Метели ложаться у ног - Ледков Василий Николаевич. Страница 38

— И мы так сделаем. Примерно так, потому что в жизни и в любом деле нельзя повторяться, — сказал Делюк, когда угомонилась толпа. — Только вот… зима лениво идет. Снегу мало!

Снега на ровных, обдуваемых местах и правда было мало, но здесь, между высокими сопками, были настоящие сугробы в два-три человеческих роста, где в больших снежных норах ждали обильных снегопадов и пурги воины Делюка.

В иных закрытых от солнца местах между сопками снег вообще не таял годами, превращаясь в пористый лед, легко поддающийся топору и лопате.

В жилых снежных норах на оленьих шкурах было тепло и чисто. Люди здесь только спали, а еду готовили на костре в разбитых возле нор маленьких чумах.

34

Юный вождь все дни пропадал в жилищах, заходил в большие снежные норы, знакомился с людьми, подолгу разговаривал с ними, желая лучше понять их души и чаяния, узнать настроение. Его любознательность, человеческая простота и радение за каждого воина были многим не по нутру; были и такие, кому вообще не нравилось, что предводителем войска стал мальчишка, но они не показывали вида и не спешили высказать открыто своё мнение. Это были оскорбленный Делюком шаман Няруй, властолюбивый, желчный и мстительный богач Туси, тоже имевший обиду на Делюка за то, что тот его почти выгнал из своего стойбища, когда они вернули угнанных Ячи оленей. Больше всех, конечно, ненавидел Делюка Няруй. Обжегшись принародно во время своего камлания в чуме Сядэя Назара, когда он сам закричал и вылетел куропаткой, шаман боялся противопоставить себя Делюку, он понимал, что тот, обладающий могучей силы гипнозом, намного сильнее его, да вот уязвленное самолюбие больно терзало его душу. Няруй сам не прочь был бы встать во главе войска, в этом его поддерживал Туси, но было поздно: Делюк — вождь и предводитель войска. Таково решение всех воинов.

Строя и вынашивая свои черные планы, Няруй не находил себе места, под видом охоты на зайцев он часто уходил от стоянки и под скрип самодельных необшитых лыж думал, как ему быть. Он много и мучительно думал. И решение, лучше которого не может быть, пришло самой собой: выдать хозяину То-харада планы Делюка, а его самого убрать руками стрельцов, устроив засаду. Тогда-то шаман Няруй и обратился в слух, глаза и внимание. В частых сокровенных беседах Делюка с воинами лучшего, чем Няруй, не было слушателя и собеседника. Он выслушивал Делюка с открытым ртом и с блуждающей улыбкой на лице, что-то подсказывал, потом спрашивал:

— Так ли я говорю?

Няруй теперь весь светился изнутри.

Резкую перемену в Няруе, всегда сидевшем угрюмо где-то в отдалении, не мог не заметить Белый Ястреб, это насторожило юного вождя. И дня через два в стороне от лишних ушей и глаз Делюк признался Сэхэро Егору:

— Не нравится мне этот Няруй. Подозрительный он какой-то!

— Няруй? — переспросил Сэхэро Егор, будто не совсем уловил сказанное Делюком, потому что сам собирался с мыслями. — Не думал я о нём, не обращал внимания. Ни к чему.

— Был всё мрачен, зол. Глаза прятал, чтобы не видеть меня. Я понимал его. За тот куропачий крик в чуме Сядэя Назара терпеть он меня не может. А теперь! Ты только погляди, что с ним творится: повеселел, больно разговорчивым стал, рот до ушей! Но за деланной улыбкой, чую, что-то тяжелое у него на сердце, Не задумал ли что? А?

— Интересно… Забавно это! — сказал Сэхэро Егор, морща в раздумье высокий покатый лоб. — Вообще-то, видимо, странная это птица — Няруй. Странная!

— Каждого, с кем идешь, надо знать, как себя, и даже лучше, — перебил Сэхэро Егора Делюк. — Отец мой так любил говорить. Но это я к слову. В нашем деле сейчас душу каждого надо знать. Не на праздник мы едем.

— Надо! — охотно подтвердил Сэхэро Егор. — И не только сейчас — всегда, если ты с людьми. Такова жизнь!

Делюк промолчал. Согласен ли он с Сэхэро Егором, трудно было гадать. Егор тоже молчал, хотя ему хотелось знать мнение друга насчет только что сказанного им, как ему казалось, умно и убедительно.

Во второй половине дня Делюк распорядился собрать всех — и вот уже со стороны ветхих походных чумов и глубоких снежных нор стекались толпы людей на ровную поляну между тремя совершенно одинаковыми островерхими сопками, метко окрещенными кем-то еще во время первого похода на То-харад Яхацями — Близнецами.

Люди подходили степенно, с достоинством садились на белый снег и, запрокинув слегка головы, широко раздували черные от копоти сальников ноздри, гадали мысленно, о чём же пойдет речь.

Делюк ощупал взглядом собравшихся, подождал ещё, чтобы подошли отставшие, и заговорил:

— Друзья! Нелегкая у нас задача. Трижды горевший от стрел и рук воинов Тараса Микула То-харад сейчас далеко не тот, что семь лет назад. Лобовым наскоком, как это было в первый налет, теперь его не возьмешь. Отгородился высокой стеной, и стража не дремлет. Зная, что налеты бывают зимой, она, эта стража, теперь во все глаза пялится в ночь. Верно сделал Тарас Микул, разделив войско на три части во время второго налета и на шесть частей в третий раз, когда кинули двести пятьдесят упряжек вперед, чтобы создать панику и увлечь в снега стрельцов на тяжелых гривастиках. Всё и получилось по задумке Тараса Микула: стрельцы увязли в снегах, а в это время все остальные воины пятью волнами налетели на То-харад и — запылало все от горящих стрел и просаленного сена. Большими кострами пылали дома, пересохшие от солнца и печного тепла, потом ещё два дня над Пустым озером клубился дым, но ошиблись маленько: сгорели забор, дрова, пять или шесть жилых домов да несколько лабазов. Особенно хорошо, разрываясь с шумом, горела синим пламенем знаменитая русская еда в дубовых бочонках. Да вот порох… порох остался нетронутым. Целехонькими остались острог и пороховые амбары…

— Русская еда, говоришь, горела?! — удивленно подняв брови, спросил Няруй.

— Вот оно где, добро-то, пропало зря! — не без ехидства сказал Туси, потирая кончики усов.

Делюк будто не слышал их слов, он продолжал спокойно, не повышая голоса:

— Мы на этот раз сделаем свой ход. Луков у нас — три тысячи шестьсот восемнадцать. Это большая и грозная сила. Чтобы не создавать толкотню, разделимся на небольшие кучки по тридцать упряжек. Это будут легкие, подвижные и неуловимые кучки, которые по сигналу налетят внезапно и, сделав своё, так же быстро исчезнут. Но не совсем уйдут — притаятся неподалеку, если, конечно, не будет погони. Будем налетать со всех сторон несколькими волнами, но уходить — врассыпную и только в одном направлении, где самые глубокие снега. Это в сторону протоки, которая от Пустого озера бежит к Печоре. Сейчас она находится по нашу сторону от То-харада. Значит, надо будет уходить прямо на восход, конечно же, путая след. Восемнадцать упряжек с мехами и красной рыбой под видом везущих ясак пойдут первыми, чтобы изучить местность и узнать, чем живет и дышит То-харад, нет ли где засады. С ними пойду и я. Думаю, не раскусят меня. Не подумают, что я и есть голова саювов.

Туси толкнул Няруя в бок:

— Где твои уши? Запоминай каждое слово!

Няруй кивнул молча и снова уставился на Делюка, прикрыв рот.

— В ночь на третий день после этой поездки, — продолжал Делюк, — мы и тронемся в установленном порядке. Но это мы ещё обговорим там, на месте. После поездки виднее будет. А если не появимся к ночи дня поездки, мы — в беде! Тогда тут же летите на То-харад со всех сторон. Накрывайте с ходу острог. Это то место, где находятся стрельцы с оружием. Меня, думаю, не смогут поймать и связать ни стрельцы, ни сам хозяин То-харада. Встречу я вас.

— Не думаешь ли обратить в ворона самого хозяина То-харада?! — деланно улыбаясь, выкинул-таки под видом шутки кипящую желчь Няруй. Выплеснул!

Разом обернулись все на голос Няруя. Шаман смутился и, пряча бегающие растерянно глаза, изрек:

— Я ведь так, в шутку. Уж больно какие-то вы все… серьёзные!

— Мы и не играем! — крикнул кто-то.

«Нет, вовсе не изменился он. Нет! Что-то неладное у него на уме. Что-то таит! — ворохнулась у Делюка мысль. — А мне, собственно, это и надо было!»