Секрет Жени Сидорова - Гладилин Анатолий Тихонович. Страница 31
И дядя Жора вытащил зачем-то секундомер и щелкнул кнопкой.
«Хитрющий дядя, — подумал я. — Вывернулся. Придется сделать второй заход».
— Квот лицет Йови, нон лицет бови, — чуть запинаясь с непривычки, произнес я вы читанную в словаре латинскую пословицу, которая означала: «Что дозволено Юпитеру, то недозволено быку!» Как вы сами понимаете, к разговору нашему это не имело никакого от ношения — и Юпитер и бык были здесь абсолютно ни при чем, но я старался любыми путями выйти на интересующую меня тему.
Мои новые знакомые как-то странно переглянулись («Ну, — подумал я, — кажется, клюнуло»), потом дядя Жора почесал подбородок и с иронией произнес:
— Вроде магазин только открылся, а товарищ, интересующийся машинами, успел уже поднабраться…
— Если он думает, что в дачной местности можно нецензурно выражаться, — сурово заметил дядя Вася, — то имейте в виду, тут милиционер рядом живет.
— Товарищи, я не ругаюсь, — смущенно залепетал я, — это латинское…
— Чего ты там пил, латинское или кахетинское, — перебил дядя Вася, — меня не волнует. Оправдываться будешь в милиции.
— Товарищи, да я не сообразил… — начал было я.
Но дядя Вася опять меня перебил:
— Мы на троих не соображаем! Дуй на станцию. Там найдешь собутыльников. И то вряд ли. У нас алкоголиков с каждым днем всё меньше и меньше.
— Я просто хотел спросить, — забормотал я, понимая, что всё потеряно и моя дипломатия потерпела полный крах, — не сдают ли поблизости дачу на летний сезон?
— Мы не сдаём, — отрезал дядя Вася и решительно полез под машину.
Дядя Жора недружелюбно на меня покосился, и даже коты ощерились и зашипели.
Я пошел дальше по улице, стараясь не оборачиваться, а когда все-таки оглянулся, из-под «Запорожца» по-прежнему торчали ноги дяди Васи, а дяди Жоры не было видно.
«Бессмысленно разговаривать с людьми, — думал я, — когда они не хотят с тобой общаться. И с какой стати им раскрывать тайну первому встречному? А сошлись я на Женю, меня бы подняли на смех, да и Женьке бы влетело — дескать, зачем болтаешь?»
Я остановился, осмотрелся и, крадучись вдоль забора, вернулся к даче. Вот он, погреб, похожий на маленький земляной холм (вход в погреб с противоположной стороны мне виден не был), а вот и знаменитая Женина ель, которая светилась голубым сиянием в новогоднюю ночь. Ель высокая, раскидистая, красивая ёлка, конечно, но ничего такого особенного в ней не было — дерево как дерево. Из чистого любопытства я просунул руку между досками забора и прикоснулся к стволу. Дерево мерно подрагивало, как будто в глубине, под его корнями, земля сотрясалась от марша легионов, от глухой поступи многотысячной конницы, и эта дрожь передалась мне, и я стоял долго-долго, прилипнув к забору, прислушиваясь, пытаясь проникнуть в тайны земли, и со стороны, наверно, это было смешное и нелепое зрелище.
Что я услышал там, около ели, рассказывать не буду. Вполне вероятно, мне просто кое-что почудилось. А может, дерево подрагивало от проходившей мимо электрички?
Высоко в небе пророкотал самолет. Я глянул наверх, на серебристую птицу, тянувшую за собой туманный след, и подумал, что не случайно здесь растёт ель, похожая на космическую ракету. В мире всё взаимосвязано. И вряд ли бы летали самолёты и космические корабли, если бы когда-то на земле не родился человек по имени Икар…
Я вытащил из щели руку и прямиком на правился к станции. По дороге я размышлял о том, как мало мы знаем о жизни теперешней и ещё меньше — о жизни наших предков. Мы убеждены, что люди давно прошедших веков исчезли бесследно, оставив после себя только памятники архитектуры, книги, легенды. Конечно, исторические памятники и реликвии будят наше воображение. Конечно, книги и легенды доносят до нас отзвук той, давно прошедшей жизни. Но неужели жизнь миллионов наших предшественников канула в вечность? И что такое эта вечность? Не хранятся ли в уголках нашей памяти картины и сцены давно минувших веков? И вдруг эти давно минувшие века гораздо ближе к настоящему, чем нам иногда кажется?