Городской мальчик - Вук Герман. Страница 19

– Миссис Горкин, а почему у меня нет бороды?

– Есть у тебя борода.

– Нету.

– Она в кармане сюртука.

– А-а. – Герби пошарил по карманам и извлек квадратный лоскут засаленного черного фетра. – Эта? – ужаснулся он.

– Да, эта, – подтвердила миссис Горкин. Она взяла у него лоскут и двумя прищепками пришпилила к нижним краям шапки. – Вот так, тебе очень идет, – с искренним жаром добавила она.

Герби поспешил к зеркалу, бросил один взгляд и чуть не расплакался. Этот фетровый лоскут можно было принять только за кусок тряпки и ни за что другое. С бородой он имел не больше сходства, чем с американским флагом. Герби попробовал сунуть в рот сигару. Весь шик пошел насмарку. Бороду пришлось поднять, как занавес, и она повисла на сигаре, открыв голый подбородок. Это была чудовищная фальшивка.

– Чего ты приляпал себе на морду? – спросил голосом Ленни Кригера блестящий джентльмен, весьма напоминавший обличьем Роберта Э. Ли, каким его изображают в учебниках истории.

– Бороду, – пролепетал Герби.

– Бороду! – загоготал Ленни. – Эй, ребята, глядите, какая у Герби борода!

Коршуны слетелись на потеху.

– Ха! Бархотка сапожная.

– Паранджа какая-то.

– Как из помойки.

– Она и есть из помойки.

– Будто в разбойников собрался играть.

– Это у него шапка или кастрюля?

– А это сюртук или мешок для тряпья?

– Ура генералу Помойкину!

Последний возглас принадлежал Ленни. Мальчишки радостно подхватили его: «Генерал Помойкин! Генерал Помойкин!» Они заплясали вокруг Герби, отвешивая ему шутовские поклоны и отдавая честь. Тут подоспела на помощь миссис Горкин и строгим окриком «Что здесь происходит?» утихомирила насмешников.

Взор учительницы метал молнии, волосы растрепались. Обычно спокойная, уравновешенная, на репетициях школьных спектаклей она превращалась в нервную режиссершу. Однажды, на премьере собственной версии оперетты «Пинафор», она закатила настоящую истерику перед самой командой «занавес».

– Если кто-нибудь еще хоть пикнет, никакого спектакля не будет, – свирепо пригрозила миссис Горкин напуганным ребятам и вышла. Ленни выхватил саблю и весьма неучтиво помахал ею в сторону удаляющейся спины. Остальные актеры прыснули в кулаки.

Едва началась генеральная репетиция, как отворилась одна из задних дверей зала и по центральному проходу в величественном одиночестве прошествовал мистер Гаусс. Все заметили, как миссис Горкин поежилась. Она встала, взмахом руки прервала репетицию и велела ученикам тоже встать. Дети встали по стойке «смирно», а актеры замерли в своих позах. Мистер Гаусс неспешно подошел к учительнице и преспокойно опустился в соседнее кресло в первом ряду.

– Класс, сесть, – скомандовала миссис Горкин.

– Репетируйте дальше, мальчики, – сказал мистер Гаусс. – Считайте, что меня здесь нет.

Актеры вернулись к своим ролям. К изумлению и удовольствию учительницы, Ленни от страха перед директором принялся так горланить, что в зале загудело эхо. Зато у Герби, несмотря на все его потуги, ничего нельзя было разобрать. Кусок черного фетра, закрывавший ему рот, срабатывал не хуже пулеметного глушителя. Он орал, а раздавалось бормотание.

– Я хорошо помню вас по Мексиканской войне, генерал Ли, – возопил Герби. – А порошок мне бас мешконской вне, – донеслось до первого ряда.

– Что это за штука у Гранта под носом? – прошептал директор.

– Это, – ответила миссис Горкин, нервно сжимая и разжимая кулачки, – борода.

– Похоже на кусок черного фетра, – заметил директор.

– Герберт, говори громче! – прикрикнула учительница.

Герберт заорал до звона в собственных ушах:

– Сожалею, что мы вновь встречаемся при столь печальных обстоятельствах. Сашулъ штомыштри шаем фу пришолъ шальных апштаятбах, – смутно расслышал мистер Гаусс.

– Положительно, – сказал он учительнице, – мальчику следует снять эту штуку.

– Чтобы Грант стал похож на толстого одиннадцатилетнего мальчугана?

– Пусть, зато он перестанет шамкать, словно у него кляп во рту.

Так Герби, к своему облегчению, избавился от бороды. Но миссис Горкин вся кипела. После этого, однако, дело пошло на лад, и она начала было успокаиваться, как тут Ленни вынул саблю из ножен, дабы сдать ее победителю.

– Минутку, – встрепенулся директор. Действие остановилось. – Откуда вы взяли эту пьеску, миссис Горкин? – спросил мистер Гаусс.

– Сама написала.

– Вам, конечно, известно, дорогая моя, что легенда про то, как Ли сдал свою саблю, – чистый вымысел?

– Да, – ответила учительница, – но это знаменитая легенда, и в ней есть высокий нравственный смысл.

– Ложь не может иметь высокого нравственного смысла. Полагаю, эту сцену мы уберем.

Миссис Горкин ахнула и задрожала:

– Без нее рухнет весь замысел пьесы. Генерал Грант, возвращая саблю, говорит под занавес: «Генерал Ли, я не одержал победы над врагом; я обрел потерянного брата».

– Замечательные слова, дорогая моя. Но не можем же мы засорять головы детей этими глупыми небылицами.

– Без сабли пропадет вся зрелищность, вся увлекательность, – вскричала рыжая учительница.

Невидимые пальцы вздернули уголки рта мистера Гаусса, и на его губах появилась столь знакомая улыбка.

– Мы здесь не развлекаем, а учим, – с удовлетворением произнес патрон.

Миссис Горкин запрокинула голову и завыла в носовой платок.

Дети остолбенели от восторга. Мистер Гаусс опешил. Тишину огромного зала пронзил второй приглушенный вопль. Директор встал, похлопал миссис Горкин по плечу:

– Ну, полно, полно, дорогая моя, возьмите себя в руки. (Вопль.) Я не предполагал, что вы принимаете это так близко к сердцу. (Вопль.) Пожалуйста, оставим как есть.

Миссис Горкин еще всхлипнула раза три, и из-за носового платка выглянули ясные, счастливые глаза.

– Благодарю вас, мистер Гаусс. Мальчики, продолжаем репетицию. Давай, Ленни. «Сэр, сдавая эту саблю…»

Ленни, который глядел на учительницу разинув рот, снова быстро выхватил саблю из ножен и вскинул ее над головой.

– Сэр, сдавая саблю, я вручаю вам оружие Юга, но не его душу, – проговорил он.

– Минутку, – вмешался мистер Гаусс.

Миссис Горкин подскочила, точно по ней пробежал паук.

– Я только хотел спросить, не находите ли вы, что по этикету ему следовало бы расстегнуть ремень и сдать саблю, портупею и прочее?

– Мистер Гаусс… – Голос учительницы дребезжал, как перетянутая струна банджо. – Когда саблю вынимают из ножен, это выглядит эффектнее. – И она опять достала из-за манжеты носовой платок.

– Я только спросил, – поспешил заверить мистер Гаусс. – Вопрос снят.

Но тут раздался гонг на общешкольный сбор, и генеральную репетицию пришлось отставить. Через заднюю дверь в зал потянулись дети со скрипками, виолончелями, трубами и тромбонами. Появился худенький смуглый учитель музыки мистер Менг, игравший на пианино и руководивший школьным оркестром, и с ним три мальчика, которые притащили по охапке складных стульев, свалили их у пианино и, грохоча и царапая пол, начали расставлять по местам. В уборной миссис Горкин, с дрожью в руках и безумно вращая белками, дала последние устрашающие наставления актерской труппе.

Мистер Гаусс занял место в большом нарядном кресле посреди сцены. По одну руку от него села завуч – здоровенная, желтоволосая и злобная миссис Корн, по другую – полная дама из городского отдела просвещения. Снова ударил гонг. Мистер Менг, сидящий за пианино, поднял одну руку вверх и взглянул на мистера Гаусса. Директор кивнул. Рука опустилась, взвыли духовые, заскрипели смычковые, грянули ударные, и зал потонул в мутной, грязноватой пелене звуков, сквозь которую глухо пробивалось пианино, выстукивавшее удвоенным фортиссимо «Звезды и полосы во веки веков». В одну дверь начал заходить строй мальчиков, в другую – строй девочек. Хоть и несладко приходилось миссис Горкин в должности руководителя драмкружка, но одним обстоятельством она была счастлива, как никто: ее спектакли всегда игрались при полном зале.