Дневник Толи Скворцова, путешественника и рыболова - Орешкин Борис Сергеевич. Страница 12

— Берегись! — кричал наш капитан, подавая наверх вилами большую охапку сена.

— Давай, давай! — подбадривал нас Виктор, который тоже умел укладывать сено в стога и потому уже забрался на один из них.

Я работал молча, чтобы не растрачивать силу понапрасну. Надо было захватить рукой и граблями как можно больше душистого, тяжелого сена и бегом, не растеряв его по дороге, донести до подножия стога, где Леонид поддевал его вилами и подавал наверх.

Как-то само собой получилось, что я, капитан и Виктор стали складывать отдельный стог, а Женька, Татьяна и Оля помогали колхозницам у другого. И хотя мы начали свой стог позже, все же успели закончить его одновременно с ними. Правда, нам еще помогали две девушки-колхозницы, которые, даже работая, перекидывались шутками с нашим капитаном.

Между тем туча приближалась. Едва мы закончили стог, как начали падать первые крупные капли дождя.

— Шабаш! — закричал тракторист.

И как будто бы туча только и ждала этого возгласа: тут же ударил гром и хлынул проливной дождь. С веселыми криками и визгом мы кинулись к вагончику.

— Ой, наши рюкзаки! — вспомнила вдруг Татьяна, и мы помчались по лужам за своими брошенными у дороги вещами.

Потом, вымокшие до нитки, мы набились в тесный вагончик.

— Вы откуда же будете? — спросила нас женщина в белом платке, утирая мокрое лицо. Капитан, как старший, коротко проинформировал колхозниц о каждом из нас и о нашем походе. Мы сидели притихшие и немного смущенные.

Дождь быстро кончился. Мы выбрались из вагончика. Коричневая, с пузырями, вода текла в колеях дороги. Вскинув на мокрые спины свои рюкзаки, мы попрощались с колхозницами и снова двинулись в путь.

Из-под вагончика вылез совершенно сухой Кучум и весело затрусил впереди нас, загнув колечком свой задорный, пушистый хвост.

К четырем часам дня, немного просохнув, мы наконец дошли до Никулкина. Это деревня домов в тридцать-сорок, расположенных по обеим сторонам дороги. За домами — сады и огороды, а за ними — сараи, бани, гумна и другие постройки. Метрах в двухстах за деревней протекает река Оредеж.

Прежде всего мы спросили, где находится дом Григория Федоровича, того мастера, к которому у Виктора была записка от отца насчет лодки. Капитан и Виктор вошли в дом, а мы все расположились на большой деревянной скамейке, сделанной из толстенной доски, положенной на два низких столбика, врытых в землю у самой стены дома. В наших краях у всех домов стоят такие скамейки. Днем их занимают старики и старушки, а по вечерам — парни и девушки с гитарами и магнитофонами.

Минут через пять капитан с Виктором вернулись. Лица у них были расстроенные. Оказалось, что сам мастер уехал в Ленинград, а хозяйка без него лодку отдать не хочет. Было от чего расстроиться. Все наши планы рушились…

Хозяйка, тетка Ульяна, вынесла нам кувшин холодного молока, угостила кокоринами — вкусными ржаными ватрушками с картофельным пюре вместо творога, но выдать нам лодку на основании записки отказалась.

— Да как же я без Григория Федоровича могу чолон отдать? — разводя широко руками, говорила она. — Он ведь, чай, заругается. Нет, и не просите. Все одно — не отдам…

Потом тетка Ульяна ушла на работу вместе с другими колхозницами, а мы потащились к реке, чтобы отдохнуть и обдумать сложившуюся ситуацию. Вместе с нами увязался и сын тетки Ульяны Юрка, одногодок нашего Женьки.

Молча и грустно занимались мы устройством лагеря. Но работа всегда оживляет. Незаметно мы все развеселились. Неудача с лодкой уже не казалась нам такой непоправимой. Что ж, пойдем дальше пешком вдоль реки!

Поставив палатку, мы развесили на кустах все, что вымокло во время дождя, натаскали дров для костра, начали готовить обед.

— Прежде всего надо всем искупаться! — сказал Виктор. — После работы пот с себя смыть. И сенную труху. А то тело зудеть начнет.

И верно: у меня уже вовсю чесались плечи и грудь. Виктор быстро скинул рубашку и джинсы и вбежал в воду. И тут же, охнув, запрыгал назад на одной ноге.

Мы бросились к Виктору на помощь, довели его до палатки, заботливо усадили. Оказалось, что он наступил босой ногой на осколки брошенной в воду каким-то остолопом бутылки! Находятся же люди, которые получают удовольствие от того, что разобьют бутылку на пляже или в воде! Поймать бы такого да накостылять ему по шее как следует!

Рана была большая и глубокая. Я хотел наложить жгут на ногу и остановить таким образом кровотечение, но капитан сказал, что, поскольку крупные сосуды не задеты, достаточно и тугой повязки. Он смазал рану йодом, наложил стерильную марлевую подушечку из перевязочного пакета и туго забинтовал всю ступню.

Положение наше осложнилось. Идти дальше Виктор не мог. Это было ясно всем. Но как же тогда быть без лодки? Сидя вокруг костра, мы стали обсуждать создавшееся положение.

Как на всяком военном совете, первое слово капитан предоставил самому младшему из нас, Женьке.

— Сделаем носилки и понесем Виктора на себе! — шмыгнув носом, решительно заявил он.

— Как бы тебя самого на носилках потом тащить не пришлось! — язвительно сказал капитан своему младшему брату. Женька обиженно засопел, но от других предложений воздержался.

— Нужно попросить в колхозе лошадь с телегой, — сказала Оля. — А путешествие немедленно прекратить.

— Еще чего! — поморщился Виктор. — К завтрему у меня все заживет, вот увидите.

Потом слово взял я:

— Ничего отменять не нужно. За лодку уже заплачено, следовательно, она принадлежит Викторову отцу, а значит, и Виктору. Выходит, мы имеем право взять лодку и плыть на ней до самого дома. И Виктору будет хорошо, и путешествие наше не сорвется… У меня все.

— Иначе говоря, — противным протокольным голосом сказала Татьяна, — иначе говоря, Толька предлагает нам украсть лодку. На это мы, разумеется, не пойдем. Я в свою очередь предлагаю построить плот.

Ха! Я и сам об этом еще раньше Татьяны подумал. Но с плотом ничего не получится: у реки нашей течение слишком медленное. А на веслах на плоту далеко не уедешь. Я тут же в пух и прах раскритиковал предложение Татьяны.

Настал черед капитана. Мы ждали, что скажет он. Но капитан никаких Предложений не внес. Он только подвел итог всему сказанному. Его выступление свелось к следующим пунктам:

Я послал Женьку и его нового приятеля Юрку в деревню, попросив накопать червей, а сам начал готовиться к ловле. Взяв у Оли, оставшейся рядом с нашим раненым, немного ваты, я перемесил ее с хлебным мякишем, чтобы он не соскочил с крючка, и, когда вернулся Женька с червями, мы с ним, взяв удочки, приступили к ловле.

Но сегодня был очень невезучий день. Рыба не брала. Мы пробовали ловить и на червя, и на хлеб, но все было напрасно. Весь наш улов за целый вечер составил три небольшие плотички и пять пескарей. Даже уклейка, которая обычно клюет всегда и везде, на этот раз не желала брать. Вот уж действительно день неудач!

Когда мы вернулись в лагерь, там уже кипела в котле вода для ухи. Все ждали рыбы. Мне очень не хотелось показывать нашу жалкую добычу. Но пришлось. Конечно, нас подняли на смех. Особенно старались уже вернувшиеся из деревни капитан и Татьяна. Но обиднее всего было услышать несправедливые упреки от Оли. Она сказала:

— Если б знать, что ты рыбу ловить не умеешь, я бы давно макароны или кашу сварила.

Все, кто ни разу сам не удил рыбу, почему-то считают, что это очень просто. Им и в голову не приходит, что рыба иногда на целый день, а то и на все сутки совершенно перестает кормиться, отказывается от самой вкусной приманки. И ловить ее удочкой в такие дни невозможно, даже если ты и признанный удильщик. Вот именно такой день и был сегодня. Но разве объяснишь это тем, кто никогда не держал в руках удочку? Не умеешь, и все тут!