Ватага 'Семь ветров' - Соловейчик Симон Львович. Страница 9
- А чего ухожу? Чего ухожу? Я просто не прихожу на них!
- Ну вот не любим мы всю эту учебу, - подхватил Игорев друг Сережа Лазарев. - Не любим! Говорят, говорят, и пишут, и читают, и льстят, и ругают...
- Вызывают, двойки ставят, - в тон ему продолжал Костя Костромин. Авторитет в глазах девушек ущемляют, правда?
- Вот правда! - горячо поддержал Костю Саша Медведев, Дон-Жуан. - Вот почему всегда гуляют с девушками из другой школы, а не из своей? Не задумывались? Не задумывались?
- Нет, - сказал Каштанов серьезно, - над этой проблемой я не думал. Так почему же?
- А потому что авторитет двойками не подорван, вот почему!
- Да! - сказал Костя Костромин. - Вот именно!
А психика школьника очень чувствительна, правда, Саша?
Все рассмеялись, Костя обнял друзей и увел их от Каштановых.
В дверь позвонили, и на пороге появились еще два дружка - Володя Фокин и Роман Багаев. Каштанов подозвал Фокина, достал большую папку его акварелей и стал хвалить.
- Я, вообще-то, не очень понимаю, но мне нравится...
Особенно эта работа - избы, белесые столбы, разбитая дорога... И не в безвоздушном пространстве все, а в воздухе...
Воздух осенний чувствуется...
И тут Фокин показал себя, как потом говорила Елена Васильевна. Нет, он не нагрубил, не надерзил. Он крайне вежливо поклонился и попросил разрешения преподнести эту работу Алексею Алексеевичу.
Каштанов внимательно посмотрел на Фокина, словно никогда не видал его.
- Спасибо. А тебе не жаль с ней расставаться?
- Для вас - не жаль.
- Ты лучше бы сочинения не списывал, - в сердцах сказала Елена Васильевна.
- Между прочим, Елена Васильевна, я не списываю.
Я учу учебник. Или вы считаете, что в нашем советском учебнике не все правильно? - с расстановкой, но нисколько не волнуясь, проговорил Фокин.
- Иди! Иди к ребятам! - резко сказал Каштанов и отвернулся.
Каштановы долго молчали.
- Это он уже сейчас такой... А вырастет? - проговорила Елена Васильевна. - А вон дружок его. Роман Багаев, вон, смотри, Паше Медведеву жевательную резинку продает, да втридорога, я уверена... Нет, ты посмотри, посмотри... Что у него там из карманчика верхнего вместо платочка торчит? Не знаешь? Так я тебе скажу... Бумажка у него сторублевая... Хочешь посмотреть?
Каштанов вздохнул и сказал, что он с удовольствием посмотрел бы, потому что никогда не держал в руках сторублевой бумажки.
- Могу продемонстрировать... Позвать?
- Алена! - сказал Каштанов. - Ну что ты от меня хочешь? Вот сейчас, сегодня, я могу сердиться вместе с тобой, возмущаться, качать головой, обвинять всех и вся. А представь себе, что я соглашусь. Тогда что? Открою рот, скажу "да" - и вот я целиком отвечаю за этого Фокина и за Романа с его сторублевой бумажкой. Где он ее взял?
- Не знаю... Алеша, скажи "да".
- Нет!
- Скажи, Алеша, "да", - совсем тихо повторила Елена Васильевна.
- Нет! Нет и нет! И почему ты так настаиваешь?
Ведь я соглашусь, я и дома бывать не буду, с утра до вечера в школе! Об этом ты подумала? И книгу мою - в ящик, в самый дальний ящик - подумала? И стану я вроде пионервожатого, мальчишкой на побегушках у директора...
- Этого с тобой не случится.
- Как же не случится? Обязательно так и будет! Где урок сорвут, где украдут, где напьются, всё на меня: "Паачему слаба воспитательная работа? Па-ачему?"
"Точно, именно так и будет", - подумала Каштанова и выложила свой последний и главный аргумент:
- Ты, Алеша, неправ. Идти в воспитатели, не идти в воспитатели - ты решаешь так, словно речь идет о твоей или моей судьбе.
- А на самом деле?
- А на самом деле речь идет об их судьбе... Ты iix судьбу решаешь сегодня, - показала Каштанова на ребят. - Но больше я ни слова. Больше мы об этом ни слова.
Каштанова поднялась и ушла в другую комнату, где Андрейка демонстрировал всем желающим удивительное свое свойство: если его дергать за волосы, даже изо всех сил, то ему совсем не больно. Его уже вся школа за волосы дергала, весь второй класс и четвертый, и даже один семиклассник дергал, а ему не больно.
Между тем события в квартире Каштановых шли своим чередом. Именно это слово нужно поставить здесь: события! Где два человека, там событие, там происходит нечто такое, от чего меняются жизни.
Фокин позвал Галю Полетаеву, из-за которой Саша Медведев только что ел землю, постоять внизу.
- Зачем? - соглашаясь, спрашивала Галя. - Ну гачем?
Но Фокин не Медведев, ему изобретательность в ухаживании ни к чему, он просто взял Галю за руку, холодно посмотрел ей в глаза, и она послушно пощла за ним, хотя и не без страха. Вот уже несколько месяцев они выясняли отношения друг с дружкой и уверяли друг друга, что теперь каждый из них свободен и может ходить с кем хочет.
Но одно дело - говорить, а другое - на глазах у всех целый вечер танцевать с Сашей Медведевым, да еще позволить ему есть землю! Фокину, конечно, уже донесли, думала Галя, и он, конечно, не простит ей, но вот это ей и нравилось - что удалось его задеть.
- Ну? - сказал Фокин, когда они спустились вниз и Галя привычно прислонилась к высокой батарее. Так они стояли часами и часами и в ее подъезде, и в фокинском, и в чужих домах. На Семи ветрах не было, наверно, батареи в подъезде, у которой не стояла бы Галя Полетаева, выясняя свои отношения с Володей Фокиным.
- Теперь будешь с Сашкой Медведевым ходить? - Фокин кулаком тронул подбородок Гали, но пока еще не угрожающе, а ласково, и Галя потеряла бдительность, совсем не надолго, на одну минутку - вечно с ней так, думала она позже. Ну почему она вдруг ни с того ни с сего забывается?
- Не знаю, может быть, - ответила она доверчиво.
- Нет, Галчонок, не будешь... Я ему...
- Попробуй только. Да ты с ним и не справишься. Пусти, ну пусти! - Галя вырвалась из рук Фокина, и вдруг ей стало так жалко себя!
- И почему все ко мне пристают, а? Вон Валечку Бурлакову никто не трогает, и Наташу Лаптеву, и Машу Иванову, и никого никто не трогает, я знаю! А меня сразу руками можно? Да? Я такая, скажи? Я такая? Что на мне написано, что меня руками трогать можно, со мной все можно, да? Пусти! От тебя водкой пахнет! Ненавижу тебя! - выкрикнула Галя и тут только поняла, что наконец она сказала правду: она ненавидит этого человека.
Фокин посмотрел на нес, сузив глаза, размахнулся и ударил ее.
Этого с Галей никогда не случалось. Но инстинкт подсказал Гале, что надо делать. Больше она себя не потеряет!
Сначала пусть он успокоится, а потом она ему отомстит.
И она не заплакала, не сказала ничего обидного Фокину - наоборот, пробормотала примирительно: "Ну что ты... ну ладно тебе... ну не сердись" - и они пошли наверх, к Каштановым.
А наверху было светло, ясно, чисто, и не было ни у кого, думала Галя, ни у кого не было никаких забот, все жили безмятежно.
Ребята сгрудились вокруг Каштанова. Лорд-толкователь Миша Логинов пытался дать определение слову "энтузиаст".
- Вот примерно так... - Миша неторопливо достал записную книжку, карандаш. - Есть стоящее дело А...
И есть человек Икс... У Икса есть душа... Икс вкладывает душу в А... Икс энтузиаст... Совпадает? Или есть еще какие-нибудь идеи?
- Совпадает, - согласился Каштанов, думая о своем. - А если дело нестоящее?
- Тогда не энтузиаст, а дурак, "уря-уря".
- Вот толкователь! - восхищенно воскликнул Костя Костромин.
- А где вы их видали, энтузиастов этих? - спросил Роман. - Их уже давно нет! Это раньше был герой - всех победил. А теперь деловой человек! Что ему надо, то и сделает, то и достанет!
Все заспорили; Фокин стоял в стороне, слушая. Галя Полетаева подошла к Фокину и звучно, с двух рук надавала ему пощечин.
При всех!
Фокин бросился на Галю, Костя схватил его, потом схватили и Романа, бросившегося на помощь Фокину, - и началась такая потасовка, что Каштанову пришлось растаскивать дерущихся, расшвыривать их в разные стороны.