Повести об отважных - Попов Василий Алексеевич. Страница 17
Подполковник сел рядом с девочкой. Темные глаза Наташи налились слезами.
— Разве ж сейчас уснешь! — дрогнувшим голосом прошептала она и посмотрела на Смирнова, торопливо смахнув со щеки слезинку. — Ведь вы спасете тетю Надю? Да?
— Постараемся, Наташа, — серьезно ответил подполковник. — Ну, а теперь рассказывай о своем открытии.
Наташа снова отерла ладошкой мокрые глаза и стала рассказывать:
— Я никак не могла заснуть… И тетя Катя, медсестра, тоже не спала. Мы лежали и все время говорили о Надежде Михайловне — где она, что с ней. А потом решили выйти во двор подышать свежим воздухом. Вышли мы, сели в садике на скамеечке и сидим. Я подняла голову и вижу: на железном кресте вдруг стали проскакивать голубые искорки.
— На каком железном кресте?
— На том, что на главной башне, на самой остроконечной крыше. И я вспомнила, что когда еще до войны мы с мамой ездили к ее брату, дяде Сереже, то я ночью видела такие же искорки на высокой антенне радиостанции. Дядя Сережа тогда на радиостанции работал.
— Подожди, Наташонок, — прервал девочку подполковник. — Эти искорки все время на кресте мелькали?
— Нет. То замелькают, то перестанут… И тетя Катя видела. А потом во двор вышел и дядя Гиго. Он тоже видел.
— Точно, товарищ подполковник! — подтвердил сержант. — Я даже время засек: три двадцать. После того как мне сказала Наташа, искорки мелькали еще четыре минуты сорок пять секунд.
— Интересно… — задумчиво проговорил подполковник. — Очень интересно!
Он поднялся с дивана и надел фуражку.
— Пойдемте посмотрим, где мелькали эти самые искорки. А ты, Наташонок, марш спать! Немедленно! — Подполковник обернулся к лейтенанту. — Отнесите все эти гестаповские дела на место, под надежную охрану. Их ни на минуту нельзя бросать без присмотра.
Зазвонил полевой телефон. Подполковник снял трубку.
— Четвертый слушает! — сказал он.
И чем дальше слушал он невидимого собеседника, тем озабоченнее становилось его лицо.
— В какое время была запеленгована станция? — спросил он. И, выслушав ответ, поблагодарил. — Спасибо. Все ясно.
Он положил трубку и сказал:
— В районе нашего замка запеленгована неизвестная радиостанция. Ее передача продолжалась семь минут. Время совпадает с тем, когда были замечены эти самые искорки. Идемте во двор!
Подполковник первым вышел во двор замка. И его сразу же охватила умиротворяющая красота раннего весеннего утра. Еще не рассвело, но ночной мрак уже редел, и воздух казался голубовато-сиреневым.
Лейтенант Серков припал щекой к молодым, полураспустившимся листочкам яблони, и лицо его было совсем юным, счастливым. А сержант Кавторадзе смотрел в синеющее небо и вдруг сказал:
— Совсем, как у нас в Гудауте! Так же ранним утром темнота редеет, как будто ее разбавляют свежей водой из горной речки.
Подполковник посмотрел на остроконечную кровлю средней башни замка. Вершину восьмигранной башни окаймляла узкая открытая галерея, огороженная каменной оградой с бойницами. Эта галерея проходила вокруг основания высокого конуса металлической кровли, на вершине которой был установлен крест. Смирнов подумал, что высота конуса не меньше десятка метров и к кресту добраться будет нелегко.
— Как долезть до этого проклятого креста? — спросил подполковник.
— Это можно! Это совсем не трудно! — горячо заговорил Кавторадзе. — Я ведь альпинист. Одна веревка для страховки, один крепкий человек у конца этой веревки, и я через пять минут буду у креста…
— А может быть, не стоит устраивать упражнения в скалолазанье? — сказал лейтенант Серков. — Может быть, проще добраться к основанию креста изнутри башни? Ведь если крест является антенной, то туда должна быть подводка, кабель.
— Верно, — согласился подполковник.
— Так ведь лезть к кресту снаружи проще, товарищ подполковник, — настаивал Кавторадзе. — Раз, два — и там!
— Не будем, сержант, устраивать показательные соревнования по альпинизму. — Подполковник усмехнулся и похлопал Кавторадзе по плечу. — Во-первых, незачем обращать внимание жителей города. А во-вторых… — подполковник помолчал. — Советский солдат на верхушке башни может представлять завидную цель для затаившегося фашистского снайпера… Будем поступать так, как советует лейтенант Серков.
Попасть внутрь островерхой кровли башни оказалось сложным делом. Лестница заканчивалась в восьмигранной комнате башни, в потолке которой не было никакого отверстия. Однако, когда подставили самодельную лестницу-стремянку и Кавторадзе, взобравшись на нее, стал простукивать потолок, он быстро обнаружил искусно замаскированный люк. Люк был прикрыт откидывающейся вверх дверцей и заштукатурен. Через это отверстие Кавторадзе и лейтенант Серков проникли внутрь конуса железной кровли. Фонаря не потребовалось, так как свет проникал через восемь небольших окошечек, замаскированных снаружи жестяными украшениями.
— Ну, а что будем делать дальше, товарищ лейтенант? — спросил Кавторадзе. — Никакого кабеля здесь не видно.
— Наверное, он замурован где-то в стене.
Лейтенант достал фонарь и направил его луч вверх. Массивные металлические балки, на которые опиралась кровля, на восьмиметровой высоте были изогнуты и сходились в каком-нибудь метре от вершины конуса.
— Все в порядке, товарищ лейтенант! — весело воскликнул Кавторадзе.
— Не вижу порядка, — возразил Серков. — Наверх нам не добраться.
— Доберемся, товарищ лейтенант, — уверенно сказал Кавторадзе. И крикнул вниз, в отверстие люка: — Ребята, давай мое снаряжение!
Кто-то из бойцов подал сержанту кирку с укороченной рукояткой, моток тонкого шнура, на конце которого был привязан мешочек с песком, и связку толстой веревки. Лейтенант с любопытством наблюдал за Кавторадзе.
Сержант привычно смотал шнур в широкие петли, раскрутил конец, утяжеленный мешочком с песком, и ловко бросил его вверх. Ударившись о сплетение металлических балок, мешочек упал на пол.
— Э, черт! — выругался Кавторадзе. — Отвык я! Совсем безруким стал.
Второй бросок оказался удачным. Мешочек с песком пролетел через сплетение балок и, потянув за собою шнур, упал на пол. Привязав к шнуру веревку, сержант протянул ее через балки и ловко взобрался наверх. Устроившись поудобнее, он достал из-за пояса кирку и начал отбивать штукатурку в самой вершине конуса.
Работа продолжалась минут пять. Потом, из-под кирки брызнули во все стороны крупные белые осколки.
— Товарищ лейтенант! — крикнул Кавторадзе. — Здесь фарфоровый изолятор. В него, очевидно, и вставлена крестообразная антенна… А вот и кабель! Он проходит через изолятор и скрывается под боковой балкой.
— Перерубите кабель, — приказал лейтенант.
Полуметровый кусок изолированного кабеля свалился вниз.
— Пускай теперь сами себе передают свои радиограммы, — проговорил Кавторадзе, спускаясь вниз, и тщательно отряхнул свои измазанные в извести брюки.
У Коли с утра было плохое настроение. Как только он проснулся, сразу подумал о Надежде Михайловне. Где она? Что с нею сделали фашисты? Хотя Петр Захарович и убеждал мальчика, что военврач жива, но в его голосе не ощущалось уверенности.
— Не горюй, Микола! — успокаивал старшина. — Выручим мы нашего доктора. Верю, что выручим.
Но ведь это были только слова.
А тут еще Наташа. Коля вместе с нею завтракал в комнате медсестер. И вдруг она отбросила ложку, упада на чью-то кровать, уткнулась лицом в подушку, и худенькие плечи ее затряслись от рыданий.
— Наталка! Что с тобой, Наталка?
Коля вскочил со стула, подбежал к плачущей девочке и провел ладонью по ее черным волосам. Правда, он сейчас же отдернул руку — ведь разведчику не подобают подобные нежности. И он встревоженно снова спросил:
— Наталка! Ну, чего ты ревешь, Наталка?
— На-деж-да Ми-хай-ловна! — сквозь слезы прерывистым голосом проговорила Наташа. И вдруг вскинула на Колю глаза, сразу ставшие сухими и гневными.