Между «А» и «Б» - Машков Владимир Георгиевич. Страница 14

Потом я представил, как вдруг хлынет дождь. И пешеход спрячется от него где-нибудь в будке обходчика. Будет он сидеть, попивать молоко и в окно поглядывать: когда же кончится этот проклятый дождь. Ведь ему, пешеходу, надо торопиться навстречу поезду.

А сам поезд? Если буран начнется, придется ему снизить скорость. А если дожди размоют насыпь, тогда поезду и вообще не двинуться. Я читал в газетах, что на Кавказе после осенних дождей поезда совсем не ходят. Пока вода не схлынет и новые рельсы не поставят. В задаче же не сказано, откуда и куда направляется поезд. Из пункта А в пункт Б. Тут можно любые названия подставить.

Нет, мне очень понравилась задача, которую решал Ленька. Просто прекрасная задача, не то что про эти надоевшие переливания из пустого в порожнее.

И я принялся за Ленькину задачу. Несколько раз я заглядывал в Ленькину тетрадь. Нет, не для того, чтобы списать, что вы, а просто чтобы сверить, так или нет я решаю. Все-таки Ленька отличник.

Мне было даже приятно, что мы выбрали для решения один и тот же путь.

Первым, как всегда, сдал контрольную Ленька Александров. Потом Семка, Галка, Генка и другие ребята. Я сдал только после звонка. А чего хвастаться?

Вчера Павел Захарович раздавал контрольные работы. Он брал тетрадки и говорил, у кого какие отметки. И вот у него в руках моя тетрадь.

— Особо я хочу отметить работу Валерия Коробухина. Очень хорошая работа. Я ее могу поставить рядом с работой Александрова — тот же блеск, та же математическая строгость и чутье. Только у тебя, Коробухин, ошибок грамматических много. Но на первый раз ставлю тебе "отлично". Молодец.

Павел Захарович улыбнулся и погладил подбородок. Это значило, что у него прекрасное настроение и он чем-то очень доволен.

— И вы, ребята, молодцы, что помогаете товарищу.

Я скромно опустил глаза. Все-таки приятно, когда тебя хвалит такой старый и строгий учитель, как Павел Захарович. А он все не унимался.

— Я хочу вам показать, как остроумно Коробухин нашел разницу в скорости поезда и пешехода.

И Павел Захарович начал на доске показывать, как я все это решал. Он постукивал мелком, и лицо у него было таким сияющим, словно я по крайней мере открыл закон всемирного тяготения.

— Павел Захарович! — вскочил Ленька. — А почему он решал про поезд, когда ему надо было решать про бассейн?

— Про бассейн? — Павел Захарович нахмурился.

— Да, — продолжал Ленька. — Он же сидел рядом со мной на контрольной. Вы его сами пересадили.

Учитель положил мел, медленно вытер руки о тряпку.

— Теперь я все понимаю. Зачем ты это сделал, Коробухин? — сказал он, поморщившись. — Ставлю тебе двойку.

— Мне просто понравилась задача про поезд, — воскликнул я. — Мне надоели задачи про бассейн.

Павел Захарович ссутулился и вышел в коридор.

Я показал Леньке кулак.

— Ябеда, получишь.

Ленька покраснел.

— Но это остроумное решение придумал я, а не ты.

— А может, и я тоже? — ехидно спросил я.

— Я тебе не верю, — сказал Ленька. — Воровать чужое остроумное решение нельзя, это не списывание, а плагиат называется.

Я бросился на Леньку с кулаками. Но тут дверь отворилась и Павел Захарович тихо сказал:

— Продолжим урок.

РУКОПОЖАТИЕ ПОД ФОНАРЕМ

Сегодня мне очень одиноко и грустно. Никогда мне не было так одиноко и грустно.

Ира побежала с сестрой в оперный театр. К нам в город приехал известный тенор — толстый, с длинными бакенбардами, какие носили в XIX веке. Ирина сестра сказала:

— В нашем институте все от него без ума. Это же настоящее бельканто.

Ирина сестра с гигантским трудом достала билеты, и они ушли в театр.

Я выхожу на ту самую улицу, где живут Горох и его компания. Я вспоминаю, как мы вместе заставили "великолепную семерку" потрудиться на благо пешеходов, но мне все равно не становится веселее.

Семка и Генка сейчас на занятиях физического кружка. Из нашего класса Степан Александрович только их позвал: пусть сидят, ума-разума набираются.

В кружке занимаются старшеклассники. Но Степан Александрович говорит, что из Семки и Генки будет толк. Побольше бы таких ребят в школе, говорит еще Степан Александрович, а не разных там лоботрясов. И после этих слов он выразительно смотрит на меня.

Ну и ладно, думаю я. Я же не виноват, что у меня нет призвания, что меня не тянет к физике, как Семку и Генку.

Ира мечтает стать химиком, как и ее сестра, маленькая, но важная, в очках. А меня ни к чему не тянет. Сегодня мне нравится физика, завтра алгебра, послезавтра география. Но надолго меня ничто не привязывает.

Я повернул на углу и пошел назад по той же улице. Прислонившись к фонарю, меня ждал Горох. Он засунул руки в карманы, губы оттопыривала улыбочка.

— Что ты бродишь всю ночь одиноко? — засмеялся Горох. — Что ты девушкам спать не даешь?

Я огляделся по сторонам.

— Не трусь, — захохотал Горох.

— Я не трушу, — спокойно ответил я.

— Давай поговорим, — предложил Горох. — Ловко вы тогда с этими ракетами подстроили. Мы здорово сдрейфили.

У меня в голове все время вертелась мысль: чего он от меня хочет? Мы никогда с ним не дружили и, наверное, не будем дружить. Горох был на два года старше меня, учился в восьмом классе. Конечно, он и его ребята нам с Семкой по-настоящему помогли. Если б не они, Марат со своими дружками основательно намял бы нам бока. Но какой Горох человек, я так и не знал. Мне казалось, что в любую минуту он может опять стать нашим врагом.

— Я из окна тебя заметил, — улыбался Горох. — Смотрю, человек ходит один, скучает, дай, думаю, развеселю его.

Я молчал. Я смотрел на него и молчал. Он тоже затих.

— Валерка, — вдруг сказал он, — ты видел когда-нибудь ледоход?

— Видел, — нехотя ответил я. — В кино.

— В кино я и слона видел, — презрительно фыркнул Горох. — А настоящий ледоход, когда льдины одна на другую лезут и такой шум и треск стоит…

— Нет, не видел, — сказал я.

Горох меня сегодня удивлял. Я никогда не думал, что он может восторженно о чем-нибудь говорить.

— Так поехали посмотрим. Завтра утром, — наседал на меня Горох.

— Мне же в школу, — нерешительно протянул я.

— Один день и пропустить можно, — не отставал Горох. — Ну? Ну, решайся.

Я покачал головой.

— Нет, не могу. Пока.

— Не думал, что ты такой маменькин сыночек, — крикнул мне вдогонку Горох.

— Ладно, поговори, — не оборачиваясь, проворчал я.

Ночью мне снилось, как плыли по реке льдины, как они лезли одна на другую, и такой шум и треск раздавался, что я проснулся. За окном надрывался бульдозер. Он разравнивал площадку — напротив нас собирались строить новый дом.

В классе плясали солнечные зайчики, и все ребята глядели в окна. А на переменах классы пустели — даже зубрилы выбегали во двор.

Вокруг Иры на каждой переменке собирались девчонки:

— А что дальше?

— Ему так долго хлопали, забросали всего цветами…

— Этого толстого, с бакенбардами? — мимоходом спросил я.

— И совсем он не толстый, — обиделась Ира. — Откуда ты это взял?

— Ладно, — отмахнулись от меня девчонки. — Что он еще спел?

Я направился к Семке.

— А какие у тебя впечатления?

— Ты знаешь, — Семка радостно завертел головой. Иногда мне казалось, что в порыве восторга он может повернуть голову на 360 градусов. — Ты знаешь, звонок, который звенит в нашей школе, сделали сами ребята. Звонок соединен с часами, и как только время подходит к переменке или уроку, раздается — дзинь! И все автоматически. Ему уже десять лет, этому звонку, а он еще ни разу не ломался.

— Очень интересно, — зевнул я. — И сегодня ты туда?

— Ага, — сказал Семка.

Я повернулся и пошел в класс.

Семка догнал меня.

— Может, и тебе записаться в кружок?

— Нет. Степан Александрович не пустит. Да я и сам не хочу.

Вечером я снова был на Гороховой улице. Прошел один раз мимо фонаря, второй раз. Горох не появлялся. Глянул на окна его квартиры — светятся. Может, Горох дома?