Ночные бродяги - Килворт Гарри. Страница 19

— А я буду Август, — сказал второй.

Баламут замотал головой:

— Ты не можешь быть Августом, это ведь месяц, а не день недели. Ты должен подобрать себе другую кличку. Среди анархистов принято, чтобы прозвища членов группы были связаны с днями недели.

— Ну ладно, тогда пусть будет Воскресенье.

— Нет, — вмешался его приятель. — Думаю, воскресенье не подойдет. Что ни говори, а это святой день.

— Но мы же анархисты, — возмутился Август-Воскресенье. — А стало быть, и атеисты, и не верим во всякие там святые дни.

— Я-то не верю, а вот моя мамочка верила, и я не хочу оскорбить ее память.

— Ладно, пускай тогда я буду Пятницей, — смирился желающий обрести кличку.

— Тебе не следует быть Пятницей, — снова выступил Баламут. — Пятницей называли человека-слугу. Но ты ведь вряд ли хочешь, чтобы тебя звали как лакея. Именно с такого рода вещами мы и боремся.

— Ну, тогда пусть Среда.

— Люди могут подумать, что ты член футбольной команды, — сказал его компаньон. — Или по крайней мере болельщик. Игры-то у нас происходят по средам.

— А Четверг?

— Слишком похоже на «четверть». Если кто-нибудь ослышится, когда ты представляешься, то решит, будто ты говоришь о времени. Например, четверть десятого. Или, еще хуже, школьная четверть!

Анархист не на шутку испугался:

— Но ведь уже и дней-то почти не осталось! Мне что же, так и ходить без имени? Уж пусть меня зовут Понедельник. Надеюсь, никто не станет возражать. Это не потревожит ни футбольных болельщиков, ни память твоей мамочки, ни каких-нибудь книжных героев, которых на необитаемом острове кому-то вздумалось назвать Пятницами?

— Понедельник подойдет, — согласился Баламут, он переглянулся с другим человеком и кивнул. — Да, будь отныне Понедельником.

— Отлично, рад, что я наконец-то вам угодил, — с облегчением выдохнул Понедельник.

Баламут перебрался через реку и встретился с двумя людьми в подземельях собора Святого Помпона. Оба мужчины были в черном — черные широкие балахоны, черные шляпы, черные ботинки. По стенам усыпальниц, расположенных в подземелье, двигались их не менее черные тени.

— Итак, товарищи анархисты, — начал Баламут, — можете ли вы посодействовать мне создать бомбу, мощности которой хватило бы, чтобы взорвать весь город?

— Все зависит от того, сколько людей и животных ты хочешь отправить на тот свет, — грубо сказал Суббота. — Если ты ответишь на этот вопрос, я скажу, сколько пороха понадобится для твоей бомбы и как его следует уложить, чтобы от взрыва все полетело вверх тормашками.

— Нет, я собираюсь уничтожить собственность, а убийства мне ни к чему. Я хочу, чтобы все вернулись к естественной жизни среди тенистых лесов и зеленых полей, чтобы никакое правительство не приказывало нам, что делать, а библиотекари не дурили бы нам головы.

Понедельник покачал головой, его шляпа соскользнула на затылок.

— Никого не убивать? Ну ты выдумал!

— Именно так и должно быть. Как только бомба окажется на месте, я объявлю о ней, и все покинут город.

— А что если они найдут ее и обезвредят? — спросил Суббота. — Я бы на их месте именно так и поступил.

— А мы скажем, что у них всего десять минут в запасе — только на то, чтобы убежать из города.

— Такое может сработать, — согласился Понедельник. — Особенно если объявить, что иначе их всех разорвет в клочья. Не знаю, как на зверей, но на людей подобные угрозы всегда производят впечатление.

— А если они не уйдут? — настаивал Суббота.

— Тогда, — объявил Баламут, — я потушу фитиль.

— Если ты это сделаешь, — заметил Понедельник, — к тебе потеряют доверие. Больше никто не станет верить анархисту, который обещает взорвать бомбу, а потом не делает этого. Тебе придется расстаться с черной одеждой и снова носить обычные брюки, плащ и жилет. И в кругу анархистов тебя станут презирать.

— Я и так ношу обычную одежду, — возразил Баламут, — это вы, люди, одеваетесь в черное. И давайте ближе к делу. Что вы скажете о порохе? Вы сумеете достать столько, сколько нужно?

— Понадобится семнадцать бочек. Их нужно сложить в одном месте где-нибудь под землей, и можно не сомневаться — все взлетит на воздух. — Подумав, он добавил: — Мне всегда было интересно, как это будет выглядеть.

— Меня никогда особенно не интересовало, на сколько клочков разорвет горожан или куда именно все взлетит, — сообщил Баламут. — Я просто хочу, чтобы все получилось как надо.

— Так и будет, — заверил его Суббота. — Порох у нас сухой и очень качественный.

— А где он?

— А где деньги? — усмехнулся Понедельник нетерпению Баламута.

Ласка ответил недоверчивым взглядом. Как бы эти двое ни притворялись анархистами и убийцами, но больше всего их интересовали деньги. Что и говорить, сам Баламут предпочел бы иметь дело с такими же, как он сам, идеалистами, которые хотят перевернуть мир, а не с людьми, мечтающими услышать звон монет в кошельке.

— Деньги при мне.

— Ну а порох тоже здесь.

Сделка состоялась, и, получив деньги, люди, выкатив из соседнего подземелья ровно семнадцать бочек, отправились восвояси.

— Эй! — крикнул Баламут им вслед. — Подождите! Суббота!

Понедельник повернулся, думая, что Баламут хочет назначить на этот день следующую встречу.

— Я не смогу, — ответил он, и его слова эхом отразились от стен усыпальницы. — Никак.

Баламут, в свою очередь, решил, что у человека что-то случилось со спиной или с ногами, поэтому он и не может.

— Ну а понедельник?

— И в понедельник я занят, — ответил Суббота. — Иду к зубному врачу.

— Да при чем здесь это? — взревел Баламут. — Я говорю совсем о другом!

Людям не очень понравился тон ласки. К тому же усыпальница — не самое лучшее место для заключения сделок. Если уж встречаешься в таком месте, то лучше проявлять уважение друг к другу, а то, кто знает, вдруг мертвецы поднимутся из своих могил и сотворят что-нибудь с нарушителями их покоя.

— Ладно, вторник подойдет, — мрачно сказал Суббота.

— Куда это я подойду? — удивился Баламут.

— Откуда нам знать? — возмутился Понедельник. — Мы говорим о том что мы можем сделать, а что нет.

— Я же не прошу вас зажигать фитиль! Просто помогите мне переправить бочки на тот берег! — воскликнул Баламут.

— Так что же ты сразу об этом не сказал? — проворчал Суббота. — Надо было так и объяснить вместо того, чтобы назначать какие-то встречи!

Для Баламута бочки были огромными, почти такими же огромными, как и сами люди. Ему нужна была помощь, чтобы подкатить их к зарешеченному окну, которое выходило прямо на реку. Люди подняли решетку и подозвали лодочника. Им оказался не кто иной, как наш знакомый — выдра Возила. Он подплыл поближе и осведомился:

— Что надо?

— Нужно перевезти эти бочки на другую сторону реки, — пояснил Баламут. — Так что греби сюда и помоги нам.

Выдра покачал головой:

— Сначала скажите, что в бочках. Селедку я перевозить не стану. У меня от нее вся лодка провоняет.

— Нет там никакой селедки, — нетерпеливо бросил Баламут.

— А что там?

— Перец. Всего лишь черный перец.

— Так, говорите, черный перец? — все еще недоверчиво переспросил Возила. — А они большие, эти бочки. Я смогу перевозить по одной. И на что вам столько черного перца?

— А тебе что за дело? — прорычал один из людей в черном. — Просто с корабля по ошибке сгрузили их на другом берегу.

— Ага, и прямо в усыпальницу, — саркастически продолжил Возила. — Решили порадовать мертвецов, чтобы они проперчились хорошенько.

— Нет, просто ошиблись немножко, — пробормотал Баламут. — Ошиблись, вот и все. А мы перетащили эти бочки сюда — поближе к реке, чтобы легче было грузить. Так ты собираешься нам помочь? Ну давай, а то мы тут провозимся еще три дня.

— Ладно, плата — по монете с бочонка.

— Что? — завопил Баламут, но, опомнившись, быстренько сбавил тон — поблизости не было видно ни единой лодки. — Ладно, пускай будет шиллинг за бочку. Хотя это, конечно, грабеж. А теперь подводи лодку ближе, и мы спустим бочку.