Лилия и шиповник - Сомов Кирилл Григорьевич. Страница 29

Карета, в которой находились король и принц Филипп, остановилась поодаль, но под моросящий дождь никто выходить не стал, пока не был установлен шатер.

— Ваше Величество, у нас все готово, — подбежал к карете бравый полковник.

— Превосходно, — ответил Людовик, открыл дверь и шагнул прямо в мокрую траву. — Филипп, выходи, надо немного размяться, прежде чем прятаться в шатер — дорога была длинной.

Мальчик выпрыгнул из кареты и сделал несколько приседаний, разминая затекшие ноги. Над ним быстро растянули чей-то плащ, скрывая от дождя, но Филипп отмахнулся:

— Не надо, уберите! Мне хочется немного свежести.

Король с улыбкой наблюдал за сыном. Они о многом уже поговорили, пока добирались сюда, но сколько еще не высказано...

— Ну, хватит, Филипп, не хватало еще простудиться. Забирайся в шатер, пора устраиваться на ночлег.

Мальчик и правда немного продрог, потому прислушался к словам отца.

Вокруг сгустились сумерки, но ночная темнота еще не наступила. Были расставлены караулы по всем направлениям, зажглись костры. Влажное дерево потрескивало, и было больше дыма, чем огня.

Невдалеке послышался громкий окрик:

— Эй, стой! Кто идет? Стой, говорят тебе! Назовись!

В ответ послышалось невнятное бормотание таинственного путника. На шум подоспел начальник стражи и несколько солдат с мушкетами наперевес. Перед ними стоял промокший до нитки монах в коричневой рясе с опущенным на лицо капюшоном. Его лошадь была такой усталой и изможденной, словно ее не кормили со дня рождения.

Начальник стражи помчался с докладом к полковнику. Тот решил удостовериться лично и тоже расспросил монаха.

Выслушав, полковник отправился на доклад к королю. Лишь получив разрешение и проведя тщательный досмотр — не спрятано ли на теле тайного оружия — провел путника в шатер.

Король внимательно взглянул на входящего, затем отпустил стражу. В шатре остались лишь трое — монах, сам король и его младший сын, принц Филипп. Мальчик лежал на свеже-сколоченном топчане, пропахшем приторным смолистым запахом.

— Мир вам, государь! — склонился в низком поклоне монах.

— Здравствуй, брат мой, — ответствовал Людовик. — С чем ты пришел? Какие известия ты желаешь сообщить мне?

— Мной проделан долгий путь, государь. Я слишком устал, позволь мне присесть.

— О, да, несомненно. Возьми этот стул и придвинь его поближе.

Монах поднял изящный стул, привезенный вместе с шатрами в обозных телегах, придвинул его к столу, уставленному фруктами и виноградом.

Филипп следил за происходящим сквозь приподнятые веки, но делал вид, что задремал. Так, ему казалось, он узнает больше тайн.

— Итак, я слушаю тебя, брат мой...

— Государь... Мне известно о постигшем тебя горе — похищен ребенок, принц Генрих. Я прав?

Людовик пытался разглядеть под низким капюшоном глаза монаха, но это не получалось. И король решил до поры скрыть подробности, не разглашая весть об исчезновении принца в недавней буре.

— Допустим... Продолжай...

— Все в руках Господа нашего, государь... Dies diem docet. Завтра мы будем знать больше, чем вчера!.. Мне известно, где находится несчастный мальчик и кто замыслил его похищение.

— Если это правда, моей благодарности не будет предела! — воскликнул король, хотя и понимал всю абсурдность заявлений монаха. Ведь ситуация с похищением уже давно разрешилась. — Однако, чувствую, что ты голоден. Все, что на этом столе, в твоем полном распоряжении.

— Благодарю, государь. Я с самого утра не ел ничего, кроме пары сухарей...

Монах наконец поднял капюшон и король увидел приятное молодое лицо, располагающее к себе любого, кто повстречается на пути. Монах взял яблоко и принялся нарезать его на дольки, чтобы не жевать целиком в присутствии короля. Людовик между тем задал вопрос:

— Как же тебя зовут, брат мой, и где твоя обитель?

— Мое имя — брат Периньон, государь. Из монастыря св. Бенедикта, что в Дижоне.

— И все же я в нетерпении... Скорей начни свой рассказ.

— Я видел тех, кто похищал принца. Я проходил мимо замка Латиньоль, в ту ночь, когда там произошла резня. Я спрятался у дороги, заслыша выстрелы и крики, а затем увидал, как вооруженные люди несли к морю двоих мальчиков. Тогда я не знал, что один из них — принц Генрих, я узнал об этом позже, по слухам, что носились повсюду.

Людовик внимательно слушал, поскольку любая весть, даже запоздавшая, волновала его сердце. А монах ловко усыплял внимание короля, отвлекая и заговаривая. Он привел несколько библейских цитат, указывая на смирение и покаяние, на греховность светской жизни и необходимость в молитвах.

И когда лицо короля смягчилось, монах принялся за дело... Сперва он отложил нож, наклонился к столу, спрятав левую руку в широком рукаве, нащупал пришитый изнутри тонкий стерженек. Слегка прижал его пальцем, направляя. И уже изготовился спустить рычажок для выстрела, но... Он совсем выпустил из виду «спящего» мальчика. А ведь напрасно! Филипп мгновенно вскочил, в один прыжок преодолел разделявшее пространство и вцепился зубами в локоть монаха, выдирая вместе с тканью клок кожи. От столь резкой и невыносимой боли монах взвыл и попытался отцепить мальчишку, но Филипп впился так сильно, что это было невозможно.

Людовик спохватился и громко закричал:

— Стража! Немедленно ко мне! Покушение!

Вбежали трое гвардейцев. Мигом разобравшись в ситуации, они стали скручивать монаха, заламывая ему руки, и все же он невероятным усилием вырвался на единый миг, стряхнул уставшего мальчишку. Филипп растянулся на земле. И теперь уже не таясь, виконт спустил курок миниатюрного мушкета. Послышался тихий хлопок, игла величиной с половинку ногтя вонзилась Филиппу под лопатку. Единственный заряд попал в цель.

Никто даже толком не обратил на это внимания, ведь мальчик лишь почесал «укушенное» место, но боли не почувствовал. Стрелочка запуталась в складках нижней рубашки, покачалась и упала на землю. Ее никто не заметил. А также никто не заметил, что у мальчика какие-то странные, остекленевшие, глаза... В них исчезли зрачки, или стали крошечными, как острие булавки...

Это в далекой-далекой стране Марокко Жан-Мишель принял на себя управление душой Филиппа, после неудачи с его отцом. И вот — получилось! Почти... Через два-три часа начнет действовать смертельный яд, от которого нет противоядия...

А «монаху» уже связали руки и король приказал посадить его обратно на стул, для допроса. Но первым делом король кинулся к Филиппу.

— Мальчик мой, как ты?.. Он не поранил тебя?

— Нет... Наверное, нет... — Филипп приходил в себя, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ничего не болело...

— Тогда ложись, попробуй уснуть.

Филипп снова лег в постель, а король вернулся к допросу:

— Объясните немедленно, что все это значит!

Виконт де ла Вальер проговорил:

— Я не знаю, в чем моя вина, государь. Должно быть, принцу что-то привиделось во сне... У меня не было злых намерений!..

— Вы намеревались меня убить? — настаивал король. — Но как? Почему вы не воспользовались ножом? Вот же он, перед вами.

Виконт молчал, угрюмо уставившись в пол. Он уже прекрасно понял, что его ожидают лишь пытки, длительные допросы, а затем казнь или, что еще хуже — пожизненная тюрьма. Даже выдав своего нанимателя, герцога Ангулемского, он не сможет освободиться. Потому — лучше молчать.

Поняв, что без применения силы ничего добиться не получится, король приказал:

— Уведите этого лживого монаха прочь. Свяжите еще крепче, чтобы не сумел бежать. Пусть едет с нами в Париж, там займемся им по настоящему. Но прежде обыщите его как следует, не верю, что он пришел без оружия!..

Виконта подняли на ноги и уволокли из шатра, а король остался в кресле, пытаясь успокоиться от пережитого волнения. Рядом тихо посапывал его сын, а за стенами перекликалась стража. Ночь принялась за свою обычную работу — усмирять дневную тревогу...