Городской мальчик - Вук Герман. Страница 28

– Вон они! Я вижу мистера Гаусса! – воскликнула наконец Фелисия, и Букбайндеры поспешили предстать перед толстым Дудочником, который собирался увести детей в свою страну чудес.

К их разочарованию, мистер Гаусс держался вовсе не так радушно, как в предыдущую встречу. Букбайндерам даже показалось, что директор весьма холоден. На самом деле это было не так; просто мистеру Гауссу не хватало душевных сил умасливать всех сразу. Когда он умасливал одну семью, получалось густо, а как пришлось делить на восемьдесят, вышло – почти ничего.

Герби обвел взглядом толпу под желтым знаменем и тотчас заметил Ленни Кригера: его подобострастно облепили мальчишки помладше, и он громко предсказывал исходы бейсбольных матчей. Мальчики и девочки собирались отдельными стайками. Герби смотрел-смотрел и высмотрел среди девочек Люсиль. Он улыбнулся и помахал ей, но та застенчиво отвернулась.

– Весело тут, да, Флис? – проговорил Герби, однако ответа не последовало, и он с удивлением обнаружил, что сестры уже нет рядом, а ее уводит долговязая, крутобокая, как луковица, женщина с лицом, сплошь усеянным веснушками. Позднее он узнал, что это тетя Тилли, старшая вожатая девочек. Тут и его руку крепко ухватила чья-то большая влажная ладонь. Он поднял глаза на своего похитителя: перед ним стоял здоровенный светловолосый мужчина с квадратной физиономией и крошечными глазками за толстыми стеклами очков без оправы.

– Я дядя Сэнди, твой старший вожатый, – представился тот, – а ты, верно, маленький Герби Букбайндер? Идем со мной.

Герби пошел, хотя без особой радости, и его подвели к дочерна загорелому, худосочному и замороченному на вид молодому человеку, стоявшему в окружении мальчишек лет девяти.

– Вот это дядя Смугл, твой вожатый, – сказал дядя Сэнди. – Восьмая хижина, здесь самые старшие младшеклассники. Порядок?

– Сэнди, у меня уже шестеро, – запротестовал дядя Смугл, но дядя Сэнди торопился и только бросил через плечо: – В поезде разберемся. – По росту он подходит в Восьмую хижину.

Герби с подозрением покосился на шестерых недомерков, к которым его сунули, и встретил такие же открыто неприязненные взгляды. Все мальчишки показались ему какими-то противными и совсем маленькими.

– И как же тебя звать, приятель? – поинтересовался дядя Смугл.

– Герби Букбайндер, – ответил Герб. Он обернулся к ближайшему из ребят: – Слушай, ты в каком классе?

– В пятом «А», а тебе-то что, сарделька?

– В пятом «А»? – ужаснулся Герби. – Я-то в восьмом «В»!

Дядя Смугл вскинул брови и сказал примирительно:

– Не надо заливать, Герб. Будь честным парнем.

– Но я правда в восьмом «В». Могу доказать!

Ребята подняли его на смех.

– Подумаешь, – сказал один, – а я старшеклассник.

– А я вообще студент, – добавил другой, и снова раздался хохот.

На Герби мощной волной нахлынуло предчувствие, что ему не понравится в лагере «Маниту».

– Все по местам! – прокричал в мегафон дядя Сэнди. Тетя Тилли сняла со стены знамя. – Дети и родители, прощайтесь. Отправление через три минуты.

Герби оказался в крепких объятиях. Мама, расчувствовавшись до румянца на блеклом лице, присела рядом на корточки и заплакала в три ручья.

– До свидания, мальчик мой, мальчик мой любимый, – всхлипывала она. – Тебе будет там хорошо, я знаю, значит, и мне хорошо. Мы вас навестим.

Пока она тискала и целовала Герби, отец изловчился и пожал ему руку.

– Будь мужчиной, Герби, – крикнул он, перекрывая вокзальный гомон.

– А где Клифф? Я не видел Клиффа, – раздраженно буркнул Герби, не зная, как держать себя в подобных случаях. – Разве он не поедет в лагерь?

– Уезжаешь из дому и думаешь о Клиффе? Хоть бы поцеловал на прощание, – обиделась мама. Герби считал, что ученику 8 «В» стыдно целоваться на людях, но, поскольку вокруг все целовались, он соизволил чмокнуть маму в нос.

– Не волнуйтесь, миссис Букбайндер, мы не дадим его в обиду, – пообещал дядя Смугл. – Ну все, ребята, поехали.

Пинками, тычками, понуканиями и окриками молодые люди и женщины, называемые вожатыми, кое-как загнали два выводка детей в поезд. Наименее сдержанные из родителей причитали вдоль строя до самого перрона. Джейкоб Букбайндер с женой стояли в углу, где недавно висело знамя, и, когда сын или дочь оглядывались, махали им вслед. У выхода на перрон Герби в последний раз оглянулся на мать с отцом. Вокруг сновали толпы разодетых туристов, а родители стояли в своем будничном платье, улыбаясь и махая руками, – два маленьких усталых человека из бедного Бронкса; и вот странная штука, издалека он увидел то, чего до сих пор не замечал вблизи. Он увидел, что отец у него почти седой.

– До свидания, мам! До свидания, пап! – закричал Герберт изо всех сил, но им уже было не услыхать его.

– Держи строй, Герби, – сделал замечание дядя Смугл.

Мальчик не позволил себе разрыдаться при всех, и лицо его не дрогнуло, но в глазах стояли слезы, в горле застрял комок, он не видел, куда идет, не соображал, что делает, и очнулся, лишь когда поезд дернулся и стало ясно, что он в самом деле уезжает из Нью-Йорка.

К одним это приходит раньше, к другим – позже, но когда ребенок впервые испытывает жалость к матери и отцу, значит, он одолел очень важную часть жизненного пути.

Однако в детстве настроение переменчиво, как весенняя погода. Спустя несколько минут мальчик уже с увлечением разглядывал незнакомые городские задворки, протянувшиеся вдоль железной дороги. А еще через пять минут задворки наскучили ему, он вспомнил, как его унизили, определив к пятиклашкам, и закипел от возмущения. Герби встал и начал пробираться мимо чужих ему мальчишек.

– Ты куда это, приятель? – раздался голос дяди Смугла. Смуглолицый вожатый сидел у него за спиной.

– Поискать двоюродного брата Клиффа.

– Сначала надо спросить разрешения. А то вы так разбредетесь кто куда.

– Ладно, – сказал Герби и выбрался в проход.

– Ну? – спросил дядя Смугл.

– Что «ну»?

– Я жду, когда ты попросишь разрешения выйти.

– Я уже вышел.

– Значит, вернись на место.

– Но это же глупо. Потом снова придется выходить.

– Мне видней, что глупо, а что не глупо. Сядь на место.

Герби замялся и быстро прикинул в уме, стоит ли открыто заявить о своей независимости, мол, держите карман шире. Мальчик вовсе не был убежден, что этот молодой человек имеет право приказывать ему. То была первая попытка незнакомца взнуздать Герби, а ведь поначалу брыкаются даже самые кроткие жеребцы; к тому же укротитель, похоже, и сам еще стоял одной ногой в детстве. Но в одиннадцать лет так привыкаешь к тирании взрослых, что трудно отличить узурпатора от представителя законной власти. Герби подытожил слагаемые, вывел сумму и вернулся на свое место.

– Отлично, приятель. Теперь можешь пойти и поискать брата.

Выполнить и этот приказ – значило вообще встать на задние лапки.

– Не-е, – насупился Герби. – Я передумал.

В начале прохода выросла туша дяди Сэнди.

– Ну, честная компания, – загремел он в мегафон, – вот и лето, и мы с вами опять от души порезвимся в нашем любимом лагере «Маниту». Эй, старожилы, покажем-ка новичкам свою сплоченность – встретим их песней. Вожатый по плаванию дядя Ирланд снова с нами, он будет у нас запевалой. Вперед, и побольше задора!

В проход выскочил юноша с широченными плечами (Герби таких и не видывал) и копной ярко-рыжих волос:

– Давайте, ребята. Споем «Хрю-хрю, гав-гав». Хором, начали. Гип-гип! – И детина принялся дирижировать странными отрывистыми движениями. Несколько мальчишек прогундосили песенку, подражая голосам животных, пыхтению паровоза и еще вроде бы трескотне шутих, а вразумительных слов Герби не услыхал, разве что неоднократный призыв «сделать крысоловку побольше кошколовки».

Когда допели песенку, дядя Ирланд выкрикнул:

– Ну как, новички, запомнили? А теперь споем еще разок, все вместе, только вдвое громче!

Спели еще. Правда, получилось не вдвое громче, а почти вполовину тише. На этот раз среди визга, кваканья, шипения и пыхтения до Герби долетели обрывки строк про городские трущобы, «шевроле», клещей и людоедов, но он решил, что ему послышалось.