Сказочное наказание - Ногейл Богумил. Страница 37

Мы подняли посудину и потихоньку стали выливать ее содержимое в ведра.

— Усатый сейчас в каминной, это наверху, напротив лестницы, — зашептал Франта. — Остальным малярам приказано быть в противоположном конце коридора, наверное, он просил оставить его одного.

— Понятно, — тихо отозвался я. — Туда же влезал и верзила в сапогах и вельветовых брюках. Это ведь комната с резным деревянным потолком?

— Да. Я незаметно заглянул туда — он стоял посреди комнаты, уставившись в потолок. И даже не шевельнулся.

— Понятно, — зашептал я, поглядев на окна верхнего этажа. — Потолок полый, и там что-то спрятано.

Про себя я подумал, что там что-то было спрятано, но Станда с Иваной, скорее всего, все уже забрали.

— Слушай, если не боишься рискнуть, полезай в камин, но будь осторожен. Я завесил его старьем, чтобы не забрызгать мелом, там он тебя не увидит.

— Хорошо, только как туда попасть?

— Сделаем так. Он послал меня за лопаткой и гипсом. Я вроде как позабыл об этом поручении, он рассердится, обругает меня и пойдет сам. — Высунув кончик языка, Франта задумался. — Я понесу ведра с побелкой, а ты следуй осторожно за мной. Спрячься где-нибудь за занавесью и, как только карлик помчится вниз, полезай в камин. В общем, это не сложно, а?

План был предельно прост, и я ни секунды не колебался. Франта поднимался вверх с тяжелыми ведрами известки в руках, громко топал и пыхтел, а я шел за ним следом и за его спиной добрался до кухни бывшего кастеляна. Спрятавшись за дверь, ждал, что будет дальше.

— Лопатку и гипс принес? — спросил карлик высоким срывающимся голосом.

— Ай, не сердитесь, но спешно нужна была побелка, и я совсем про вашу просьбу забыл. Я сбегаю, только вот ведра отнесу, ладно?

— Ну и шляпа! — пропищал карлик с усиками. — Где только у тебя голова? — И он, не раздумывая, помчался вниз.

Все вышло именно так, как мы и ждали. В мгновение ока я очутился в камине, увешанном старыми тряпками, и согнулся в его нише. Меленькие дырочки в мешковине позволяли довольно хорошо разглядеть, что происходит в комнате, а когда человечек с усиками возвратился, я мог проследить за каждым его движением.

Сначала было ужас как скучно. Он приготовил гипс, а потом начал замазывать лопаткой дырки, оставшиеся от гвоздей и скоб. По временам он останавливался, украдкой поглядывал на потолок, потом выглянул в коридор и снова продолжал замазывать дырки. Время шло, а ничего существенного не происходило. В какой-то момент мне послышался около замка голос Станды, и я испугался, как бы он не принялся меня разыскивать. Мне даже показалось, будто меня окликнули по имени, но потом все стихло. Усатый заделал еще несколько отверстий, оставшихся после Клабана, и поставил жестянку с побелкой на пол. Потом вдруг перебежал от одних дверей к другим, прислушался и рванулся за стремянкой; быстро поставил ее в центр комнаты и ловко взобрался наверх. Вынув из нагрудного кармана полотняного пиджака отвертку, он нашел на потолке нужное место и начал ею вращать. С необычайным проворством вывинтил четыре болта и подхватил квадрат деревянной доски, упавшей ему в руки. Растерявшись, он оглянулся на двери и снова прислушался, отер рукавом пот со лба и перевел дух. Потом засунул руку в отверстие и стал шарить там; дышал он при этом так взволнованно и тяжело, что его прерывистое сипение разносилось по всей комнате.

Не стану утверждать, что в эти минуты на душе у меня было совсем спокойно, но и волновался я не так сильно, как в воскресенье ночью. Я был почти уверен, что усатый роется там, откуда давно все унесено; мне только очень хотелось увидеть его разочарованную физиономию. Но вместо этого я услышал его голос.

— А-а-у-й-у, — неожиданно завизжал он и так резко дернулся на стремянке, что стукнулся макушкой о потолок. — Р-ра-а-а-и-и, — рычал он, в отчаянии дергая из стороны в сторону рукой, засунутой в отверстие.

Стремянка под ним раскачивалась, и тут я выскочил из камина. В тот же самый момент в дверях показались люди: слева малярный мастер с Франтой, а на лестнице напротив возник Станда. Он улыбался во весь рот, некоторое время глядел на усатика, раскачивавшегося на стремянке, потом, раскрыв перочинный нож, вскочил к нему на лестницу. Влез в потолочную дыру и моментально высвободил руку усатого. Сжав ее в своих ладонях, он сдернул с пальцев визжавшего карлика какую-то дощечку и сбросил ее вниз на паркет. Усатик сунул средний и указательный пальцы в рот и глухо заскулил. Станда спустился с лестницы и предложил:

— Вы тоже слезайте, уважаемый, поговорим. Кстати, к нам пожаловали сейчас редкие гости — из уголовного розыска. Они вас поджидают.

Усатик на трясущихся ногах поплелся вон из замка, а я поднял с земли дощечку с проволочным прямоугольником. Это была самая обыкновенная мышеловка.

21. Отбои, графы!

Таких мышеловок в потолочном отверстии оказалось целых пять. Станда установил их ночью, прикрепив веревками к балкам; он рассчитывал, что вор попадет рукой хотя бы в одну из них. Расчет оказался верным. Карлику с усиками пришлось постараться, чтобы удержать в пальцах ручку, которой он подписывал протокол, составленный во время его допроса сотрудником органов госбезопасности. Никто из нас записи допроса не читал, но Станда без всяких упрашиваний пересказал нам все, что в нем было интересного. А от себя передал рассказ двойника художника Швабинского, старого пана Рихтра, — и вот еще одна тайна замка оказалась раскрытой.

— Все началось с приезда иностранца, — начал Станда. — Некогда он служил у Ламберта счетоводом, а в сорок пятом бежал вместе с графской семьей в Западную Германию.

Распаковав тюки, Ламберты обнаружили, что нескольких небольших картин не хватает, однако фронт уже придвинулся к нашим краям, и предпринимать расследование было поздно. Ламберты о своих потерях не вспоминали. Старый граф скончался, а молодые ничего не знали, ни о чем не имели понятия. Только счетовод ни о чем не позабыл. Как только появилась возможность путешествовать, он под видом туриста приехал в Винтице и прямым ходом направился к старому Рихтру. Собственно, пан Рихтр — единственный из тех, кто помогал семейству графа укладывать имущество, и только он мог знать о картинах. И он о них знал. Долгие годы ждал он случая проникнуть в замок — столько же, сколько и этот удачливый счетовод. Но в комнате, где Рихтр спрятал картины, жил Клабан, так что случай подвернулся только теперь, в воскресенье, когда замок пустовал. Старый Рихтр сперва разведал обстановку, а потом здесь и появился счетовод Клейнбауэр, наш незнакомец в вельветовых брюках и черных сапогах, выдававший себя за рыболова-любителя. О том, что картины им украсть не удалось, рассказывать нечего, это происходило у нас с Лойзой на глазах.

Однако старик не сдавался, он разработал новый план, посвятив в него своего коротышку племянника, отпетого шалопая, который никогда трудами праведными не жил. Но и Клейнбауэр на всякий случай имел свой собственный план, наверное не слишком-то доверяя усатику. Он-то и отравил Бояра, полагая, что мы держим его, чтобы пес стерег замок. Он и пожар устроил, чтобы выманить нас из замка.

— А сколько же этот счетовод пообещал старому Рихтру за картины? — полюбопытствовала Ивана.

— Что-то около пятидесяти тысяч, — ответил Станда, а Тонда вздохнул:

— Бог мой! Да ведь это целая кондитерская!

— Нет, вы слышали?! — возмутился Мишка. — Ему сразу вспоминается жратва!

Станда рассмеялся:

— Пусть каждый переведет эту сумму на что ему хочется. Но не подумайте, что пятьдесят тысяч — это полная стоимость картин. Полная их стоимость полмиллиона, если не больше.

— Уй-юй! — удивленно присвистнула Алена.

— А иностранца-то все-таки поймали? — спросил Миша.

— Да, он даже до границы не успел добраться.

— Так что все кончилось хорошо, — подвела итог Ивана.

— Все, да не все, — возразила Алена. — Мы ведь потеряли Бояра. Жалко, что его с нами больше не будет.