Удивительный заклад - Боронина Екатерина Сергеевна. Страница 5

Это слово просто сверлило меня, оно не отвязывалось, как не отвязывается в жаркий день на реке приставший овод. «Не лучше ли убежать навсегда из дома? — размышлял я в порыве отчаяния. — Тогда я, по крайней мере, не увижу всего того, что произойдёт во вторник!»

Я обошёл весь городской сад, но Кости не было. По дороге домой я додумался до того, что решил сегодня же отправиться за Сёмкой в усадьбу и вместе с ним немедленно бежать сперва в Вологду, а потом в Америку… Хотя меня не очень привлекала профессия ковбоя, но на худой конец я готов был примириться и с ней. Вдруг разбогатею в Техасе? Куплю чудесные золотые часы, осыпанные бриллиантами, и пошлю отцу. Я придумал и письмо, которое отправлю вместе с часами: «От Вашего несчастного сына. Если можете — простите меня».

Вблизи дома я наткнулся на плачущую сестрёнку. Заливаясь слезами, она сказала:

— Алёша! Снежок опять убежал. Я искала, искала, никак не найти… Мальчишки говорят, за ним гналась собака…

— Иди домой! — грубо прикрикнул я на сестру. — Чего ревёшь на всю улицу! Найду твоего Снежка.

Обследовав ближайшие дворы, я вскоре нашёл Снежка. Он сидел на дереве и, выгнув спину, шипел на маленькую лохматую собачонку, с лаем носившуюся вокруг. На дворе никого не было, и я, забравшись на дерево, мигом поймал кота. Снежок продолжал было шипеть, но я погладил его, и он замурлыкал. Прикосновение его мягкой тёплой шёрстки к лицу было очень приятно. Я вспомнил одноглазое боа барыньки, ломбард, Хранида… И именно в это мгновение, я отчётливо помню, я принял чудовищное решение: попробовать заложить в ломбард кота. Сперва я сам рассмеялся над нелепостью, пришедшей мне в голову, но уже через секунду мой замысел не показался мне чересчур фантастичным, а через минуту я поверил, что моё решение вполне возможно осуществить…

Я поглядел кругом — никто не видел, как я поймал кота. Прижав его к себе покрепче, я перелез через забор на соседний пустырь и спрятался за наваленные кучей порожние ящики и бочки из мелочной лавки. Тут я обдумал весь план своего второго преступления.

Я засунул Снежка в один из ящиков, прикрыл ящик другим и набросал на него камней. Теперь Снежок никак не мог убежать.

Потом я вернулся домой и сказал, что Снежка не нашёл, — должно быть, его разорвала собака.

— Да что ты говоришь, Алёша! — в ужасе воскликнула мать. — Ты ещё поищи!

— Хорошо, поищу! — ответил я и, взяв потихоньку на кухне кусок хлеба, прокрался на пустырь. Просунув в ящик к Снежку хлеб и пошатавшись для вида по соседним дворам, я опять вернулся домой.

— Не нашёл! — мрачно, не глядя никому в глаза, сказал я и начал поспешно укладывать в школьную сумку тетради и учебники: назавтра, в понедельник, начинались занятия в училище. Пасхальные каникулы кончились.

Я думал всё время только об одном — как устроить так, чтобы с утра отправиться не в школу, а к Храниду в ломбард. После ужина я украдкой вынул из сумки все книги и тетради и запрятал их в сундук, на котором спал. В сундуке лежал разный хлам, и бабушка в него почти никогда не заглядывала. В сумку я положил холщовый мешок, взятый на кухне.

Когда я прощался с матерью перед сном и она пожелала мне спокойной ночи, я соврал ей, что завтра после школы опять поищу Снежка.

— Поищи, поищи, Алёшенька! — попросила она. — Я к нему, как к человеку, привыкла!

Глава третья

В эту ночь мне даже ничего не снилось. Я спал до самого утра спокойно. Попив с отцом чаю, я выждал, пока он уйдёт на почту, и через примеченную накануне лазейку в заборе пробрался на пустырь подле лавки.

Снежок сидел в ящике. Увидев меня, он, потягиваясь, встал. Хлеб лежал нетронутый. Прикрыв опять ящик, я забрался в огромную рассохшуюся бочку и просидел в ней до тех пор, пока не услыхал, как вдалеке прогудел паровоз и прошёл поезд. Этот поезд всегда выходил со станции без четверти девять. Потом я запихал Снежка в холщовый мешок, а мешок — в школьную сумку (она у меня была просторная) и неторопливо пошёл по направлению к ломбарду. Я уверен, что если бы меня встретил кто-нибудь из знакомых, то не догадался бы, что видит перед собой настоящего преступника.

Однако чем ближе я подходил к ломбарду, тем сильнее стучало у меня сердце. Больше всего меня мучило опасение, что в ломбард не принимают котов. «Но ведь Снежок кот необыкновенный, породистый, за него даже лавочник предлагал бабушке три рубля», — успокаивал я себя.

Подойдя к ломбарду, я несколько минут простоял на тротуаре напротив, чтобы убедиться, что Хранид там один.

Через окно, забранное решёткой, мне отчётливо была видна небольшая комната с жёлтыми обоями, где принимались заклады. Хранид стоял за высокой деревянной конторкой и что-то писал в толстой книге. Его длинное желтоватое лицо было неподвижно, как лицо человека на портрете.

Наконец я решился… Как только я вошёл в комнату, где был Хранид, над моей головой раздалось звяканье колокольчика. Я вздрогнул от неожиданности. Хранид выпрямился и тихим, ровным голосом спросил:

— Вы ко мне, мальчик? — и приподнял очки в железной оправе на лоб.

— Да, к вам! — ответил я как можно спокойнее, удивлённый, что он обращается ко мне на «вы».

— В таком случае сядьте! — старик показал на стул подле конторки.

Я присел на самый краешек.

— Сядьте удобнее! — так же тихо, но повелительно сказал Хранид. — А теперь изложите ваше дело.

У меня перехватило вдруг дыхание, и я несколько секунд был не в силах выговорить ни слова.

— Принесли что-нибудь в заклад?

Я молча кивнул головой.

— Имейте в виду, что от лиц, не достигших совершеннолетия, заклады не принимаются, — как будто читая по книге, проговорил Хранид, не поднимая на меня глаз.

У меня задрожали губы, и мне показалось, что вся комната качнулась сперва вправо, потом влево. Невольно я схватился за стул, чтобы не упасть.

— Что с вами, мальчик? — Хранид вышел из-за конторки и встал рядом со мной.

Всё происходило совсем не так, как я предполагал. Ровный, тихий голос Хранида и его пристальный взгляд лишали меня воли.

— Я вижу, что вам нехорошо и вы очень взволнованы, — сказал старик и, взяв у меня с колен сумку с котом, поставил её на конторку.

Мне вдруг мучительно захотелось убежать, но рука Хранида крепко надавила мне на плечо.

На мгновение я вспомнил того косматого маленького старика с длинными до полу руками, который мне снился в раннем детстве.

— Сиди, мальчик! — повелительно сказал Хранид. — Расскажи, что ты хочешь отдать в заклад.

Потому ли, что Хранид впервые назвал меня на «ты», или потому, что он повысил чуть-чуть голос и лицо его оживилось, я немного пришёл в себя и сдавленным хриплым шёпотом сказал:

— Я принёс заложить белого породистого кота. Мне очень нужны деньги…

В глазах Хранида мелькнуло удивление.

— Заложить кота?

Избегая его взгляда, я кивнул головой.

— Твой ли это кот, мальчик?

— Мой! — воскликнул я. И это была самая искренняя фраза, которую я произнёс.

— Сколько ты предполагаешь получить за белого кота? — всё ещё не отпуская моего плеча, спросил Хранид.

— Мне обязательно нужны три рубля… — еле слышно прошептал я.

— Покажи твою вещь! — мне показалось, что Хранид улыбнулся. Но я не был уверен, что на самом деле это было так. Уже через миг лицо его опять как будто окаменело.

Я достал Снежка из сумки. Снежок не вырывался, но моя ладонь ясно ощущала, как шибко бьётся у него сердце.

Хранид погладил кота, очень внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:

— Хорошо, мальчик, я приму его от тебя как меховое изделие.

Меня испугали и поразили слова старика. Он называл Снежка, у которого так шибко колотится сердце и такая мягкая, тёплая шкурка, меховым изделием, вещью… Мне хотелось громко закричать, но судорога сжала мне горло, и мне стало казаться, что всё это происходит не на самом деле, а во сне, в страшном сне. От жалости к Снежку я был готов расплакаться, но, стиснув зубы, удержался. «Ведь не навсегда я с ним расстаюсь! — уговаривал я себя. — Через неделю он будет дома. Долговязый отдаст деньги, он же обещал…»