Человек-Горошина и Простак - Шаров Александр. Страница 11

Волшебный ключик

Все оказалось еще сложнее, чем я предполагал. Ключ от часов был прикреплен к стальной цепочке кольцом, закрытым на замок. Я заплакал от бессилия.

Слышны были частые удары ломов о лед. Еще немного, человечки освободят Турропуто из ледяного плена. Тогда побег станет невозможным. Зажав уши ладонями, я говорил себе:

"Думай, пока не поздно! Что сделали бы на твоем месте Ахумдус и Магистр? Как бы поступил метр Ганзелиус?"

И вдруг я не припомнил, а будто услышал голос Учителя:

Когда твоя матушка смотрела и смотрела на ключик, пока не закрылись ее глаза, и загадывала одно-единственное желание — пусть в самую трудную минуту он спасет ее сына, тогда ключик стал волшебным…

Волшебный ключик! Как можно было забыть о нем!

Балансируя на скользкой цепочке, я добрался до замка. Я так волновался, что даже не смог сразу вставить ключик в замочную скважину. Потом кольцо разомкнулось, цепочка выскользнула из-под ног, и я чуть было не полетел в пропасть.

О том, что было дальше, можно не вспоминать. Не произошло ничего необычного. Удивительно было только то, как все мне удавалось в ту ночь: ведь я человек невезучий.

Я обмотал веревочку вокруг пояса и привязал к одному ее концу ключ от часов, а к другому — уголек. Турропуто был весь увешан значками, медалями, перепоясан орденскими лентами. И колдунское тщеславие очень пригодилось. Перепрыгивая с медали на медаль, я без труда добрался до плеча Турропуто, а оттуда вскарабкался на его шляпу.

До вершины ледяного купола моей тюрьмы было совсем близко. Устроившись поудобнее, я стал изо всех сил раскручивать веревочку с угольком. Уголек, думал я, как огненный нож прорежет лед, откроются ворота на свободу, и тогда… Тогда я уж найду способ убежать!

Вот мой славный уголек коснулся ледяного купола и точно, как циркуль, прочертил круг. С каждой секундой он глубже уходил в ледяную броню. Плавясь и разрываясь, лед как бы стонал. "Колдун может услышать странные звуки, и конец всему!" — испугался я. Но недаром Учитель говорил: "Злые колдуны так громко кричат, что слышат только самих себя".

Блеснула полоска черного ночного неба и на ней яркая-преяркая звездочка. Плавно изгибаясь, полоска неба удлинялась и удлинялась. Скрежет льда стал таким пронзительным, что Турропуто замолк на полуслове. В высоте открылся круг звездного неба, и одновременно я почувствовал страшный удар, от которого потерял сознание.

Очнулся я от легкого ветерка, обвевающего лицо. Очень болела голова. С трудом открыл глаза и увидел Ахумдус. Она махала крылышками, как веером.

— Где мы? — спросил я.

— Наконец-то! — Ахумдус улыбнулась и перевела дыхание. — Успокойся. Ты на свободе. Я заметила уголек, мы с Магистром ухватились за веревочку и потащили — сначала показался ты, а за тобой — ключ.

Я лежал на тускло поблескивающем льду. Было жутко от того, что так близко Город Одинаковых Человечков, чуть было не ставший для меня вечной тюрьмой. Справа чернела круглая прорубь; через нее меня вытянули на волю. Оглядевшись, я увидел башню, аллею старых каштанов и ратушу. И увидел Магистра: высоко подпрыгивая, он спешил к часам.

— Как мы переволновались, пока ты был там, — жужжала Ахумдус. — Сколько раз я говорила, что тебе нельзя оставаться одному, пока ты так молод и еще не образовал свой ум. Но что нам советы друга, если природа наградила нас упрямым и строптивым характером…

Кажется, Ахумдус совсем забыла, почему я остался в одиночестве. Ну и пусть. "Забытая обида — мешок, сброшенный с плеч, обида, которую не прощаешь другу, — горб", — повторял Учитель.

— А где Турропуто?! — спросил я.

— Соскучился? — усмехнулась Ахумдус. — Льдина тебя, к счастью, только задела, а его так шарахнула по голове, что он не скоро очнется… Магистр просил нас поскорее разыскать Сильвера и Принцессу, — через минуту прожужжала Ахумдус. — Он очень беспокоится за их судьбу.

Мы поднялись в воздух. Я обернулся. Не было ни ледяного купола, ни Города Одинаковых Человечков. Они исчезли так же странно и внезапно, как и появились. А может быть, они стали невидимыми только для нас, обычных людей?!.

Глава пятая

ЕСЛИ ЛЮБИШЬ — СБУДЕТСЯ!

Под каштанами

У старых каштанов мы увидели Принцессу и Юношу. Ахумдус опустилась на лист дерева, прямо над ними.

Нет, они не говорили о любви и всяком таком, а спорили, почти ссорились.

На каштаны падала черная тень; может быть, поэтому Принцессе и Юноше было не до любовных признаний. Очень близко, всего в нескольких шагах землю озарял ласковый свет луны. Но тень медленно накатывалась на освещенное пространство.

— Скоро эта проклятая тень от часов, идущих в прошлое, зальет весь мир, если только Магистр… — тревожно жужжала Ахумдус.

— Холодно и темно, — грустно сказала Принцесса.

— Да, холодно и темно, ведь мы опять в Средних Веках, — отозвался Юноша.

— Завтра тебя снова поведут к Инквизитору?

— Да… завтра, — ответил Юноша.

— Бедный, глупый… И ты снова будешь повторять, что Земля вращается вокруг этого маленького Солнца?

— Да!

— И под пыткой?

— Что же другое я могу сказать? Ведь Коперник доказал, что это правда.

— Вздор… Вся улица, весь квартал, весь город знает, что это вздор, а ты твердишь свое, чтобы погубить меня и себя.

Юноша молчал, поникнув головой.

— Всем известно, — продолжала Принцесса, — Солнце восходит там, за фруктовым рынком. Тетушка Петра, которая лучше всех печет пироги с ревенем, рано утром проходила по яблочным рядам и видела, как это дурацкое Солнце дрыхнет под навесом. Тетушка Петра еще подумала: "Какое огромное красное яблоко", подняла его и уронила — оно было очень горячее! Ты же веришь тетушке Петре?!

Юноша молчал.

— А дядюшка Питер, Начальник Ночного Караула, проходил с дозором по берегу моря и увидел твое разлюбезное Солнышко, которое тебе дороже и меня и жизни. Оно напилось допьяна и валялось в неположенное время в неположенном месте — круглое, краснорожее. Дядюшка Питер наподдал его сапогом, и оно мигом скатилось за горизонт в море — даже не пикнуло. Ведь все должны подчиняться установленному порядку. Ты же веришь дядюшке Питеру?

— Все-таки… — начал было Юноша, но Принцесса не позволила ему договорить.

— И старый дядюшка Инквизитор так расстраивается, что ты перечишь ему и приходится тебя снова допрашивать. Ты должен сказать то, что тебе велят, то, во что верят все почтенные люди, даже если сам не веришь в это. Иначе я уйду от тебя. Я уйду от тебя навсегда.

Принцесса, не оборачиваясь, пошла прочь.

А Юноша стоял у скамьи под каштаном, словно снова окаменел. Он не плакал и не умолял, как сделал бы я и всякий другой, а только сказал вслед Принцессе со странной своей страдальческой гримасой:

— Две тысячи книг написано об одном старом докторе Фаусте, который продал душу дьяволу, чтобы все знать и все видеть. Почему же так мало книг о миллионах людей, которые продают душу дьяволу, чтобы ничего не знать и ничего не видеть?

Принцесса уходила все дальше, Ахумдус всполошилась.

— Что же, еще восемьсот лет ждать, пока они снова встретятся и снова поссорятся. Нет уж! — Она сердито взглянула на меня. — Какого дьявола ты глазеешь по сторонам вместо того, чтобы подлететь к Принцессе и велеть ей вернуться.

Я уже перестал обращать внимание на ее грубость и возможно спокойнее ответил:

— Во-первых, я не совсем беспристрастное лицо и мне было бы тяжело мирить Принцессу с Юношей, хотя, конечно, я желаю им счастья. И ты сама все время жужжишь, что я Простак; кто послушает простака?!

— Чепуха! — прямо-таки завопила Ахумдус, даже не дослушав меня. — Последний раз спрашиваю: ты так-таки не скажешь милой парочке, чтобы она поскорее выбралась из тени дьявольских часов? Ведь совсем рядом ясный лунный свет! Знаю я вашего брата сказочника. Уж вы найдете повод, чтобы с самым благородным видом остаться в стороне от драки.