Робот и бабочка - Жилинскайте Витауте Юргисовна. Страница 19

Однако больше всего поразил присутствующих сувенир, украшавший саму путешественницу. Нет, такой необыкновенной вещицы никто в жизни не видывал! Это была щеточка искусственных ресниц, приклеенная к веку правого Машкиного глаза. Второй такой щеточки у Машки, к сожалению, не было, поэтому спереди ее мордочка выглядела довольно смешно: один круглый черный глаз торчал, как у всех мышей, а другой будто прятался под густым опахалом. Однако когда мышка Машка поворачивалась к зрителям правым профилем, она становилась просто неотразимой. Крыса Беатриса даже зажмурилась, представив себе эту роскошь над своим безбровым, безресничным черным глазом — ох, ох, приятельницы крысы все коготки себе от зависти изгрызли бы!

— Ждем ваших впечатлений, — повторил Мудрый Мыш.

Мышка Машка кивнула, скрестила на груди лапки и скромно потупилась. Теперь ресницы, как веер, прикрыли ее правую щеку, и когда она захотела вновь глянуть в зал, веко оказалось не в силах поднять такую тяжесть, и мышке Машке пришлось открывать правый глаз лапкой.

— Итак, мои впечатления… — задумчиво начала она. — Скажу честно, впечатления мои… просто невозможно выразить!… Ах! — Она прищелкнула язычком. — Впечатлений так много, что я не нахожу слов… не знаю, с чего и начать…

— Коли не знаешь, так чего ж лезешь выступать? — хмыкнула Беатриса.

Мышки просто обомлели от ее грубости. Председатель Клуба совсем уж было собрался попросить грубиянку выйти вон, но как выгонишь, если она — хозяйка норы? Поэтому он промолчал, а щеточка ресниц над правым глазом мышки Машки задрожала от обиды, как крыло раненой птицы.

Наконец, после продолжительного неловкого молчания, нарушаемого лишь хрустом разгрызаемых Беатрисой горошин, мышка Машка взяла себя в руки, выпрямилась и грациозным жестом вновь подняла опустившуюся щеточку ресниц.

— Что ж, буду рассказывать по порядку, — кротким голоском, в котором еще слышались нотки обиды, проговорила она. — Мои впечатления начались поздним утром. В то памятное утро я и не предполагала, что меня ждет трудное и опасное путешествие. Я даже не успела еще сгрызть свою утреннюю шкварку, почистить шубку, помыть лапки, ничего не успела: все случилось так нелепо и так неожиданно, что у меня не хватает слов… то есть хватает, — спохватилась Машка, с опаской покосившись на крысу. — Началось это, когда я преспокойно дремала в гостиной за сервантом. И вдруг на меня со страшным ревом надвинулась огромная щетинистая пасть. Я и пискнуть не успела, как уже вниз головой неслась по длинному, узкому туннелю. Меня засосал ураганный ветер, который, сколько я знаю, участники дальних плаваний именуют не меньше, чем девятибалльным… Не помню, сколько времени продолжался этот мой ужасный полет — может, минуту, а может, целую неделю, однако в конце концов меня швырнуло на что-то твердое и я лишилась чувств. Когда очнулась, рев уже прекратился, вокруг царила жуткая звенящая тишина. Я поднялась, ощупала себя — все ли косточки целы, помассировала затекшие лапки и огляделась. Передо мной расстилались просторы неисследованной, таинственной страны Пылесосии, говоря по-научному, белое пятно на нашей мышиной карте… С дрожью в сердце подумала я, что до сих пор сюда не ступала еще ни одна мышиная нога, а если и ступала, то ее владелица не возвращалась обратно и ни с кем не делилась своими впечатлениями. При мысли об этом меня охватила торжественная дрожь и одновременно неутолимая и непреоборимая жажда приключений…

— Врушка-хвальбушка! — громко перебила ее крыса. Присутствующие с возмущением повернулись к нахалке спинами, а она знай себе грызет горох, даже слюна брызжет.

— Я, — всхлипнула мышка Машка, — я не могу делиться своими впечатлениями, когда меня так бесцеремонно перебивают…

И из-под длинных искусственных ресниц выкатилась настоящая маленькая слезинка.

Председатель Мудрый Мыш потерял терпение и так грохнул по столу маковой головкой, что та раскололась и из нее посыпались тысячи крохотных зернышек. Беатриса, кажется, только того и дожидалась: она мигом сгребла зернышки и затолкала их себе за щеки, которые и без того чуть не лопались от гороха.

— Послушайте, Беатриса! — строго и важно обратился к крысе председатель. — За нору вы получили сполна и поэтому попрошу не нарушать этических норм.

— Ладно, ладно, подавитесь своими впечатлениями, молчу, пусть мелет дальше, — примирительно пробормотала крыса. Ее несколько обескуражили непонятные слова «этические нормы»: а вдруг это что-нибудь страшное, вроде мышьяка? Нарушишь их, а они захлопнутся, как крысоловка. Страшно. Как знать, эти книжные грызуны все что угодно могут придумать. Поэтому Беатриса улеглась спиной к сцене, мотнув перед путешественницей своим длинным голым хвостом, на котором до той поры преспокойно восседала целая дюжина мышат. Теперь все они кувырком скатились вниз.

— Прошу продолжать, — вежливо обратился председатель к мышке Машке. — Рассказывайте дальше, надеюсь, никто вам больше не помешает.

— Просим, просим, — хором поддержали мышки. — Нам чрезвычайно интересны ваши впечатления.

Один из мышат, сидевший ближе всех к макаронной коробке, вскарабкался на сцену и помог расстроенной путешественнице приподнять вновь упавшую на глаз щеточку ресниц.

— Дальше… мои впечатления… — промямлила мышка Машка. — Мои впечатления… дальше… впечатления…

Запнулась и умолкла. Только теперь она спохватилась, что рассказывать-то ей, честно признаться, больше нечего. На самом деле в стране Пылесосии было пыльно и абсолютно темно. Ничего интересного. И вдобавок эта хваленая Пылесосия оказалась такой крошечной, что она смогла обежать ее кругом в одно мгновение. Но… но если она выложит правду, как будут разочарованы слушатели, жадно внимающие ее рассказу. А Беатриса? Она же лопнет от смеха… Ишь, как бесцеремонно развалилась спиной к сцене. Ни стыда, ни совести…

— Впечатления… — собралась с духом и вновь забормотала мышка Машка, — впечатления мои необычайно необыкновенные… Значит, так, шла я, шла, шла и шла… но, сколько ни шла, а конца Пылесосии все не было и не было…

Выговорив это, Машка поняла, что теперь деваться ей некуда: придется выдумывать дальше. И мышка Машка стала припоминать всякую всячину и чем больше плела, тем складнее получалось: недаром сгрызла она за свою жизнь сотни книг — разных сказок, сборников приключений и даже энциклопедий.

— Шла, значит, я и шла… встречались на моем пути высокие горы, непроходимые джунгли, довелось скользить по ледяным пустыням. И вдруг очутилась на берегу бескрайнего клокочущего океана. Как перебраться через него? К счастью, на берегу росли могучие деревья, отгрызла я несколько веточек, связала из них плот, пальмовый лист заменил мне парус, и на таком самодельном кораблике пустилась в плаванье по необъятным океанским просторам. Однажды чуть не цапнула меня за хвост хищная акула, в другой раз выскочила из волн хищная барракуда и откусила половину паруса, как-то налетел тайфун, перевернул плот, меня подхватил и понес страшный девятый вал…

— Ах! — в ужасе замерли слушатели.

— Однако судьба была благосклонной: девятый вал выбросил меня на незнакомый дикий мыс, — сыпала мышка Машка свои впечатления, почерпнутые из книг серии «Мир приключений», которая как-то попала ей в зубы. — Когда огромная волна отхлынула, я пришла в себя, высушила одежду… то есть шкурку, — быстро поправилась она, — и заспешила к маячившим на горизонте скалистым вершинам. Только вдруг вижу: скачет навстречу мне страшилище с львиной гривой, бульдожьей пастью, кошачьими когтями и отвратительным голым хвостом…

— Хи-хи-хи, — понимающе захихикали мышки, хитро поглядывая на хвост крысы Беатрисы. Та почувствовала что-то неладное, но не уловила, в чем дело.

— Гибель казалась неизбежной, — все бойче тараторила мышка Машка, — однако в последний момент мне удалось юркнуть в расщелину. Чудище не отступило: желая схватить и проглотить меня, оно сунуло в расщелину свою лапу с острыми, как сабли, кошачьими когтями. Меня ждала неминуемая гибель, но я не растерялась! Что было сил вцепилась в один из когтей и отломила его. Вот он! — Путешественница вытащила из корзинки обломок настоящего кошачьего когтя и торжественно подняла над головой.