Тыквенное семечко - Шипилова Инесса Борисовна. Страница 14

Тюса смущенно поправила съехавший набок фонарик и стала разглядывать ливнасов.

— Я — Зак, — сказал один из них, — а это — Гомза и Шима.

— Герментюса! — кикиморка пожала им всем по очереди руки.

— Мне сегодня будут вручать меч, — важно сказал Зак, вздернув подбородок.

— А я сегодня переехала, — с не меньшим пафосом заявила Тюса, выставив вперед ножку. — У меня началась самостоятельная жизнь, где никто со мной нянчиться не будет, — перефразировала она свою бабушку.

— Вот это да! — Шима восхищенно смотрела на Тюсу. — Я бы так не смогла, мне нравится, когда со мной нянчатся.

— Мы живем в дубах у озера, приходи к нам в гости, — Гомза смущенно разглядывал свой ботинок.

— А в вашем озере клад есть? — серьезно спросила кикиморка.

Ливнасы молча переглянулись.

— Не слышали мы ни о каких кладах, — Зак безуспешно пытался смотреть свысока на кикиморку, которая была выше его на пол головы.

— Да кто же об этом трезвонить станет! — Тюса деловито подбоченилась и перешла на шепот, — один старый Лиходел, ну о-о-очень богатый дяденька, долго не знал, что ему делать со своим богатством. Оно уже просто в дом его не помещалось. И придумал. Золото с драгоценными камнями на дне озер попрятал, а бумажные деньги сложил в мешок, и стал с ним разгуливать.

— Ой, ну ты скажешь! — Зак рассмеялся во весь голос. — Кто же будет разгуливать с таким богатством? Да и потом, если бы в озере был клад, то Зеленыч его нашел бы первым, — он снисходительно посмотрел на Тюсу, как смотрят обычно на тяжелобольных.

— У богатых свои причуды, — заявила кикиморка с видом знатока и облизала сладкий палец. — Я вот, когда разбогатею, устрою алмазный дождь.

Шима восторженно вскрикнула.

— Не забудь перед этим меня позвать, — Зак хмыкнул, и, поправив ремень, важно заявил Гомзе и Шиме:

— Нам пора на дерево, скоро начало.

Он сухо кивнул кикиморке и повел ребят в сторону большой сосны.

Кикиморка смотрела им в след, скрестив руки на груди.

— Отчего же не позвать, — тихо сказала она самой себе, — непременно позову.

В этот момент грянула музыка — музыканты заиграли гимн ливнасов. Это означало, что пора было занимать места: праздник начинается. Ливнасы стали рассаживаться по веткам многочисленных деревьев вдоль поляны. Фло и Астор жестами звали ребят присоединиться к остальным. Они сидели на большой сосне, недалеко от центрального входа.

— Пошли с нами, Вурзель, — Шима вцепилась в рукав ливнаса и потащила его за собой. Ливнасы расселись по веткам, внизу на земле разместились водяные, лешие и лесные карлики.

Гомза огляделся по сторонам. Повсюду царило радостное оживление. На соседней сосне он увидел ливнаса в костюме мухомора. У него слетела красная в белый горошек шапочка и повисла на нижней ветке. Ливнас повис вниз головой, стараясь достать свой головной убор. Вылитый Рукс, подумал Гомза, и уже открыл рот, чтобы сказать об этом Шиме, но музыка смолкла, и он отчетливо услышал громкий голос Хильданы, которая перед этим видимо, пыталась ее перекричать.

— …не поздно. Уж лучше жить в болотном кусте, чем такой позор!

Сидящие рядом повернули к ней головы, и Хильдана, которая очень не любила привлекать к себе внимание, стала пунцовой.

В этот момент в глубине леса протрубил рог, и толпа возликовала, приветствуя короля и королеву. Послышался отдаленный звон бубенчиков, и на центральной тропинке показались всадники на лошадях. Королевская свита проехала к центру поляны, где их ждали почетные места, всадники спешились и стали рассаживаться. Короля и королеву ждали два пажа в маленьких беретиках, украшенных позолоченными шишечками. Они торжественно провели почетных гостей к двум тронам. Но прежде чем сесть, король с королевой подошли к тутовнику и привязали к его ветке ленточки торкса.

Королева Эмирамиль была одета в белое платье из торкса лилии. Сверху платья был повязан плащ из тонкой ажурной ткани серебристого цвета. На голове сверкала корона, которая не затмевала, а лишь подчеркивала ее красоту. Король приветственно поднял руку — праздник Большого дерева начался.

На большую поляну, поправляя свой бархатный камзол, вышел ливнас со свернутым пергаментом в руке. Он почтительно поклонился королю и королеве и вскарабкался на большой валун. Праздник как всегда открывал глава леса Тилиан. На правой стороне его камзола поблескивали два золотых липовых листика, подвешенные на шелковом шнурке, — его заслуги, отмеченные королем. Он обвел взглядом затаивших дыхание зрителей и торжественно произнес:

— Праздник Большого дерева объявляется открытым!

Зрители радостно закричали, повсюду стали взрываться хлопушки.

— Я тебя последний раз спрашиваю, ты уверена, что потом не пожалеешь? — Хильдана дернула Олесс за рукав. — Будешь потом локти кусать, да поздно будет!

Олесс почувствовала, что внутри у нее закипает смесь ярости и негодования. На сцене выступал ее любимый ансамбль скрипачей, но как ни странно, сейчас они вызывали в ней раздражение. Вон солист как из кожи вон лезет, головой трясет, вот-вот смычок поломает. И музыка, столь любимая ею, сейчас кажется отвратительной какофонией. Олесс опустила глаза и сильнее вцепилась в ветку сосны.

— И отвечай, когда мать с тобой разговаривает! — Услышала она у себя над ухом злобный шепот Хильданы.

Скрипачи дружно грянули аккорд увертюры, грациозно взмахнув смычками.

Олесс резко встала и быстро направилась к выходу. Она мельком увидела недоуменное лицо отца, смеющиеся лица в масках, качающиеся гирлянды фонарей, грязные ботинки какого-то ливнаса. Воздух вдруг стал густым и вязким, девушке казалось, что она с трудом передвигается в нем. Все это было похоже на кошмарный сон, из которого она никак не могла выбраться. Олесс чуть не перевернула лоток, который несла наряженная водяная, и быстро побежала в сторону дома. Ей хотелось оказаться как можно дальше от шума и посторонних глаз. Девушка свернула с тропы и пустилась наутек через густой кустарник шиповника. Ветки больно ободрали руку, но Олесс даже не обратила на это внимания. Добежав до высокого ельника, она споткнулась о большую гнилую ветку, растянувшись во весь рост. Она уткнулась лицом во влажную землю, услышав треск рвущейся ткани. В нос ударил резкий запах хвои. Девушка почувствовала, что ее левая рука погрузилась в прохладную лужу недавно растаявшего снега. Несколько минут она лежала неподвижно, и ее не покидало ощущение, что у нее в голове было что-то наподобие детского калейдоскопа, с цветными стеклышками. Этот калейдоскоп показывал ей всегда один и тот же узор. А теперь его хорошенько встряхнули, и картинка стала совершенно другой. Олесс всматривалась в темноту, в которой лишь слабо различались верхушки елей. Затем медленно поднялась, стряхивая с себя прилипшие хвойные иголки. Волосы рассыпались по плечам — где-то здесь на земле должна быть оброненная заколка. Олесс присела на корточки и пошарила руками вокруг себя.

— И что же мы тут ищем? Постойте, постойте, не говорите, дайте, я сам угадаю…

Олесс вздрогнула и резко повернула голову в сторону темного силуэта, вынырнувшего из густых елок.

— Наша красотка, наверное, потеряла свою честь… — говоривший расхохотался, и в этом хриплом повизгивающем хохоте Олесс узнала Нисса.

Он вышел прихрамывая на полянку, скрестив руки на груди и криво ухмыляясь.

— Не далековато ли ты, Олесс, от поляны? Сейчас там дары раздавать будут, а ты тут по грибочки пошла?

— Тебе то что за дело? — сердито ответила девушка, потирая ушибленную руку. Она покосилась на разорванный подол платья, обнаживший ее бледные коленки, и пнула ногой шишку.

Нисс склонил голову набок, почесывая подбородок.

— А такое дело, моя принцесса, — нараспев проговорил он, сощурив глаза, — что у меня к тебе предложение…

Он выжидающе смотрел на Олесс, ожидая ее реакции. Но та целиком была поглощена своим туалетом, который находился в удручающем состоянии.

— Предложение… — многозначительно повторил Нисс, — руки и сердца!