Норки, Клава и 7»А» - Данилов Владимир Михайлович. Страница 5

Рыба на острове

Уж не раз выдавались морозные утренники. Зеленая трава в низинах по утрам покрывалась сединой инея. Но днем снова оттаивала и, мокрая, блестела под лучами солнца. Вода в канавах и лесных лужах затянулась ледком, и белые пузыри воздуха подо льдом дрожали, как ртуть.

Больше недели мы с Клавой не были на Шумихе. Мятлик уже несколько раз приставал ко мне — пойдем да пойдем, но все находились какие-то дела. И мы решили отложить до воскресенья.

Наконец настал выходной. Мы идем тропкой, что вьется берегом Шумихи. Солнце еще не успело подняться над лесом. Лишь вершины деревьев, сбросивших листву, зябко ежатся в его лучах. На опушке леса стоит неумолчный стрекот дроздов-рябинников.

Когда дошли до покосов, увидели, как высоко в небе потянулись несколько гусиных караванов и огромная стая шумливых морянок. Клава, задрав голову и сложив ладони козырьком, стал считать, сколько гусей в караване. Но так ни разу и не досчитал до конца. Караван успевал скрыться.

Я шел не спеша, чтобы Клава не отстал. А он и на ходу успевал что-нибудь вытворить. То каблуком с хрустом продавит ледяной пузырь на луже, то остановится у скованного морозом муравейника, а то сдернет с еловой ветки кусок мха-бородача и прицепит себе на шайку.

Потом Клава вдруг начал сыпать вопросами:

— Слушай, а где зимуют лягушки?

— Ну, зарываются в ил.

— А змеи?

— В земляных ямах, под пнями и корягами.

— Точно знаешь?

— Точно, читал. Да и проходили на уроках.

— А мы еще не проходили, — сокрушенно вздохнул Клава и тут же снова:

— А сойка ворону победит?

— Не знаю, я как-то не задумывался…

Мне уже надоело отвечать на Клавины вопросы.

Но Клава не выносил неясностей и сам себе ответил:

— Конечно, победит. Ведь она птица лесная, шустрая, а вороны все больше вокруг зверофермы околачиваются.

На перекатах у островков Шумиху было не узнать. На каждый камень, который торчал из воды, словно был надет ледяной венец. Вода с тоненьким бульканьем плескалась о ледяную корку. А с березы-мостка до самой воды свисали светлые сосульки.

Пройти по скользкому стволу на островок не так-то просто. Пришлось отыскать на берегу две валежины вместо шестов. Упираясь палками в дно, мы один за другим перешли по заледенелому стволу на островок.

Едва мы очутились на островке, как поняли, что здесь опять кто-то был. Лед со всех прибрежных камней был сбит. Искрошенные чьими-то ногами льдинки усыпали весь берег. А под вершиной березы, где мы нашли плотвиц, теперь лежал головастый толстобрюхий окунь. Я потрогал рыбину. Она была мерзлая, как ледышка.

У меня застучало в висках. Я невольно оглянулся по сторонам. Вокруг было тихо, лишь льдинки монотонно звенели на струях Шумихи.

Мы обошли островок и на правом его берегу у второй протоки снова увидели ледяное крошево. Клава юркнул под берег и тотчас замахал мне рукой.

— Спускайся сюда!

В маленькой пещерке, промытой рекой, лежал еще один окунь.

— Ну, я же говорил, что этот дядька кому-то рыбу носит. А у того здесь склад. Он одну рыбину уже положил сюда, а вторую не успел, нас увидел и удрал, — затараторил Клава.

— Что ж ему две таких рыбки не донести что ли? — возразил я.

— Хм, — шмыгнул носом Клава. — Надо в поселке рассказать, что кто-то рыбу ворует и прячет.

— Вот что, Клавдий, никому мы ничего не скажем, Выпадет снег — сами найдем. Понял?

— Правильно! — просиял Мятлик. — Это ты здорово придумал. Я с тобой!

Каникулы

Несколько лет назад на Шумихе, сразу за поселком, устроили запруду. Навалили камней поперек реки и получился круглый и довольно широкий плес. Воды там по пояс, но летом все купались у запруды — и мы, и взрослые. Зимой река там замерзала раньше, и мы, сколотив из досок щиты, соорудили хоккейную площадку.

Морозы нынче наступили рано, и к ноябрьским праздникам, когда отпустили на каникулы, у нас все было готово. С утра и до позднего вечера мы гоняли здесь шайбу. Одни уходили домой, другие приходили, и всегда можно было набрать пятерку игроков.

Оказалось, что в нашем классе теперь самый сильный игрок — Костя Загура. Он не только здорово катается, но цепко держит шайбу, будто она приклеена к клюшке. Даже Витьке Козыреву — уж он-то водит что надо — с трудом удается отобрать у Кости шайбу.

Как-то завернул на запруду Марат Васильевич — наш физрук. Посмотрел, как играет Костя, и говорит:

— Загура неплохой кандидат в сборную школы.

Мы, конечно, сразу зашумели, мол, с Костей мы и сами можем накидать хоть восьмиклассникам, хоть девятиклассникам.

— А одно другому не мешает, — ответил физрук. — Я не прочь, если команда вашего класса «накидает» и тем и другим. Но играть на приз клуба «Золотая шайба» в город поедет все-таки сборная школы.

…Кончились праздники, а с ними и каникулы. В совхозе наступили горячие дни — подготовка мехов к сдаче. Теперь по вечерам ярче всех в Пушном светились окна совхозных цехов. Все звероводы и подсобные рабочие, даже шоферы и трактористы, помогали обрабатывать шкурки.

Всего неделю мы проучились после каникул, как в школу пришел Иван Иванович — отец нашей вожатой. Он о чем-то поговорил с директором школы, и в субботу восьмой и девятый классы отпустили с половины уроков. Их просили помочь на обезжиривании шкурок.

Ну, мы, конечно, к Наташе. Спрашиваем, почему это им можно, а нам, выходит, нет. Несправедливо как-то получается. Одних приглашают, «приходите, мол, помогите», а других будто бы и не существует.

Наташа поговорила с отцом, и нас тоже позвали! Только уже в следующую субботу. Сбегали мы домой, переоделись попроще и собрались у пушного цеха, Дальше нас повел сам главный зоотехник совхоза Иван Иванович Ильин — Наташин отец.

В цехе вдоль стен были сложены стоики натянутых на правилки шкурок. А на длинном столе стояли ванночки с водой, и возле каждой — две-три щетки.

— Ну что ж, помощники, — сказал Иван Иванович, — вам предстоит делать водяную прическу. Надежда Андреевна вам объяснит. А ты, Наташа, посмотри, чтобы все было как надо.

И он ушел, а мастер цеха Надежда Андреевна показала нам, как причесывать шкурки. Дело нехитрое — мочишь щетку в ванночке и приглаживаешь мех.

— А что, ребята, — работа что надо, не пыльная, — сказал Витька. — И тепло, как в Евпатории.

Он расчесал первую шкурку, вместе с правилкой приложил ее к груди и, опустив глаза и поводя плечами, прошелся вдоль стола. Витька изобразил модницу в мехах. Картина была уморительная, и всем стало весело. А Витькину проделку тут же подхватили девочки. Они тоже, обработав шкурки, прикладывали ее вместо воротника. То и дело слышалось:

— Как вам нравятся мой сапфир?

— А. мой жемчуг?

— Нет, нынче в моде паломино [4]…

Уходили из цеха уже в сумерках. Над поселком зажглись первые звезды. Было тихо.

— А все-таки жалко зверей, — сказала Шемахина. — Выращивают, ухаживают, а потом какой-нибудь вредной тетке на воротник.

— Да из тебя самой такая тетка получится — вредней не сыщешь! — брякнул Витька Козырев.

— Ну это как сказать, — негромко возразила Галка. Ей почему-то не хотелось в эти минуты спорить.

— И все же это красиво, — вступила в разговор Наташа. — Какие расцветки. Даже трудно представить, что все это выведено человеком. Да, кстати, какого цвета соболь?

— Коричневый, — сказал я, вспомнив какой-то цветной фильм, где показывали живого соболя на лиственнице.

— В общем, да, — согласилась Наташа. — Но есть и темный — баргузинский. Это все природная окраска. А бывают ли оранжевые соболи?

— В синюю полоску? — рассмеялся Витька.

Оказалось, бывают. Наташа рассказала нам, что уже существуют соболиные фермы. Только в одном подмосковном, совхозе выращивают десять тысяч соболей. А еще ученые решили так же, как норок, вывести соболей различных цветов. Попросили охотников, изловить зверьков необычной окраски. И вот тогда-то сибирские охотники прислали им оранжевого соболя.