Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола - Кривин Феликс Давидович. Страница 37

— Сейчас, — говорит Белинский, — уже не та критика. Нет того, чтоб про целый сборник — статью.

— А сборники? — поддает Некрасов. — Кто их сейчас пишет, сборники?

Словом, разговор. Со стороны даже слушать обидно. Пошел я, записался в библиотеку.

— Дайте, — говорю, — что-нибудь под моей фамилией. Чего, думаю, не бывает. А вдруг?..

Не надеялся, честно говоря. А она — выносит. Видно, писателей у нас развелось, в какую фамилию ни ткни… Полистал книжечку — стихи.

— А про него у вас нет? Статейки хоть маленькой?

— Две статьи Белинского. Добролюбова. Чернышевского. Салтыкова. Щедрина…

Как стала перечислять — не остановишь.

— И все про него одного? — спрашиваю.

Про одного, оказывается. Вот так живешь, живешь и ни о чем не подозреваешь…

С тех пор пошел у нас разговор на троих. Соберемся мы — Белинский, Некрасов, и я, Кольцов, — и давай про литературу! Наконец и я себя человеком почувствовал, веселей зашагал по жизни.

Недавно встретил Менделеева.

— Ну, что, брат Менделеев? Как твоя химия? — смеюсь. — Привет тебе из литературы!

Кто у нас Ерофей Павлович, пускай радуется: на карту его нанесли. Вообще человека на карту нанести затруднительно, человек не город, он на месте не стоит. А Ерофея Павловича нанесли. Потому что Ерофей Павлович — город.

Ну, конечно, не какой-нибудь большой город, хотя мог бы быть и большим, учитывая, что его называют по отчеству. И стоит он у железной дороги, которая идет на запад в Читу, а на восток — в — Хабаровск, родной город Ерофея Павловича.

Само собой понятно, что Ерофей Павлович никогда не бывал в Хабаровске, потому что Ерофей Павлович — город и Хабаровск — город, а город в городе не может побывать. И все же Хабаровск — его родной город, очень близкий ему город, несмотря на довольно дальнее расстояние.

Все началось с того, что лет двести назад проехал по этим местам Ерофей Павлович Хабаров, — конечно, не город, а человек, впоследствии известный путешественник. Проехал — и остался здесь навсегда: его именем назвали город в Амурской области, а фамилией — город в Хабаровском крае и даже целый Хабаровский край.

Разделили Ерофея Павловича Хабарова на две части и поселили эти части в разных местах, соединив позднее их железной дорогой.

И теперь Ерофей Павлович провожает на восток поезда, которые уходят в его родной далекий Хабаровск. А Хабаровск встречает поезда и все пытается разузнать: как там живет его родной Ерофей Павлович?

И не может Ерофей Павлович сесть в поезд, чтоб приехать в свой родной город Хабаровск, ему остается только провожать и встречать поезда…

Одно утешение, что величают его по имени-отчеству. Единственного на всей земле. Белорусская Лида куда больше, чем он, и планетарий у нее есть, а ее называют по-простому: Лида. Даже не Лидия, а Лида. А его уважительно: Ерофей Павлович. Хоть и без планетария, но Ерофей Павлович. А она с планетарием — просто Лида.

Так что кто у нас Ерофей Павлович, пусть внимательнее живет и, чтоб имя свое оправдать, почаще смотрит на карту.

Папа в Венгрии, Мама в Прибайкалье, а Малютка где-то между Хабаровским краем и Амурской областью. Один, даже без Бабки. Бабку на Урал занесло, в Пермские края. На кого ж тут Малютку оставить?

Попросить Родню — так Родня у нас на самой Волге. Соседку попросить — и Соседка где-то там, в среднерусской полосе. А поискать Няню — так попробуй Няню найти.

Вот вам карта мира, ищите.

Видите: Мама над Байкалом на реке Маме стоит.

А Папа где?

Вот он, слева от города Будапешта.

Бабка на Урале речкой течет, по Малютке слезами истекает: как он там без нее?

А вот и Родня расположилась на Волге, неподалеку от города Ржева.

А вот и Соседка в Пензенской области зазевалась на реку Ворону, небось забыла, что Малютку оставить не на кого.

И стоит Малютка среди высоких гор, откуда рукой подать до Горюн-реки, вот оно горе какое!

А где Няня? Вы нашли Няню?

Можете не искать, на целой карте мира ее не найдете.

Нет Няни. Нет Нигде.

Хотя даже Нигде можно на карте найти: стоит он, город Нигде, в стране Турции… Но даже в городе Нигде Няни нигде не найти.

И не на кого оставить Малютку.

Жил-был вулкан Тупунгато. Это был самый высокий в мире вулкан. Правда, вокруг поговаривали, что высокий он потому, что восседает на горах Андах, самых высоких во всем Западном полушарии. Что если восседать на Гималаях, то можно еще не такой высоты достичь. Но вулкан Тупунгато не обращал внимания на все эти разговоры. Он ничего не знал о Гималаях, ему не было дела до Гималаев, потому что Гималаи находились совсем в другом полушарии.

Одла у него была тревога — за сына его, Тупунгатито.

Сын был большой, всего на какой-нибудь километр ниже отца, но был он действующим вулканом. А Тупунгато был потухшим, и он говорил своему сыну…

Но прежде чем узнать, что говорил своему сыну вулкан Тупунгато, давайте попробуем произнести одно слово: «Лью-льяй-льяко».

Ну-ка, еще раз повторим: «Лью-льяй-льяко».

И последний раз: «Лью-льяй-льяко».

Очень хорошо. А теперь послушайте, что сказал своему сыну Тупунгато.

— В наше доисторическое время, — сказал он, — мы с моим другом вулканом Льюльяйльяко (как хорошо, что мы сначала потренировались!) тоже действовали не хуже тебя. Поглядел бы ты на нас — мы клокотали, извергались, мы такое из себя выдавали! Дым! Огонь! Расплавленный гранит! Но потом мы обратили внимание…

Но прежде чем узнать, на что обратили внимание Тупунгато и друг его Льюльяйльяко, давайте попробуем произнести еще одно слово: «А-кон-ка-гу-а».

Еще раз попробуем: «А-кон-ка-гу-а».

Прекрасно!

— Мы обратили внимание на вершину Аконкагуа, самую высокую в Западном полушарии, — сказал Тупунгато. — Мы заметили, что она не бурлит. В смысле не клокочет.

— Но ведь она не вулкан, — напомнил сын Тупунгатито.

— Не будем разбираться, кто вулкан, а кто не вулкан. Если другие бездействуют, почему я должен кипеть? В смысле бурлить? Почему мы с Льюльяйльяко должны бурлить? Почему мы должны всегда клокотать, волноваться?

— Но, отец, мы не можем жить без волнений, мы ведь вышли из земных недр, а в недрах — вечное волнение.

— Но мы-то уже вышли. Зачем же нам волноваться? Зачем волноваться мне, Тупунгато, тебе, Тупунгатито, нашему другу Льюльяйльяко, нашей подруге Аконкагуа, нашим приятелям Гуальятири, Охос-дель-Саладо, Агульяс-Неграс…

Нет, это невозможно!.. Невозможно продолжать, невозможно говорить, невозможно жить среди подобных названий!..

Человек должен жить среди своих названий. Среди родных, понятных, произносимых названий… Кор-сунь-Шев-чен-ков-ский. Пе-тро-пав-ловск-Кам-чат-ский…

Ну вот, теперь пускай они там у себя упражняются, а мы поговорим о своих проблемах.