Подростки - Коршунов Михаил Павлович. Страница 6

Когда Тося включил в комнате свет, Федин отец открыл глаза, поднял голову. Непонятно было, видит он ребят или нет.

— У него запой, — сказал Федя.

Тося подошел и взял с табуретки бутылку с водкой. Федин отец пробудился от сна.

— Куда? Не трожь! — В голосе была угроза.

Тося спокойно опустил бутылку в карман куртки. Сказал Феде:

— Выйди.

Федя вышел. Тося прикрыл за ним дверь. Вернулся.

— Уже поздно. Не шумите, — сказал Тося.

— Праведник явился! — Федин отец плохо соображал и путал Тосю с Виктором Даниловичем.

— Да. Явился, — ответил Тося. — И еще явлюсь, если посмеете хоть пальцем тронуть Федю или обидеть жену.

Федин отец сделал попытку ударить Тосю в лицо. Тося поймал его руку и медленно и спокойно поворачивал до тех пор, пока Федин отец не оказался лежащим лицом вниз и со стоном не попросил:

— Отпусти.

Тося отпустил. Выключил в комнате свет и вышел к Феде в прихожую.

Немного постояли молча. В комнате было тихо. Подождали еще. Тихо.

— Если не сумеешь с ним, — сказал Тося, — приходи ко мне.

— Ничего, — сказал Федя. — Ничего, — повторил он едва слышно и отвернулся.

Тося попрощался и вышел во двор. Достал из кармана бутылку, вылил из нее водку и зашвырнул бутылку в снег. Она упала беззвучно, и похоже было, что не разбилась.

Совсем поздно пришла мать. Федя слышал, как она осторожно щелкнула замком. Федя уже принес раскладушки и белье. В дни запоев отца мать и сын спали в кухне: квартира была однокомнатная.

Мать заглянула в комнату к отцу. Федя понял по скрипу двери. Потом она вошла в кухню. Свет не зажгла. Постояла в тишине, как стояли до этого в коридоре Федя с Тосей. Опустилась на колени и начала печально, тихо молиться. Федя различал в темноте ее несмелую руку, когда мать крестилась. Федя не помнит, когда он видел, чтобы мать смеялась или даже просто улыбалась. В ее глазах была вечная тревога.

Федя сдавил зубами угол подушки и так, стиснув зубы, молчал, хотя сейчас молчать ему было удивительно трудно.

Глава III

«Юрский период»

Директор Юрий Матвеевич Рогов смотрел на листок в рабочем блокноте. В блокноте — фамилии мастеров и преподавателей, с которыми сегодня по тем или иным вопросам он должен переговорить. С завучем Мариной Осиповной, например, о методе проблемного обучения. У ребят не остается времени на выполнение домашних заданий, и надо стараться обучать их в течение урока, развивать активное мышление. Значит — каждый раз сталкивать с проблемой. Уже год, как Марина Осиповна ввела на своих уроках истории проблемное обучение.

Сталкивать человека с проблемой, думал Юрий Матвеевич, вглядываясь в фамилии в блокноте. Вот у него тоже каждый день проблемы. Марина Осиповна говорит, надо вызывать затруднения, но посильные для нахождения ответов. Юрию Матвеевичу бы такие затруднения, на которые есть готовые ответы.

Юрий Матвеевич прочитал в списке фамилию Скудатина.

Не первый раз он помечает в блокноте, что надо поговорить с Виктором. Но ждет чего-то. Когда человек сам опровергает или доказывает гипотезу, именно тогда происходит самостоятельное приобретение знаний. Дать Виктору время на самостоятельное приобретение знаний собственной жизни? А если будет поздно? Виктор… Такой парень.

— Разрешите, Юрий Матвеевич?

Преподаватель математики Рузанна Алексеевна тоже была сегодня приглашена к директору.

— Опять моя дифференциация? — спросила Рузанна Алексеевна, подталкивая к себе кресло и бросаясь в него.

— Соображения последнего ревизора. Делит, говорит, ребят на умственно сильных, средних и слабых. Оскорбляет достоинство человека.

— И его, значит, оскорбила… — Сейчас ее темперамент обрушится на директора. — Я повторяю, Юрий Матвеевич, что не намерена выколачивать тройки. Вытягивать, натягивать! Не выношу! Не терплю!

— Я знаю, Рузанна Алексеевна.

— Вот. Да! Именно вы знаете. И вы знаете, как я к вам лично отношусь. Но все равно.

— Да. Все равно.

— Вот. Пусть узнают, как я отношусь и к подобным ревизорам.

«Она молодая, — подумал директор, — а я уже немолодой. Она сражается в открытую, не оглядываясь. А я? Подумываю уже о логических задачах и затруднениях, посильных для нахождения ответов. А может, так вот надо — «не выношу… не терплю!». Или это принадлежит только молодости?»

— Вы придете ко мне на урок? — спросила Рузанна Алексеевна.

— Я недавно был у вас.

— Кое-что изменилось. Например, у тепловозников, в группе Т-4.

— Что же изменилось?

— Доску делю только на две части.

— На две?

— Да. Слабых больше нет. Вы понимаете, нет! Юрий Матвеевич, я буду вести занятия, как вела. Под мою ответственность.

— Под мою, — сказал директор.

Решительностью этой женщины нельзя было не залюбоваться. И не такая уж она молодая, просто в ней все дышит искренним живым темпераментом, бойцовским задором. Такие, как Рузанна Алексеевна и преподаватель эстетики Эра Васильевна, которая по характеру и темпераменту не уступает Рузанне Алексеевне, ну, может быть, Эра Васильевна чуточку помягче, — подлинные находки для училища.

Рузанне Алексеевне сложно было начинать работать в ПТУ. «У меня проблема! — горячилась Рузанна Алексеевна на первых же педсоветах. — Ученики из восьмых классов, а не могут найти общего знаменателя. Не знают действий с дробями!»

Слабых учеников сколько угодно. Наследие прошлого, когда в ПТУ из средних школ отправляли двоечников. Теперь с ними тяжелее всего Рузанне Алексеевне и Нине Михайловне. Математика и физика — основы основ техники! Рузанна Алексеевна заявила, что не намерена тащить на уроках слабых, в то время как сильные ученики должны скучать. Ввела дифференцированный метод: давала отдельные задачи и примеры для сильных, средних и слабых. Занималась одновременно, никого не выпуская из вида. Делала это стремительно и красиво. Три урока в течение одного урока и как бы с тремя разными группами. К ней на занятия приятно было ходить, как и к Эре Васильевне. Но если Эра Васильевна демонстрировала гибкий артистизм, поэтично рассказывая о древней архитектуре, живописи, скульптуре, здесь был резкий высший пилотаж.

И вот опять инспектор и очередные возражения. Юрий Матвеевич с удовольствием пойдет в группу Т-4 и пригласит с собой этого сомневающегося инспектора. Ах ты, друг Рузанна, слабых нет в Т-4! Вот так просто сказала. Сидит в кресле, затихла. А глаза сияют. Группа Т-4 по математике была ох как запущена. Это вам не ЭЛ-16, академики из академиков… Может, с идеей дифференцированного обучения в системе ПТУ обратиться в академию? Ведь там об училище знают не понаслышке. Помогут. Однажды примчался дневальный и «шумнул», что приехал академик. Юрий Матвеевич решил, что дневальный ошибся. Лучковский был дневальным. Червоточина ЭЛ-16. Иначе его не назовешь. «Нет, академик, — настаивал Лучковский. — Я спросил: к кому вы? А он говорит: я академик и приехал к вам в гости на урок». Это был физик Ставругин со своим аспирантом. Появились без предупреждения, без телефонного звонка. По физике проходили тему: вечный двигатель. Каждый должен был дома изобрести вечный двигатель и потом защищать идею, пытаться, во всяком случае.

На уроке у Нины Михайловны Турчиновой образовался диспут вокруг идеи вечного двигателя. В разговор втянули Ставругина. Он рассказал о современных кибернетических машинах, или о «гениальных идиотах», как определил их, оказывается, один физик на Западе. Это определение разошлось, конечно, по училищу. И применяли его, конечно, не в отношении кибернетических машин.

Получился живой урок, который зацепил сразу всех в классе — и сильных, и слабых, и средних. Ставругин потом сказал: «По крайней мере у вас в училище нет никаких глупостей». Может быть, он имел в виду — минимум консерватизма.

Было приятно. Но академик уехал, а не в меру насыщенная программа осталась. И надо как-то с ней справляться. Тут действительно не до «глупостей».