Хозяин черной жемчужины - Гусев Валерий Борисович. Страница 23

– Скрытно? – врубилась тетя Лида.

– Очень скрытно. Но без потерь.

Возле банка мы остановились, прикрывшись большим трейлером.

– Стрелять будете? – спросила Лидочка, обернувшись.

– Ага, – сказал Алешка. – Дайте нам свой фотоаппарат.

Она даже не спросила – зачем? Молча протянула мне камеру. Я вышел из машины и пошел в банк следом за Глотовым и его подельником.

– В банке фотографировать нельзя, – сказала мне в спину Лидочка.

Но мне повезло: в банке было много народу, и я среди него капитально затерялся. И скрытно сделал все необходимые снимки. Как они стоят в очереди к окошку, как Глотов передает деньги, как он получает синюю папку и прячет ее в портфель. И даже – как они оба сели в желтую машину.

– Порядок? – спросила меня Лидочка. – Пока они не отъехали, ты бы и номер их тачки щелкнул.

Я щелкнул. Это был последний кадр на пленке.

– Вы мне потом пленку верните, – сказала Лидочка, выруливая на проезжую часть. – У меня там очень личные кадры.

– Вернем, – пообещал Алешка. – Мы вам даже эти личные кадры распечатаем.

– Как благородно! Куда едем? На Петровку, 38 или в Министерство внутренних дел?

– Я домой хочу, – жалобно протянул Алешка. – По маме соскучился.

– А я по папе, – проскулил я.

– А вы по Вадику, – сказали мы вместе с Алешкой.

Пленку мы сдали в проявку в этот же день, а снимки получили на следующий. И прямо там же, в «Копейке», где сдавали пленку, мы их с нетерпением просмотрели. Там были в основном «очень личные кадры», на которых присутствовал наш Вадик. Во всяких видах. Вот он склонился над бумагами и в задумчивости грызет кончик авторучки. Причем тот кончик, который пачкает пастой его губы. Вот он в буфете, задумчиво подносит ко рту пустую ложку.

– А потом салфетку вместо хлеба жевать начнет, – хихикнул по этому поводу Алешка.

Но вот Вадик кончился и пошли оперативные кадры. Все получилось! Даже номер машины на последнем снимке.

Дома Алешка отложил «очень личные кадры» и принялся рассматривать наши снимки. Я в это время доделывал уроки. И тоже потерял бдительность.

– А это что за снежные чучела? – раздался над нами папин голос. Он бесшумно, еще по своей оперской привычке, вышел из кабинета.

– Это твои родные дети, – сказал Алешка. – Они мерзнут под снегом во имя науки.

– А это? – Я уже стоял рядом и видел, что папа ткнул пальцем в дядьку-водителя. – Кто мерзнет в помещении банка?

– Неустановленное лицо, – сказал я. – Простой водила.

– Так, – папа взял фотографию в руки, вгляделся в неустановленное лицо. – Где-то я это лицо видел.

– В тюрьме, что ли? – спросил Алешка.

– Сейчас узнаем. – Папа прошел в кабинет и позвонил Павлику.

Дверь за собой он не закрыл, и нам все было хорошо слышно.

– Павлик, завтра с утра гони в Управление. Пробей мне Грачева Игоря Николаевича. Профессиональный домушник. И сразу ко мне. Вечером? Ну, можно и вечером. Ты хочешь поужинать в кругу семьи? Пора тебе, Павлик, свою семью заводить. Ладно, дело терпит. Вечером жду.

Папа вернул нам фотографию и спросил:

– Что за дела? Откуда эти снимки?

Алешка почему-то не стал говорить правду. Я потом узнал – почему. Он сказал:

– Пап, этот дядька нам случайно попался. Мы снимали вот его. – Алешка показал на профессора Глотова. – Это великий ученый. Он пил чай с поэтом Менделеевым. И с ученым Некрасовым.

Папа усмехнулся.

– А вот с этим он чай не пил? – и показал на Грачева.

– С этим не пил. Он с нами пил. В батискафе. А потом...

– Все, – сказал папа. – Дальше врать не надо. Бесполезно. Фотографии я забираю.

А они нам и не больно-то нужны. Я так и хотел сказать: «Мы для тебя их и делали».

Папа забрал фотографии и на пороге кабинета сказал:

– И больше – ни шагу! – И закрыл за собой дверь.

– Ты что-нибудь понял? – спросил я Алешку. – Чего это он?

Алешка пожал плечами и очень по-взрослому ответил:

– Каждый должен делать свое дело.

– Это как?

Алешка загадочно усмехнулся:

– Дим, рыбак ловит рыбу, а повар ее жарит. Понял?

Опять понял. Но не совсем. Вернее, совсем не понял. Но промолчал.

Вот кто только эту рыбку есть будет?

Несколько дней прошли довольно спокойно. А потом вдруг нам позвонил Вадик и сказал, что у него серьезно заболел Розовый Принц.

К телефону подошел Алешка, поэтому он и спросил:

– Чем?

– Я не знаю, – жалобно ответил Вадик. – Он чахнет. С одного бока.

– Вадим Иваныч, – взволнованно зачастил Алешка. – Вы не волнуйтесь! Его надо лечить. Я знаю одну тетку, она собак наших лечит. Давайте ее позовем.

Вадик, видимо, совсем потерял голову. И согласился.

Алешка тут же позвонил тете Тане из соседнего дома. У нее не квартира, а настоящая собачья клиника. И она очень отзывчивая. Никогда не откажется помочь больному животному.

Разговор был интересный.

– Что, Алеша, опять с собакой что-то?

– Нет, теть Тань, не с собакой. С Розовым Принцем.

– А это кто? Кот? Морская свинка?

– Это жемчужина.

Тетя Таня долго молчала. Наверное, соображала – что это за зверь? Потом спросила:

– А что с ней? – По этому вопросу она надеялась выяснить будущего пациента.

– Она чахнет. С одного бока.

– Ну приводи, – вздохнула тетя Таня. – К трем часам. Намордник не забудь.

Алешка тут же перезвонил Вадику. Передал слово в слово:

– К трем часам. И намордник не забудьте.

– Это кому... намордник? – растерялся Вадик.

– Я не спросил. Наверное, вам.

– А у меня его нет, – совсем расстроился Вадик. – Никогда не носил.

Алешка не растерялся:

– Тогда при галстуке. В три часа. В одинаковых ботинках.

Вадик принес жемчужину в эмалированной кастрюльке, заполненной морской водой.

– Что за зверь? – спросила тетя Таня, кивнув на кастрюлю. – Таракан, что ли?

Тут все прояснилось. Теперь растерялась тетя Таня.

– Я животных лечу, – пробормотала она. – А не камешки.

– Жемчуг – можно сказать, живое существо, – немного обиделся Вадик.

– Кого я только не лечила, – вздохнула тетя Таня. – Собачек, кошек, крокодилов, змей, синичек, мышек... А вот жемчуг не приходилось.

– А тараканов? – спросил Алешка. – У нас под холодильником таракан чихает. Мама говорит: простудился.

– Тараканов я не лечу, скорее наоборот. Ну, ладно, давайте посмотрим. Кладите вашего принца на стол.

У нее в комнате был специальный стол из пластика, на котором она делала операции и уколы больным собакам, кошкам и крокодилам и над которым висела большая и яркая лампа.

Вадик поставил кастрюлю на стол. Ловким движением приподнял верхнюю створку раковины. Мы с Алешкой ринулись взглянуть и стукнулись лбами. Тетя Таня нас отогнала, но мы все равно успели заметить на боку розовой жемчужины темное, рыхловатое на вид пятнышко.

– Вы специалист в этой области? – спросила тетя Таня.

– Да.

– Тогда вы должны знать, что именно представляет опасность для жизни жемчужины.

– Вы знаете, очень распространенное заблуждение состоит в том, что жемчуг может жить долго только в том случае, если он постоянно соприкасается с теплой человеческой кожей. Якобы это тепло дает ему дополнительную энергию и продлевает жизнь. Но это большая ошибка. Как раз соприкосновение с телом человека сокращает срок жизни жемчужин на 50–60 лет.

– Это все? – скептически спросила тетя Таня. – А вы знаете о том, что в древности богатые красавицы растворяли жемчуг в уксусе и пили его?

– Это ненаучно. Это не в моей компетенции. А зачем они его пили?

– Считалось, что такой напиток придает белизну женской коже и таинственный блеск ее глазам.

– А к чему вы об этом говорите?

– Хочу услышать от вас: что гибельно для жемчужины?

– Вы сами сказали: уксус!

– А что такое уксус?