Тройка неразлучных, или Мы, трое чудаков - Боржковцова Гана. Страница 10

— А что, если снова пойти к тете? — вдруг предлагает Данка.

— В девять?

— В девять поздно. Но у нее, конечно, уже набралась грязная посуда, наверняка ее много — и тетя позвонит нашим, предупредит, что мы задержимся.

После обеда мама объявила всем, что под вечер к ним наконец-то придет настройщик, чтоб посмотреть пианино, и Пип удачно сообразил:

— А раз так, то, может, нам опять пойти помочь тете? Конечно, им подвернулся очень удобный случай, что правда, то правда. У мамы не будет времени ехать к тете. И забрать их от нее она не выберется тоже. Ведь настройщик приходит поздно. И ему нужно время.

— Хорошо, — соглашается мама и тут же поднимает трубку телефона.

— Прекрасно, — говорит тетя, — я только на секунду спущусь вниз в магазин, куплю сосиски.

— Лучше не надо. Пипу ночью было плохо.

— Но после сосисок у него все пройдет.

Дети вышли от тети и где-то на лестнице запропастились. Она стоит у окна, чтоб еще раз помахать им, и никак не может дождаться, когда они спустятся. Она-то думала, что они помчатся как сумасшедшие! Ведь она все так прекрасно устроила. Через полчаса она позвонит Марии и скажет, что они немного заболтались. Бедняжки, ведь пройтись одним в темноте — это для них настоящее приключение.

Наконец-то они появились!

— Пока! — кричит тетя ребятишкам. — Смотрите под ноги и не налетите на трамвай.

Они тоже машут ей, но выглядят как-то уныло.

— Ну, бегите-бегите! — подбадривает их тетя. — Я маме позвоню, не беспокойтесь.

Долго еще она смотрит им вслед… «Мария — удивительный человек, — думается ей, — но, когда дело касается этих троих, она просто теряет голову».

— Конечно, не годится обманывать маму, — произносит Марьянка. — Даже если бы не было так поздно. Она нам позволяет гулять только по парку.

— Да там прямо так и есть, будто в парке, — смущенно отзывается Пип. — Там столько крапивы!

— А ты отыщешь их дом в темноте, Пип? — спрашивает Марьянка. Она подхватила Дану, которая споткнулась в темноте, и потом — как бы чего не случилось — уже не отпускала ее.

Данка не протестует, и теперь они идут, держась за руки. Местность здесь чем-то напоминает деревню, но в потемках ничего толком не разберешь. У девочек такое впечатление, будто это страшно далеко от улиц, по которым они обычно ходят. Но Пип уверен, что Ярде до школы лишь немногим дальше, чем им. Фонарей нигде не видно. Может, они тут и есть, но зажечь их забыли. Вокруг — ни души. Да и хотелось ли им повстречать кого-нибудь? Как отгадать, кто в этих краях живет? Теперь споткнулся Пип.

— Пип, — шепчет Данка, словно в этих краях нельзя говорить громко, — здесь только один дом, а?

— Да нет. Больше. С той, с другой стороны есть ограда, а вокруг растет крапива.

В пустынной тишине вдруг послышались голоса. Троица на мгновение призадумалась, а может, испугалась? Если испугалась, то не слишком. Потому что это определенно детские голоса, и явственней других раздается голос Анежки, насмерть разозленной:

— Да это же был совершенно новый мяч! Пусть она мне его вернет! Это же воровство!

— Так ты зайди завтра к ней и возьми.

— Спасибо за совет! — сердится Анежка. — Только вы тоже пойдете со мной.

— Ну, если ты так любезно нас об этом просишь, — усмехается Миша. — Мяч-то твой.

— Вы еще теперь скажете, что я принесла его ради своего удовольствия.

— Но швырнула его ты сама.

— А ты должен был ловить!

— А я тут не ради спортивных соревнований. И с тобой соревноваться не стану.

— А я, наверное, здесь развлекаюсь, да? И к чему мне из-за вас лишаться нового мяча?

— Из-за нас не надо. Ты лишилась его из-за Павлова велика.

— Ну вот, теперь уже нет велика и одного нового мяча, — деловито подводит итог Анежка.

— И то и другое — во владении семьи Комареков! — У Анежки от гнева прерывается голос.

— Это безусловно доказано только про один мяч, — вмешивается Тонда.

— А о велике нам известно столько же, сколько и прежде, — замечает Вашек.

— Нечего было забрасывать мяч в петрушку, тогда мы могли бы еще немножко поискать велосипед, — спокойно заявляет Катя.

— А тебя это не касается, слышишь? — выходит из себя Анежка. — Я бросила, потому что ты сказала, будто слышишь чьи-то шаги. Мы же так договорились!

— Но ведь кто-то шел. Правда, из-за этого вовсе не обязательно швырять мяч в огород пани Комарековой.

— Это она только говорит, что у нее там петрушка посажена, а я ни одного ростка не видела.

— Для петрушки еще рано, — деловито сообщает Вашек.

— А я о гвоздь куртку разорвал, — грустно признается Павел. — Теперь мне еще за эту дырку влетит.

— А мне за то, что поздно приду ужинать.

Незамеченные девочки и Пип, пользуясь темнотой, отступили куда-то вглубь на несколько шагов. Подождали еще немного, пока голоса удалились.

— Они тоже устроили вылазку, — шепчет Пип. — Только очень рано.

— Правильно, — подтверждает Данка. — Ярда умнее, чем они. И это нам известно.

И все-таки неожиданная встреча приободрила их, дети уже не чувствуют себя заброшенными и одинокими. Темнота уже не такая чернющая. Пип еще некоторое время ведет их вперед, а потом останавливается возле какого-то забора. Чувствуется, что забор ветхий, за ним приветливо светится одно окно.

— Здесь! — шепчет Пип.

Да, это здесь. Забор из реек на незнакомой улице, освещенное окно. А что дальше? Как долго им придется ждать? И вообще — чего они дожидаются? А что, если Ярда этот велосипед вообще не… — приходит в голову Пипу. — И зачем, собственно, мы в это дело впутали тетю? Зачем наговорили, что нам охота одним пройтись по темной улице? По глупости. Неужели мы всерьез думали, что в такой тьме Ярда катается на велосипеде? Нет, нигде даже намека нет на то, чтобы он этим занимался». Кругом — тишь. Или им только мерещится, что они кого-то караулят на этой незнакомой улице? И может быть, они вовсе и не лгали тете, а забрели сюда случайно, но теперь пора бы вернуться домой.

— А может, вернуться? — шепчет Марьянка.

Пип с Данкой с признательностью поворачиваются к ней. И в то же мгновение отчетливо слышат тяжелые шаги; прохожий с таким напряжением переставляет ноги, что все трое одновременно представляют себе старого-старого человека, который с трудом ходит и тяжело дышит. И тут же распахиваются двери недавно такого приветливого домика и чей-то противный голос ворчит:

— Ну, скоро ты там? Долго мне еще ждать?

Бедняга дедушка явно споткнулся, что-то тяжелое свалилось у него с плеч и рассыпалось по земле.

— Ну, что ворон считаешь, раззява? Надо под ноги смотреть! — заорал кто-то, потом послышались чьи-то грузные шаги и раздался совершенно отчетливый звук основательной затрещины.

Трое сидящих за забором ребят испуганно вздрогнули и услышали, как «дедушка» ответил голосом Ярды:

— Тяжело, а вязанка почти развалилась.

— Вот теперь и собирай ее в потемках как знаешь. Не стану я выстуживать дом, коли ты не умеешь даже дров принести.

Дверь захлопнулась.

— А ну-ка отвори! — приказывает изнутри женский голос. — Коли ему собирать в потемках, так мы до утра не дождемся.

— Твое дело затопить, пока я не вернусь.

— И чтоб на столе стоял жареный фаршированный цыпленок? И все за те гроши, которые ты отваливаешь нам на хозяйство?

Ярда, в которого неожиданно превратился шаркун-дедушка, громко шмыгает носом. Вот теперь он вытирает нос рукавом спортивной курточки, представляют себе трое притаившихся за забором ребят, хотя они ничего и не видят. Они испуганно переглядываются. Но даже этого не видно в темноте. Тем временем Ярда притащил что-то похожее на ящик. Слышно, как он швыряет туда поленья и волочит ящик в дом. Двери, наконец, захлопываются за ним. И снова светится одно-единственное окно.

Дети долго стоят, боясь пошевелиться. Первой опомнилась Данка.

— Ну, пошли, — говорит она. — Все равно мы дрянь. Нужно было ему помочь.