Том 18. Счастливчик - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 5
— Нет, так нельзя идти в гимназию. Товарищи прохода не дадут, прозовут болонкой, левреткой, бараном, — волнуется Мирский, — да и от инспектора влетит Счастливчику за такую прическу. Симочка, — живо обращается Мик-Мик к девочке, — благоволите принести из спальни ножницы, отменная девица!
"Отменная девица" ныряет куда-то в дверь и стрелой возвращается снова в гостиную.
— Вот вам ножницы, Михаил Михайлович! — говорит она.
— Не дам уродовать Киру, не дам! — энергично протестует бабушка, как только вооруженная ножницами рука Мик-Мика приближается к белокурой головке Счастливчика.
— Понятно, барыня матушка, не давайте! С какой это радости ребенка портить вздумали! — поддерживает бабушку и няня, кидая сердитый взгляд на студента.
— Оставьте, оставьте! — волнуется и monsieur Диро.
Мик-Мик пожимает с досадой плечами.
— Господи, да простится им! Сами не ведают что творят! — говорит он и поднимает глаза к небу.
Локоны Киры спасены…
— Маленького барина барышня просят…
Франц говорит это и улыбается, глядя на Киру. Франц любит Киру, как и все в этом доме.
— Ступай, ступай к Ляле, дитя. Она не может проводить тебя так рано, она в постели, — и бабушка не в силах удержаться, чтобы не поцеловать еще раз белокурую головку.
Темным, широким коридором, на дальнем конце которого день и ночь светится электрический фонарик, Счастливчик идет к сестре. Вот направо дверь ее комнаты.
Кира останавливается, стучит:
— Можно войти?
— Войди, войди, Счастливчик!
Ляля лежит в постели. Она спит мало от недостатка движения, но встает поздно. День и без того кажется таким длинным для бедняжки, — ведь она почти не может ходить.
Аврора Васильевна, в темном платье, причесанная и одетая с самого раннего утра, точно она вовсе и не ложилась, протягивает Кире худую холодную руку.
— Здравствуйте, голубчик. Вот вы и гимназист и, надеюсь, порадуете нас вашими успехами. Правда?
Аврора Васильевна пожимает Кире тоненькие пальчики, точно взрослому, и выходит из комнаты, улыбнувшись на прощанье своей холодной, спокойной улыбкой.
Ляля и Счастливчик одни.
Девочка садится на постели, протягивает руки. Ее огромные, черные глаза смотрят восхищенно.
— О, какой ты красавчик, Счастливчик! Какой красавчик!
Она любуется Кирой, кладет ему на плечи свои тоненькие, прозрачные руки. Слезы, как капельки бриллиантов, блестят, переливаясь, в ее темных, как угли, зрачках.
— Милый маленький Кира! Милый маленький гимназистик! Крошечка родной! Если б тебя видели покойные мама с папой! О, как бы они полюбовались тобою! Милый, милый, малюсенький мой!
Она обнимает мальчика. Кира прижимается к ней. На минуту брат и сестра смолкают.
Потом Ляля чуть отстраняет братишку. Ее глаза принимают серьезное, вдумчивое, почти строгое выражение.
— Слушай, Счастливчик, — говорит она серьезно и торжественно. — Мама и папа наши умерли… Но оттуда (тут Ляля подняла пальчик кверху) они видят все. Ты не огорчишь их никогда, не правда ли, Счастливчик?… Ты вступаешь в новую жизнь. Помни одно, миленький: никогда не лги, старайся хорошо учиться, помогай другим, чем можешь. Да?
— Да, обещаю тебе это, — роняет мальчик тихо, но уверенно, и открытым, честным взглядом смотрит на сестру.
— Мама и папа благословили бы тебя сегодня. Я сделаю это за них, — говорит Ляля, — встань на колени, Счастливчик.
Мальчик повинуется. Белокурая головка склоняется к постели сестры. Льняные локоны рассыпаются по одеялу.
— Господи! Помилуй моего брата Киру и помоги ему хорошо учиться и радовать нас!
Ляля осеняет склоненную головку маленьким образком и вешает на шею Счастливчика, рядом с золотым крестиком.
— Ну, а теперь с Богом, ступай! До свиданья, Счастливчик!
И то, пора…
— Время ехать, Счастливчик! — пискнул знакомый голосок под дверью.
Это Симочка. Ее прислали сюда из гостиной — поторопить гимназиста.
— Сейчас! Иду! Иду!
В горле Счастливчика щекочет что-то. А на душе так тихо, радостно и светло, как в праздник Пасхи.
— Сейчас, сейчас!..
Под дверью стоит Симочка. Она подглядывала в замочную скважину.
— Она тебя благословила! Я видела!.. — заявляет она.
— Подсматривать очень дурно! — строго говорит Счастливчик и грозит пальцем.
— Вздор! — смеется Симочка, — ну, бежим скорее. Не то опоздаешь, бабушка беспокоится — страсть, — и, схватив за руку Счастливчика, она несется с ним по коридору, напевая тихонько:
Ураганом "удалая пара" врывается в гостиную.
— Счастливчик, можно ли так долго! Ведь опоздаешь! — сыплется на мальчика град упреков.
— Смотрите, Кира, как бы вам за это не сняли вашу кудлатую головку! — улыбается Мирский.
— Сядем, сядем! По русскому обычаю сесть нужно! — говорит бабушка.
Все садятся. Бабушка с Кирой и Симочкой на диване. Monsieur Диро в кресле рядом, няня на краешке стула у дверей. Рядом Франц. Мик-Мик с размаху плюхается на табурет у рояля, открывает крышку инструмента и начинает барабанить какой-то шумный и торжественный марш. Старшие шикают на него и машут руками:
— Разве можно играть в такую серьезную минуту!
Мик-Мик поневоле замолкает, делает круглые страшные глаза в адрес Симочки, которая фыркает от удовольствия, и преважно разваливается в кресле. Проходит минута. Все встают, крестятся на большой образ в углу гостиной. Потом бабушка крестит и целует Киру, точно он едет на край света, в Южную Америку, в гости к индейцам. Няня плачет, a monsieur Диро что-то подозрительно долго сморкается в углу.
Мик-Мик тоже извлекает платок из кармана, закрывает им лицо и начинает всхлипывать на весь дом, причитая в голос, как деревенская баба:
— Не уезжай, голубчик мой, не покидай поля родные!
Это так забавно, что все смеются его выдумке. Симочка громче всех.
Франц исчезает куда-то и через минуту появляется с объемистой корзиной в руках.
— Это еще что такое? — спрашивает Мик-Мик, делая удивленные глаза.
— Завтрак-с!.. — невозмутимо отвечает Франц.
— Какой завтрак? — недоумевает Мирский. — Корзина большая, фунтов на пять, какой и кому может быть туда положен завтрак?
Франц поясняет "господину студенту":
— Барыня приказали уложить для молодого барина завтрак в «емназию». Здесь скобелевские битки в судке, с гарниром, в этом углу осетрина под соусом майонез, и еще компот в стакане и груша… А в бутылочке — горячее какао, обернуто в вату, чтобы не простыло.
— Да что вы меня уморить хотите, что ли? Завтрак из трех блюд в гимназию! Да еще горячее какао! Да когда и где его ваш Кира съесть сумеет?
Мик-Мик буквально падает в кресло от смеха. Бабушка в смущении. Няня в обиде.
— И что вы, мой батюшка, и где это видано, чтобы ребенку есть не давали! — ворчит она.
— Да поймите вы, старушка Божия, ведь с таким запасом на Новую Землю, на необитаемые острова, к голодающим в Индию ехать впору! — горячо протестует Мирский. — Кире бутерброд с телятиной или котлетку холодную довольно взять с собою.
Но тут уже вступается бабушка.
— Всухомятку-то! Чтобы животик заболел! Голодом морить прикажете его! Слуга покорная, я слишком люблю моего Счастливчика! Да и пилюли ему принимать надо перед завтраком. Как же он перед едой всухомятку пилюли принимать станет?
— Франц, — неожиданно приказывает бабушка, — неси корзину в пролетку и ставь на козлы в ноги Андрону.