Литературный журнал «Кляп» - Автор неизвестен. Страница 5
– Это я, дядя Володя, Саша! Где ты?
Как это ни странно, но я не хотел быть машинистом. Папа очень уставал, мы редко виделись. Он говорил, что ему мало платят за тот объём работы, но никогда не говорил сколько. Он никогда не жаловался. «У тебя слишком гордый отец» – так мне сказала мама.
– Где ты? Саша вернись, ты не один. Машинисты в среднем работают 10-12 лет – потом уходят. Пенсионный возраст для машиниста составляет 55 лет. Средняя заработная плата – 50 тысяч рублей в месяц. В день машинист работает примерно 8 часов и за это время перевозит около 10 тысяч пассажиров. Машинист не отдыхает по праздникам и выходным дням. Машинист может закрывать двери только после фразы «Осторожно, двери закрываются» Машинисту разрешается курить в кабине. Но мой отец никогда не курил.
***
Он никогда не задерживался на работе больше чем на два-три дня. Но если он задерживался – он звонил мне и говорил, «Завтра, я обязательно к тебе выберусь, мой маленький пират». Он никогда не врал. Но в тот ясный день он не позвонил. И телефон его никто не брал. Я спросил у мамы «Где папа?» Она подошла ко мне и сказала «Пойдём».
Однажды я вернулся из школы раньше времени, и застал в доме неизвестного мужчину. Мама познакомила меня с ним. «Знакомься, это дядя Володя, это мой друг» Отец никогда не врал мне. Я ушёл к себе комнату.
Дядя Володя стал жить с нами. Мама купила мне мобильный телефон, потому что мама не могла меня забирать из школы в рабочие дни, потому что в мамины рабочие дни папа не мог меня забирать из школы, потому что папы не было. Мама любила меня. Она сказала «Забей номер дяди Володи в телефон». Я ответил «Хорошо». Отец никогда не врал. А я врал.
Я ничего не знал о дяде Володе. Разве что он любил выпить. Как-то раз он был пьяным и сказал мне «Ты же мне как сын» Отец никогда не врал мне. А однажды дядя Володя привёл нас мамой в ресторан и, держа в руке рюмку, сказал «Я очень люблю твою маму и хочу сделать ей предложение». Я вышел из-за стола, дошёл до туалета, и меня стошнило.
Прошёл год. Я по-прежнему отказывался ездить в метро, изучал наземные маршруты. Автобус, троллейбус, трамвай, но не метро. Не метро.
В тот ясный день мама отвела меня в лес, к муравейнику, который мы с трудом отыскали. Мы стояли, наклонившись буквой Г, и наблюдали, как муравьи перетаскивают веточки и яйца из норки в норку. Мама сказала «Саша, папа очень устал. Папа больше не придёт домой». Я наступил ногой в муравейник и вдавил ещё сильнее в землю. Десятки маленьких насекомых побежали по мне вверх. Я стряхнул их рукой. Мама обняла меня и впитала. Мама любила меня.
***
В то утро я проснулся от телефонного звонка. Очень болела шея, я весь продрог. Звонил дядя Володя. Я знал его телефон наизусть, потому что на экране высвечивались цифры вместо «Дядя Володя».
– Алло.
– Алло. Кто это?
– Это я, дядя Володя.
– …
– Саша, где ты?
Я на одной из ста восьмидесяти станций московского метрополитена, и я собираюсь прыгнуть под поезд, дядя Володя. Моего отца, который никогда не врал мне, убил метрополитен. Он проработал здесь 15 лет, десять из которых мне его не хватало. Он любил море. Он развозил 3 миллиона пассажиров в год, а за свою жизнь перевёз их около 50 миллионов. И он умер. Его нет. Мою мать, которая любила меня, убил метрополитен. Какая-то женщина столкнула её на станции под стоящий поезд и даже не обернулась. И все, кто находился рядом и смотрел – даже не помог ей выбраться. Она застряла. И через какое-то время поезд тронулся, по сигналу диспетчера, потому что машинист работает в команде. Когда поезд ушёл, люди встали у края платформы, наклонившись буквой Г, и наблюдали. Это видео обошло весь интернет и центральные телеканалы. Дядя Володя, 50 миллионов людей видели смерть моей матери и продолжают смотреть, как она умирала.
Дядя Володя, мне 12 лет, и у меня никого не осталось. Я слышу как подъезжает поезд, точнее – состав метро. Я сыграю в игру: успею я или не успею зажмуриться в последнюю секунду.
***
Спустя десять лет.
Я ехал в метро по фиолетовой ветке вверх до Планерной. Напротив меня сидел грязный и замшелый бродяга. Его нельзя было назвать бомжом, он выглядел культурным и бритым. На его ногах лежали жёлтые и красные тюльпаны, он придерживал их тёмной рукой и никого не замечал. Меня поразила эта картина.
Мы вместе доехали до Планерной и сели в один автобус. Мы сидели рядом, он почувствовал рукавом моё любопытство и сказал: «Это для моей жены, у неё сегодня день рождения».
Мы вышли с бродягой из автобуса на одной остановке и дошли до кладбища. Он положил красные тюльпаны на могилу моей матери, а жёлтые на могилу моего отца. Дядя Володя.
***
Ведь в тот день я вернулся домой, я хотел броситься в твою чужую, пропахшую потом грудь и обнять тебя. Но тебя уже не было. Ты ушёл. Я ждал. Ты оставил все вещи. А я ждал. Ты оставил меня одного. Ты ушёл, ты так и не вернулся.
Игорь Иванов
Еврейские судьбы
Он был одинок. И это одиночество угнетало его. Он страдал , думая, что все забыли о нем. Новые жильцы не помнили его молодым, они даже не подозревали о пережитых за его долгую жизнь событиях, они не знали, да и не хотели знать, что мог поведать им он СТАРЫЙ ДВОР. Мы с ним сразу договорились, что будем рассказывать только о том, что видели и слышали сами. А помнишь? - начал СТАРЫЙ ДВОР. И я вспомнил:
Вот здесь, посреди двора стоял импровизированный стол. На нем было много разной снеди – каждый принес, что мог. Спиртное купили вскладчину. За столом сидели все соседи. Они были радостны, оживлены, со смехом вспоминали события дня.
Дворничиха Варя, опрокинув рюмку, кричала тете Фире: «Фира, если мы все будем рыть окопы так, как ты, то немцы и до Москвы доберутся»
- Ты за собой смотри, а то много командуешь. Мы копаем, а ты больше кричишь. - А может, правы немцы. Вот что они пишут в своих листовках, - сапожник Самуил Львович достал из кармана листовку и начал читать: «Дамочки, гражданочки, не копайте ямочки, все равно наши таночки перейдут ваши ямочки!»
- Где вы это взяли? – Варя сурово смотрела на старого сапожника.
- Да все окопы немцы закидали с немецких самолетов.
- Их же приказано собирать и сдавать милиции.
- А милиция их по двадцать копеек продает. Я и купил.
Ночью Самуила Львовича арестовали . Когда в город вошли немцы, он объявился. И всем доказывал, что «немцы культурная нация» и не могут расстреливать евреев еще и потому, что язык немецкий очень похож на язык, на котором разговаривали наши евреи.
Но вернемся к событиям того времени, когда город готовился к обороне от супостата. В нашем дворе жили в основном русские и несколько еврейских семей. Когда к городу стали подходить немецкие войска, всех жителей, как тогда говорили, «выгоняли на окопы». Женщины, дети, старики, рыли окопы и противотанковые рвы, в надежде, что это поможет и «три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой» не пустят проклятого врага в родной город.
После «окопов» организовывались коллективные обеды, во время которых обсуждались злободневные вопросы.
Каждый вечер город бомбили. Немцы бомбили вокзал, а на город бросали пустые бочки из – под бензина с пробитыми в них отверстиями, они выли, наводя ужас на жителей. В нашем дворе был большой общий балкон, на который выходили двери квартир. Несмотря на вой летящих с громадной высоты бочек, все жители выходили , следили за небом, за тем, как наши ловили немецкие самолеты в перекрестья прожекторных лучей и когда зенитки сбивали самолет, все дружно кричали «УРА!».
СТАРЫЙ ДВОР напомнил мне еще один эпизод, связанный с моей мамой. Надо сказать, что она была абсолютно неграмотным человеком. Не умела ни читать, ни писать. Зато была великолепная швея и в совершенстве владела языком, на которм общались соседи – евреи. Все евреи были ее друзьями и называли ее «мадам Иванова».
Однажды я заболел и мы не вышли смотреть в небо во время бомбежки. Мало того, я «сходил» в ведро, а мать выставила его на общий балкон, на котором торчали все соседи – зрители воздушных боев. Минут через двадцать в окно нашей квартиры начали стучать и требовать: «Мадам Иванова, уберите кал». Но мадам кал убирать не стала и на утро разразился скандал на тему: « Тут, понимаешь, фашисты бомбят, а вы кал таки не убираете».