Метели ложаться у ног - Ледков Василий Николаевич. Страница 37

— Сэхэро Егору это по плечу!

— Справится! — всё ещё слышалось в толпе.

— Только ему и доверяться! — желчно бросил кто-то.

— Собаке своей я больше доверяюсь! — подхватил другой!!

Люди не слушали их. Они продолжали, размахивая руками:

— Сэхэро Егора! Сэхэро Егора! Только он может повести нас на То-харад!

— Нет, не могу я взять на себя руководство войском. Я такой же смертный, как все, хотя дважды уже ходил на То-харад — три и два года назад. За спиной умного и смелого вождя не страшно было. Тараса Микула, думаю, достоин заменить только Делюк, — сказал Сэхэро Егор, показывая на сидящего рядом друга. — Он молод, крепок, и голова у него не трухой набита.

— Кто он — Делюк? — спросил человек огромного роста с редкой для ненца окладистой бородой.

— Делюк — это Белый Ястреб! — крикнул ненец с кривыми, как обруч, ногами, и Делюк узнал в нем одного из пастухов Сядэя Назара, которых он усыпил летом, когда угнал тридцать пять оленей.

— Он разве здесь? — спросил всё тот же бородатый.

— Здесь я, — сказал Делюк, желая погасить застывшую на губах улыбку.

Бородатый долго разглядывал стройного, ещё хрупкого на вид Делюка.

— Он же еще… юнец! — сказал крайне удивленно. — Но, судя по слухам о нем, переполнившим тундру, думаю, можно довериться ему, хотя… больно молод! — он поднял голову и стал ощупывать взглядом окруживших его людей. — Как вы думаете?

Толпа притихла в раздумье. Так затихает всё в природе перед сильным и затяжным штормом.

— Можно! Можно довериться ему! — раздались вдруг голоса отовсюду. — Он! Только он должен повести нас на То-харад.

— Я впервые иду на То-харад. Не знаю этого дела. Ничего толком не знаю. Нет у меня опыта, — сказал Делюк, переступая с ноги на ногу, и взглянул на Сэхэро Егора. — А вот Сэхэро Егор, думаю, вполне подойдет. Не первый раз он идет на это дело. Знает. Я же — рядом буду.

— Белого Ястреба нам! Только Белого Ястреба! — загудела разом вся огромная толпа.

Так Делюк стал предводителем трехтысячного войска. Теперь дорога звала на То-харад, но до начала похода надо было ждать, пока замерзнут реки и озера, окутают землю глубокие снега. И ждали.

Погода и та, казалось, способствовала людям Делюка. После недельного шторма с дождем и мокрым снегом, когда над пенным заливом прогибалось свинцовое небо до белых гребней волн, морозы ударили круто, сковав в три ночи и три дня все мелкие реки и озера, забив шугой прибрежное мелководье залива. Морская соленая вода сделалась густой и вязкой.

Зима наступала стремительно. В неотопляемых ветхих жилищах, сколоченных наскоро из толстых плах, было неуютно, зябко темно без окон, закопченные сажей сальников стены и углы обметало густым, мохнатым, как ягель, инеем. Люди в малицах не мерзли, но долгие завывания ветра неприятно тревожили слух и терзали души и без того уставших людей, бесконечно ожидающих похода на То-харад, до которого отсюда было не более трех дневных бросков с тяжелыми нартами.

Пришел всё же месяц Малой темноты — дежурный месяц между слякотной, промозглой осенью и сухой зимой, — и Делюк, посовещавшись, как это положено, с советом старейшин, распорядился пригнать оленей.

Не прошло и трети дня, как подошли к стоянке олени. Рогатое море тридцатитысячного стада гудело и волновалось. Казалось, трудно было, разобраться в этом разномастном скопище животных, нагулявших жир на богатых ягелем пастбищах и свежем ветру, но уже змеисто взлетали над их рогатыми головами тынзеи, а когда Делюк высыпал на землю содержимое пахучей трубки вождя, положенной по чину, но вовсе не любой ему, олени трех с лишним тысяч упряжек были словлены и подведены к нартам для запряжки.

Делюку тоже не составило труда словить оленей. Он лишь пять раз замахнулся легким упругим тынзеем — и вот уже пять оленей березовой масти стояли возле его нарты.

— Соль и ягель, вижу, не замедлили сказаться, — гладя по широкой мягкой спине вожака упряжки, сказал Делюк Сэхэро Егору, уже запрягавшему своего крайнего пелея. — Не подумаешь, что это недавние загнанные, изнуренные быки. Это — менурэи! Чистые менурэи!

— Возле моря всегда так, оленю тут привольно, — отозвался Сэхэро Егор со знанием дела. — Но… — пожал он почему-то плечами, — приучать животных, к соли нельзя: зима долгая, и на одном пресном ягеле олени к весне совсем зачахнут, а соли… где в тундре найдешь?!

— Это тоже верно, — согласился Делюк, не желая дальше тянуть разговор, и начал перебирать постромки, хотя ему очень хотелось узнать мнение Егора о том, правильно ли он делает, решив сменить на новое место довольно-таки надоевшую грязную стоянку на берегу морского залива. Но мысли и слова он молча проглотил.

Отдохнувшие на воле олени по новому чистому снегу понесли тяжелые нарты, как пушинки.

Люди Делюка, как и задумал он, на этот раз отошли не так далеко. Они лишь покинули открытое морским ветрам и неприятно пахнущее ворванью место стоянки, и уже в вечерних сумерках свои легкие жилища, у кого они были, разбили между высокими сопками. Многие себе для отдыха вырыли в снегу норы, чтобы подождать настоящей снежной зимы и поднатаскать оленей для нелегкого боя с вооруженным пищалями противником. Надо было обдумать всё до мелочей, и потому Делюк три дня выслушивал рассказы участников трех предыдущих походов на То-харад под предводительством Тараса Минула, интересовался трофеями, какие брали, что-то чертил для себя углем на широкой, гладко обструганной деревянной плахе, переносил всё это на обработанную сухую оленью шкуру подсаленным концом тонкого уголька, подробно интересовался точным расположением домов городка, высотой берега, окрестностями, особенно теми местами, где много ивняка и мелких кустов, заносимых снегом.

— Это очень важно, — говорил он. — Такие места в случае погони — наше спасение. Сами знаете, что после крутых морозов рыхлый снег покрывается плотной коркой, где оленям легко бежать, а для тяжелой деревянной постромки это — гиблое место.

Бывалые люди кивали согласно, новички же открывали широко глаза, дивились простоте этой истины и мудрости своего юного вождя, который и удивлял их, и располагал к доверию, искреннему уважению.

— С таким, вижу, хоть куда можно идти, — толкнул локтем сидевшего рядом Сэхэро Егора Падро Иван, прозванный за свой маленький рост, но зычный голос Тюлесеем — большим куликом, предвестником ветра или грозы.

— Да… таков он, но… ты его ещё узнаешь, — сказал Сэхэро Егор, явно гордясь своей близостью с Делюком. — Я-то знаю.

— Он и правда может… белым ястребом улететь? — поинтересовался Тюлесей.

— Этого я не видел, но… говорят, что да. Возможно, — сказал с ленцой Сэхэро Егор, хотя ему очень хотелось сказать, что Делюк одним лишь взглядом может усыпить любого — сам видел! — но придержал язык.

Тюлесей замолчал. И не потому, что этого хотел Сэхэро Егор, — он поймал на себе знобящий взгляд Делюка, всё тело его будто холодной водой окатило, хотя открытое, с правильными чертами, привлекательное и даже красивое лицо молодого вождя не выражало ни упрека, ни скрытого недовольства. Проницательный Тюлесей мигом признал в Делюке человека волевого, решительного и обладающего гибким умом. Говорил Делюк неторопливо, придавая каждому слову ощутимый вес, хотя жесты у него были скупыми или вовсе отсутствовали.

— Бывал я в поморских деревнях на побережье. К дверям там прислоняют метлу, если нет никого дома, но То-харад всё же город, он высокой стеной обнесен, да и глаза и уши сидят на башнях стены, хотя все деревянные дома одинаково легко подвержены огню. Огонь, темень, ветер и пурга — вот наши верные союзники. В остальном надо полагаться на себя и на резвость оленьих ног. Всё решают быстрота и внезапность. — Делюк будто бы рассуждал сам с собой и вдруг обратился к людям: — Так, видимо, делал и Тарас Микул?

— Так!

— Только так! — раздавались отовсюду голоса.

— Как же иначе-то?! Только так!