словно звезда.

— Засияет, еще не конец земли, и дорога ведет дальше. Справлюсь с делом потруднее, и станет мой перстень золотым! — сказал себе парень и, беззаботно посвистывая, зашагал вперед.

А земля и вправду велика!

За каждым холмом открывалась новая долина, шире и просторнее предыдущей. А за каждой долиной возвышались новые горы, еще выше и круче. И сколько муки, сколько страданий и неволи было на прекрасной этой земле! Всюду радость была мала, как слезинка, а горе велико, как океан. Добро было робким, как серна, а алчность — ненасытной, как голодный волк. Много, много дела было всюду для Димчо…

Три года ходил парень по измученной земле.

Девять жестоких царей сверг он за это время. Без числа злодеев загнал за темные леса, за высокие горы. Одарил радостью народы, множества царств и государств. Много других добрых дел сделал. А железный перстень на правой его руке все еще оставался железным! Правда, к концу третьего года он блестел, как раскаленный уголь, от ржавчины давным-давно не было и следа, но железо оставалось железом!..

Стал Димчо терять терпение. Стал все чаще спрашивать себя:

— Когда же, наконец, найду я ту добродетель, о которой говорил старик, и вернусь домой к родимой матушке? Мало я разве добрых дел сотворил, что же мне еще нужно сделать?

Ему не терпелось увидеть свой перстень золотым, и в то же время в сердце его незаметно росла тоска по родному дому.

Ах, эта тоска по родному краю, сладкая мука по прекрасному уголку земли, где в первый раз ты сказал самое дорогое слово «мама», где все тебе кажется лучше самого дивного сна и волшебнее самой волшебной сказки, — у какого скитальца, отправившегося в чужие края искать счастья, не сжималось от нее сердце!