Городской мальчик - Вук Герман. Страница 30

– Сэнди, – сказал дядя Ирланд, – можно отвлечь тебя на минутку?

– Угу, – отозвался старший вожатый, не отрывая глаз от линии, которой он подчеркивал слово «Петарды».

– Тут паренька одного по ошибке записали в Восьмую хижину.

– В Восьмую? Это не твоя хижина, Ирланд, – заметил дядя Сэнди, поднимая себя с места и близоруко вглядываясь в говорящего сквозь толстые стекла очков.

– Да понятно. Просто я случайно узнал. Вот этот паренек, Герби Букбайндер, он в восьмом классе, а ты определил его к младшим.

Дядя Сэнди перевел прищуренный взгляд на Герби. К последнему курсу медицинского факультета он почти лишился зрения.

– Ах да, Герби Букбайндер. – Он задумался на миг, и у Герби засосало под ложечкой.

– Я с удовольствием возьму его к себе, – сказал вожатый по плаванию. – Все равно же тебе следовало определить его к ребятам постарше.

К несчастью для Герби, дядя Ирланд подобрал неподходящие слова. Сэнди принадлежал к породе незлобивых зануд; чувства юмора в нем было на грош, а сердечного тепла и того меньше, зато он изо всех сил старался работать добросовестно. Однако больше всего на свете он не любил признавать свои ошибки. Невинные слова запевалы «тебе следовало определить его» были восприняты вязкими, неповоротливыми мозгами дяди Сэнди как критика и, само собой, вызвали раздражение.

– Я не совсем в этом уверен, – медленно проговорил он. – В лагере разделение осуществляется по физическим данным, а не по успехам в школе. По росту мальчик подходит к младшим, так?

– Пожалуй, – ответил дядя Ирланд, обескураженный упрямством Сэнди по столь ничтожному поводу, – но этот парнишка – явное исключение. Ему же будет скучно, поговорить даже не с кем. Он просто не выдержит все лето.

Герби слушал спор с бьющимся сердцем и думал про себя, что ангелы в раю, наверное, все, как один, рыжие и широкоплечие.

– А с чего это ты стараешься залучить его в свою хижину? – уперся дядя Сэнди. – Думаешь, родители подкинут хорошие чаевые, или как?

– Брось ты, Сэнди, мне все равно, где он будет. Просто я хотел помочь тебе.

Дядя Сэнди рад был исправить оплошность, тем более что это пришлось бы делать в любом случае, но хотел сделать это сам, а не по указке дяди Ирланда. Он взял схему размещения детей и насупленно уставился в нее.

– В твоей хижине он все равно не поместится. Ты, наверно, забыл, что там у вас бак для воды и место остается только на пятерых.

– Сэнди, так у меня-то сейчас всего четверо. Ты же знаешь, Арнольд Остерман не приехал на вокзал, у него свинка.

Сэнди поднял свою грузную тушу:

– Не волнуйся, Ирланд, я все устрою. Твоя хижина остается без изменений. Возвращайся к своим ребятам. С Герби Букбайндером я разберусь сам.

Рука Герби снова оказалась во влажной, крепкой лапе дяди Сэнди. Теперь не видать ему хижины дяди Ирланда как своих ушей. От каких мелочей зависят порой счастье и беда! Поговори запевала иначе, измени хоть два-три слова – и желание Герби исполнилось бы, а теперь пиши пропало. Старший вожатый потащил мальчика обратно по проходу и остановился возле унылого мужчины средних лет с островками синевы после бритья на бледном лице. Герби с беспокойством заметил, что место напротив занимает Ленни Кригер.

– Дядя Сид, – сказал старший вожатый, – получайте пополнение в Тринадцатую хижину. Этот парень оказался чересчур башковит для тех ребят, к которым его определили с самого начала, и я перевожу его к вам.

После такого благоприятного представления пятеро мальчишек, сидевшие вокруг вожатого, придирчиво уставились на Герби.

– Никак нам подсунули генерала Помойкина! – воскликнул Ленни. – Пропало лето.

– Хватит, помолчи, – строго одернул его вожатый, но и сам поглядывал на Герби без особой радости.

– Дядя Сид ведет у нас драмкружок и музыку, – объяснил дядя Сэнди, – так что здесь самое место смышленому мальчику, который не слишком жалует спорт. Тед, дай-ка ему сесть, – обратился он к востроглазому блондину с ястребиным носом и ртом до ушей. Тот вызывающе покосился на старшего вожатого и подвинулся в угол сиденья, которое до сих пор занимал один. Герби сел. Старший вожатый ушел, участь нашего толстяка была решена. С обреченностью матроса, угодившего на корабль со зверскими порядками; полицейского, приставленного караулить туннель; святого отца, заброшенного в глухое индийское селение, где свирепствует лихорадка, – Герби Букбайндер покорился приговору судьбы, которая назначила ему провести лето среди обитателей Тринадцатой хижины.

– Тебя как звать? – спросил дядя Сид.

Едва Герби успел ответить, как Ленни весело прочирикал:

– Генерал Помойкин. Его зовут генерал Помойкин.

– Здравия желаю, генерал, – ухмыльнулся желтушный парень в красно-желтой фуфайке с эмблемой «JIM» на груди. Злые прозвища мальчишки подхватывают на лету. Зато уважительных прозвищ днем с огнем не сыскать.

– В какой хижине ты был перед тем, как попал сюда? – спросил вожатый.

– В Восьмой. Это хижина для младших, – с вялой обидой в голосе пояснил Герби в свое оправдание.

– Вот там и оставался бы. Уж больно ты мал для нашей хижины, – глядя в окно, проворчал востроглазый.

– Ну, ребята, будем справедливы, – сказал вожатый. – Он тоже имеет право весело провести время.

– Только не за наш счет, – уточнил Ленни. – Тут такое дело, дядя Сид, я этого шкета давно знаю, мы с ним в одном классе и вообще. Бегать он не умеет, в мяч играть не умеет, драться не умеет – вообще ничего не умеет. Жиртрест, маменькин сынок и притом училкин любимчик, так что у нас он никому не нужен.

Герби казалось, что каждое слово, произнесенное Ленни, – чистая правда, а себя он чувствовал мелкой, ничтожной тварью, которой нет места в этой жизни.

– Дядя Сид, – произнес он, – я не хочу оставаться у вас, если ребята против. Уж лучше мне вернуться в Восьмую хижину. Давайте сходим к дяде Сэнди.

Тед, востроглазый, обернулся к нему:

– Не суетись, генерал Помойкин. Тебя сунули к нам.

Я уже пять лет мотаюсь в этот лагерь и в жизни не видал в Тринадцатой хижине такого шибздика. Но раз уж попал сюда, так сиди и не рыпайся.

– Вот это по-товарищески, – похвалил дядя Сид. – Познакомимся все поближе и отдохнем на славу.

Этот призыв был встречен глухим молчанием. Руководитель драмкружка преподавал музыку в старших классах женской школы и не слишком подходил на роль вожатого в летнем лагере.

Наконец Герби осмелился заговорить со своим соседом:

– А у вас хижина для старших?

– Меня-то давно пора перевести в старшие, пять лет торчу в гнусном гадючнике у Гаусса, – ответил Тед. – Но у них на этой каторге все шиворот-навыворот. Мы – самые старшие из средних.

Дядя Сид счел нужным вступиться за доброе имя лагеря, хотя и знать не знал, как там живется.

– Зачем же ты ездишь туда, если это каторга?

– Да потому что предкам надо спихнуть меня кому-нибудь, пока они играют в гольф все лето напролет, а в Гауссе моя мамочка души не чает – вот зачем! – с горечью выпалил Тед. – Он меня удавит – она только спасибо ему скажет.

Он вынул из кармана кусок мела, намалевал на стене жуткий скелет и подписал: «Дядя Сид после двух месяцев в «Маниту». Герби засмеялся. Дядя Сид заметил и заставил востроглазого стереть художество.

В Тринадцатой хижине воцарилась тягучая, безрадостная тишина, между тем как остальные ребята оживленно болтали.

Герби задумался над событиями, происшедшими за День, и пришел к выводу, что на него обрушилось столько бед – дальше некуда. За все одиннадцать лет, что он прожил на свете, не было у него такого черного невезения, как в последний час. Но он ошибался, полагая, будто цепочка несчастий оборвалась; совсем скоро ему суждено было навлечь на себя самый страшный Удар.

– Дядя Сид, можно пойти попить?

– Можно, и не приставай с такими вопросами. Ты теперь с большими ребятами.

Вконец удрученный – опять не угодил! – Герби юркнул в проход, а Ленни бросил ему вдогонку обидное: «Дяденька Сидди, мозно мне, позалуста, попить водицьки?»