Норки, Клава и 7»А» - Данилов Владимир Михайлович. Страница 7

Когда мы подъехали к дому Наташи, там уже были Витька Козырев, Толик Крюков и другие мальчишки. Каким-то чудом узнали о случившемся Галка Шемахина и ее подружка Соня Лосева и тоже прикатили на лыжах. Всего нас собралось тринадцать человек. Решили разделиться на два отряда. Один — по Шумихе — поведет Наташа, другой — от норковой фермы на Видаручей — я и Костя Загура. Встречу назначили в том месте, где Видаручей впадает в Шумиху.

От самой норковой фермы шли медленно, стараясь не пропустить ни одного следа на снегу.

Ночная поземка уплотнила сугробы, свежим снегом припорошила все вчерашние следы, и поэтому сегодня каждый отпечаток на снегу был свежим.

Вот отпечатки крыльев и сорочьего хвоста и рыхлая вмятина. Похоже, что сорока стащила на ферме какой-то лакомый кусок, да обронила в полете. Пришлось садиться и подбирать добычу, а след остался.

А вот бисерная цепочка следов полевки, расчерченная хвостиком мыши. Под кустом — круглая дырка, там и обрывается след, полевка скрылась под снегом.

Мы ждали, что вот-вот объявятся аккуратные, парные отпечатки лапок Дымки. Но она, видно, избрала другой путь.

Через час мы спустились по Видаручью к Шухиме. Там нас ждал уже отряд Наташи. Они тоже не обнаружили следа норки.

— Скорей всего она выбралась из клетки после вечернего кормления, — сказала Наташа. — А потом пошел снег и скрыл ее следы. — Что ж, чему быть, того не миновать. Но, может быть, Дымка еще вернется…

Наташа сказала это больше для того, чтобы утешить нас. Все мы отлично знали, что ни одна беглая норка еще не возвращалась к своей клетке.

Ледовый плен

Клава на меня обиделся. Как это так, я с классом искал Дымку на Шумихе, а ему ни слова. Как я ни объяснял, что ничьих следов там не было, он стоял на своем:

— А на остров ты заходил? Если нет, то ничего ты там и не видел!

— Но с какой стати мне заходить на остров, если там был Наташин отряд и ребята ничего не заметили в тот день, кругом тянулась снежная целина.

— Так это тогда не было, а сейчас, может, и есть, — стоял на своем Мятлик.

…Наступил последний день каникул. Но у меня вышло так, что именно с этого дня мои каникулы продлились еще на целую неделю.

Я быстро позавтракал и уже несколько раз выглядывал на улицу, ожидая Клаву. Мы договорились сегодня пойти на Шумиху. Мятлика все не было. И когда он появился, я напустился на него.

— Да чего ты ругаешься, не проспал я. Газ привезли, и я к Кузьме Ивановичу бегал.

— Причем тут газ? — удивился я.

И Клава стал торопливо рассказывать.

Утром из города пришла машина с газовыми баллов нами. Шофер развозил их по домам. Когда он начал менять баллон в Клавином доме, дверка кабины осталась открытой, Мятлик увидел в кабине лисицу.

— Дяденька, покажите лисичку, — пристал к шоферу Клава. — Вы ее подстрелили?

— Да нет, когда сюда ехал, под колеса попала. Задавил нечаянно. Не бросать же, вот и подобрал. Шапку сошью.

— Но это он мне соврал, — убежденно проговорил Клава. — Я у него за сиденьем ружье заметил. И пока он в другие дома, ездил, я сбегал к Кузьме Ивановичу, участковому нашему, и позвал его.

А Кузьма Иванович сразу все и узнал. Лисица дробью была застрелена. И ружье порохом пахло. И никакого охотничьего билета у этого шофера не было. Кузьма Иванович ружье и лисицу отобрал, и номер машины записал, и фамилию. С машины-то стрелять нельзя.

— Да знаю я. Что ты мне объясняешь? — ответил я Мятлику, а сам удивился, какой же Клава все-таки проныра.

…Мороз в это утро был что надо. Даже удивительно. Вчера, когда мы гоняли на запруде шайбу, было совсем не холодно. Надеясь отыскать след Дымки, мы проделали тот же путь, по которому прошел в тот раз Наташин отряд.

Ту лыжню уже, конечно, занесло, и мы теперь прокладывали новую.

На каменных перекатах река еще не замерзла. Ее темные струи беззвучно ворочались между заснеженных камней.

А на плесах Шумиху совсем было не узнать. Лед у берегов дыбился снежными валами.

До нашего островка было еще довольно далеко. Но тут у промоины мы с Клавой заметили сдвоенный след — аккуратные отпечатки лапок. Это прошла норка. След кончался у одной из промоин. Здесь норка ушла под воду.

— Слу-шай! Может, это Дымка здесь поселилась? — предположил Мятлик.

У следующей промоины норка вновь вышла из воды. Кое-где на снегу осталась полоса от ее тела. Видно, лапки проваливались, и норка словно плыла по рыхлому снегу.

Впереди показался наш островок. Промоины стали попадаться все чаще, и норка все чаще уходила под лед. Но через несколько метров след на снегу появился снова.

Разглядывая след, я не заметил, как подошел к самому краю полыньи. Тоненький, припорошенный снегом ледок вдруг просел под моими лыжами, и я оказался в воде.

Речная струя ударила в лыжи, и меня потянуло под лед. Я закричал и раскинул руки. Лыжи заскрежетали подо льдом. К счастью, ледяная закрайка попала мне под мышку. Я уперся в нее и почувствовал, как одна лыжа, сбитая струей, отцепилась и уплыла. Я встал на освободившуюся ногу и подтянул правую, на которой еще болталась лыжа. Держась руками за лед, я сбросил ее с ноги и начал выбираться из полыньи. Воды было чуть выше колена, но я промок с головы до ног. Тут я услышал Клавин крик и увидел его перепуганное лицо. Клава стоял у закрайки льда и протягивал мне лыжную палку.

Едва я выбрался из полыньи, как вся моя одежда покрылась ледяной коркой. Мятлик сбросил лыжи и постелил на них свою куртку. Я снял валенки и, стоя на куртке, вылил из них воду. Пока выжимал носки, вся одежда на мне встала колом.

— Беги скорей домой, — размазывая слезы, проговорил Мятлик.

— Лыжи-то уп-плыли, — лязгая зубами, пытался я что-то сказать.

— На моих беги, я как-нибудь доберусь по лыжне, ты же мокрый.

Я попытался вдеть носок валенка в ремешок Клавиной лыжи, но он оказался слишком мал. Чтобы расстегнуть пряжку ремешка, я решил сбросить с себя задубевшую куртку. Но петли на пуговицах смерзлись, и из этой затеи ничего не вышло, как я ни старался.

— Иди так, скорей, — скулил Клава. — Беги!

Словно на костылях я сделал два-три шага и свалился. Ноги в смерзшихся штанинах не гнулись.

— А ну к берегу! — раздался вдруг за моей спиной чей-то голос. Снег хрумкнул, и возле меня оказался совхозный кормач Павел Евграфович, которого все ребята в Пушном звали попросту Графыч. Он подхватил меня под руки и, опираясь на ружье, выволок на берег. — Сейчас, сейчас, мы разом все устроим, — приговаривал Графыч.

Старик сбросил со спины свой вещмешок, прислонил к нему ружье и выхватил из-под ремня топор. В тот момент, когда он выдергивал топор, конец топорища задел за медную пряжку и ремень расстегнулся. Полы ватника распахнулись, и к моим ногам упала неживая белая норка. Графыч подхватил ее, бросил на вещмешок и шагнул к деревьям.

Через минуту над костром потянулась струйка дыма. А Графыч все суетился между деревьями, рубил и рубил сухостой. Клава помогал ему как мог.

Наконец старик приволок сухую ель. Разрубив ее на несколько чурбаков, он выложил их рядком.

— Ну вот и кресло тебе готово. Давай-ка распрягайся.

Костер уже весело трещал и начал пригревать. Я отогрел руки и с помощью Графыча и Клавы стащил с себя куртку.

Носки, валенки и куртку старик развесил вокруг костра на колышках, а мне на плечи накинул свой ватник.

— И чего вас в лес понесло? — спросил старик.

— Мы Дымку ищем, — сразу нашелся Клава.

— Дымку? Похоже, что рысь кончила нашу Дымку.

— Какая рысь? — в один голос спросили мы с Мятликом.

— Самая обыкновенная, кошка лесная.

— Вы ее видели? — удивился Клава.

— Видел бы, так спросил, — усмехнулся Графыч. — Следы ее я видел подле Шумихи. А Дымке-то по первости, как сбежала, самое дело к реке подаваться. Может, она сколько там и пожила в продухах [5] да под берегами. А все-таки зверь на людях вырос, доверчивый стал, как ей от рыся оборониться? Уж проворство не то. Давненько я не встречал рысей подле Пушного, Как бы словить ее…

вернуться

5

Продух — пустота в обвалившемся льду.