Тайна заброшенной часовни - Брошкевич Ежи. Страница 52
С отцом дело обстояло еще хуже: он вообще ни на кого не глядел.
— Садитесь, — сказала мама.
Все уселись. Пацулка сознательно выбрал место напротив мамы; в его черных глазах сверкало неподдельное любопытство.
— Не подмигивай, Пацулка, — не скрывая раздражения, сказала мама.
— У-у-у-у, — ответил Пацулка тоном, означающим, что он и не думал подмигивать.
— Благодарю за исчерпывающий ответ, — язвительно проговорила мама, — но нам с отцом хотелось бы услышать более обстоятельные разъяснения. В конце концов, мы отвечаем не только за свою дочь, но и за всех прочих. Больше того: мы несем ответственность как перед общественным мнением, так и перед остальными родителями.
— Да! — сурово подтвердил отец.
— Пожалуйста, не перебивай, — строго потребовала мама. — Я еще не кончила.
— Я тебя не перебиваю! — вскипел отец.
— Нет, перебиваешь.
— Ничего подобного.
— Как не стыдно…
— Простите, — осторожно вмешался Брошек, — но по какому вопросу мы должны дать разъяснения?
— Видишь, к чему это приводит? — пробормотала мама. — Мы компрометируем себя перед детьми.
— Дети в детском саду, — вызывающе заявила Ика, а остальные поддержали ее сердитым жужжаньем.
— Ха-ха-ха, — горько рассмеялась мама. — Иногда мне кажется, что я не в детском саду, а… хуже того… Например…
— Прошу слова! — решительно перебила ее Альберт. — Можем мы наконец узнать, в чем нас обвиняют?
Мама от возмущения на секунду лишилась дара речи, но отец положил руку ей на плечо и что-то шепнул — возможно, что требование Альберта обоснованно, — и мама, тяжело вздохнув, кивнула.
— Пожалуйста, — уже спокойнее сказала она. — Последнюю неделю вы пользовались полной свободой. Я подозревала, что ваша игра — не просто игра, но не хотела вмешиваться. Думала, у вас есть совесть…
— Хо-хо, — убежденно сказал Пацулка.
— И что же получилось? — горько вздохнула мама. — Пошли мы с отцом погулять. Набрали грибов…
— Вот именно, — буркнул отец.
— …и на обратном пути, — грустно вздохнула мама, — повстречались с четырьмя местными жительницами. Они специально остановились, чтобы сообщить нам новость, которая взбудоражила весь Черный Камень. Оказывается, Пацулка завел дружбу с толстяком, который поселился в сарае, и помог ему обокрасть часовню, а капрал Стасюрек с рассвета подкарауливает их в лесу.
— Ну! — восхищенно произнес Пацулка.
— А еще мы узнали, — подхватил отец, — что наши дети прокололи шины экскурсионного автобуса и так напугали магистра Потомка, что он навсегда убежал из Черного Камня.
— Ну и бабы! — одобрительно прошептала Ика.
— И это еще не все, — продолжала мама чуть ли не со слезами в голосе. — Нам рассказали, что сегодня утром Ика и Катажина спрятали собачку панны Эвиты, чем довели бедняжку до истерики, а Брошек с Влодеком затеяли драку с паном Адольфом, и тот, возмущенный и оскорбленный, уехал на первой попавшейся машине с какими-то неизвестными мужчинами.
Дольше спокойно выслушивать эти сенсации никто не смог. В столовой поднялся дикий шум. Восклицания типа «клевета!» и «во дают!» перемежались взрывами оглушительного хохота и рычаньем Пацулки, которого еще никто никогда не видел в состоянии такого безудержного веселья.
— Бедный Адольф! — хихикал Брошек.
— И вы поверили этим сплетням? — кричала Ика. — Как не стыдно!
— Он возмутился! Оскорбился! — восклицал Влодек. — Ой, не могу! И уехал! Уехал…
— Ох… — задыхалась от смеха Катажина. — Пацулка… с Толстым… а мы… ха-ха-ха… напугали магистра…
— Ой, не могу! — стонал Влодек.
А Пацулка блеял. Блеял голосом старого рехнувшегося барана.
Тут необходимо отметить, что неожиданный взрыв возмущения под аккомпанемент блеянья и безудержного смеха совершенно огорошил родителей. С минуту они тупо смотрели друг на друга, а затем в полной растерянности уставились на юных преступников.
Ибо так вести себя могли только люди ни в чем не повинные. Люди с кристально чистой совестью. Больше того: и отец, и мать, повторив принесенные «доброжелательными» кумушками вести, почувствовали, как нелепо (если не сказать по-идиотски) они прозвучали в этом доме и в присутствии этих детей.
— Мне кажется… — шепнул отец.
— Я почти уверена, — тоже шепотом сказала мать.
— Боюсь… — начал отец.
— …что мы позволили этим бабам себя обдурить, — закончила мать.
В этот момент в столовой на мгновение случайно воцарилась тишина, и последние слова был всеми услышаны.
— Да, — сказала Ика. — Так оно и есть.
Родители переглянулись.
— Гм? — спросил Пацулка.
— Говори, — подтолкнул отец маму. — Ты же просила тебя не перебивать.
Мама вздохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Мы готовы извиниться за оскорбительные подозрения…
— А также за несправедливые обвинения, — сурово добавила Ика.
— …а также за несправедливые обвинения, — послушно повторила мама. — Но при одном условии. Мы хотим услышать исчерпывающие разъяснения.
— Я подозреваю, — умильным голосом заметила Альберт, — что с этого следовало бы начать.
— Полегче! — одернула ее Ика. — Все-таки они мои родители. Да и остальные им тоже кое-чем обязаны. Я не позволю над ними издеваться.
— Вот именно! — так убежденно воскликнул отец, что даже мама не удержалась от смеха.
— Тихо! — сказал вдруг Пацулка.
Все пятеро немедленно бросились к окнам и убедились, что слух их не обманывает. Тогда Пацулка кинулся на кухню кипятить молоко для какао и готовить кофе по-турецки, а остальные выбежали из дома навстречу двум старым знакомым.
Потому что к дому подкатила пепельная «октавия», из которой с трудом извлек свое огромное тело магистр Потомок, а следом вылез водитель машины — толстяк в светлом костюме.
В ту же минуту во дворе появился — чуточку более веселый, чем обычно, — капрал Стасюрек со свертком под мышкой, который вручил поручику Веселому. Потом козырнул, вытащил из кармана ключи от сарая, огляделся и сказал ровно пять слов:
— Разрешите доложить: все в порядке!
И, козырнув еще раз, удалился, провожаемый теплыми взглядами Брошека и Влодека.
Магистр Потомок взял у поручика сверток, развернул и с навернувшимися на глаза слезами прижал к сердцу небольшую деревянную фигурку женщины с мудрой и доброй улыбкой на устах.
Кончилось дело тем, что все вошли в дом и дружно уселись за стол. Взрослые остановили свой выбор на кофе по-турецки, а молодежь предпочла какао с пенкой, которое Пацулка готовил поистине мастерски. Но прежде чем по дому разнесся упоительный аромат кофе и какао, произошли еще два незначительных события.
Представившись Икиным родителям, поручик в изысканных выражениях поздравил их с замечательными детьми, отчего мать и отец залились румянцем, какого не постыдилась бы сама Катажина.
Потом слово взял магистр Потомок. Судя по всему, он собрался произнести длинную речь, но от волнения, радости и переполнявшего его чувства благодарности запутался в первой же фразе, состоящей из доброй полусотни (если не больше) слов. Мама, для разнообразия побледнев, жалобно воскликнула
— Помилуйте, люди добрые! Я бы все-таки хотела для начала хоть что-нибудь понять!
— Вот именно! — подтвердил отец.
Магистр Потомок страшно удивился, что они не в курсе дела, и, конечно же, вознамерился немедленно приступить к подробнейшему изложению недавних событий, но, к счастью, в эту минуту Пацулка внес поднос с кофе. Поручик, воспользовавшись случаем, сунул магистру под нос кулак и, приняв знакомое тупое выражение лица, проговорил хриплым голосом Толстого:
— Да вы что?! Язык чешется? Соблюдайте очередь, уважаемый, вас здесь не стояло! Куда лезете?!
— Ах! — воскликнула мама. — Так это вы, пан поручик, тот самый… подозрительный тип?
Ответом ей был дружный взрыв смеха, а отец, встревоженно оглядев сидящих за столом, решительно заявил, что если в этом доме в самое ближайшее время не будет наведен порядок, и ему не объяснят вразумительно, о чем идет речь, он либо что-нибудь выкинет, либо прочтет присутствующим свой труд о фармакодинамике метилксантинов, в частности теофиллина и теобромина.