Повести об отважных - Попов Василий Алексеевич. Страница 21

Но они сразу же пришли в себя, как только за печкой снова застрекотал фашистский автомат.

— В ружье! — сам себе скомандовал старшина и, подхватив свой верный ППШ, как был, босой и до пояса голый, промчался мимо Коли и Надежды Михайловны.

Кавторадзе, выскользнув из-под одеяла, схватил по дороге фонарик и автомат и тоже исчез за печкой.

Через мгновение оттуда загремели очереди двух автоматов — сухое щелканье фашистского “шмайсера” и гулкий грохот советского ППШ.

Надежда Михайловна вдруг покачнулась и, обессилев, села на пол.

— Воды! — простонала она. — Они не давали мне ни пить, ни есть…

Через несколько минут лейтенант Серков и пятеро разведчиков с фонарями и автоматами отправились вслед Ничипуренко и Кавторадзе. Медсестры и Наташа унесли к себе потерявшую сознание Надежду Михайловну. А Коля в это время занялся осмотром люка, запирающего проход за печкой. Механизм, приводящий в движение каменную плиту, закрывающую проход, был несложным. Стоило нажать на один из каменных выступов — и плита вдвигалась в стену. Одновременно соседний каменный выступ выдвигался вперед сантиметров на двадцать. Если нажать на этот выступ — каменная плита закрывала проход, а оба выступа становились неотличимыми от других.

Коля подошел к началу тупичка и заглянул в потайной коридор. Там было темно и тихо. Из глубины каменного лабиринта тянуло влажным и холодным сквозняком. Коля подумал, что ему, как разведчику, следовало бы идти к товарищам. Но он очень устал, переволновался и замерз.

Шагнув к выходу, Николай наступил на что-то. Это был оброненный Надеждой Михайловной пистолет. Мальчик схватил оружие и выбежал на свет, в теплую, уютную комнату. Теперь в пистолете оставалось только шесть патронов. Прежде чем снова спрятать пистолет в карман, Николай заботливо почистил и смазал его.

“Как там Петр Захарович и Гиго?” — подумал мальчик.

Он был убежден в бесстрашии и воинском мастерстве своих друзей и все же волновался за них.

А в тайных переходах и лабиринтах каменного гнезда рыцаря-разбойника Ульриха фон Шлиппенбаха продолжалась жестокая и непримиримая борьба.

Старшина Ничипуренко и сержант Кавторадзе без труда обратили своих противников в бегство. “Волки-оборотни” попались, как видно, пуганые: как только застрочил советский автомат, они пустились наутек. Но время от времени они давали из своих “шмайсеров” короткие очереди, и разведчикам приходилось двигаться с большой осторожностью, только на мгновения включая карманный фонарик.

Не тратя время на осмотр, они проскочили большую прямоугольную комнату с нишами-карцерами и углубились в коридор, идущий далее.

Фашисты стали отстреливаться особенно яростно, из двух автоматов и длинными очередями. Разведчикам пришлось залечь на холодном каменном полу. Над ними свистели пули.

Внезапно автоматы смолкли. В тишине послышался лязгающий грохот, словно отодвигалась тяжелая дверь товарного вагона.

Ничипуренко поднял голову.

— Видать, смылись, чертовы волки, в какую-то дыру, — проговорил он.

Кавторадзе поднял руку с фонариком и включил свет. Яркий луч осветил сводчатый коридор и уперся в глухую стену.

— Как сквозь землю провалились.

— А я совсем промерз! — подрагивающим голосом сказал Кавторадзе и, взглянув на товарища, захохотал: — Ну и видик у тебя, Слоник! Прямо дикарь-одиночка.

Ничипуренко взглянул на свои полуобнаженные измазанные в пыли руки и посмотрел на товарища, приплясывающего на каменном полу в одних трусиках.

— Сам-то хорош! — проворчал Петр Захарович. — Тоже грязный, волосатый, як та горилла, шо в Киевском зверинце була… Ну, пошли дальше, голый сержант!

Не встречая никакого сопротивления, они дошли до очередной комнаты-каморы. Впереди была глухая стена, но вправо и влево ответвлялись боковые коридоры. Правый ход выглядел заброшенным, затянутым паутиной, но левым, как видно, часто пользовались, так как на каменных плитах пола не было слоя пыли.

— Вон куда уползли гады! — Кавторадзе указал на глухую стену.

— Почему так думаешь, Гиго?

— А вот, видишь? — Кавторадзе ткнул пальцем в четыре красноватых пятнышка, еле различимых на сером фоне стены. — Смотри, старшина! Видать, одна из наших свинцовых пчелок задела волка…

Очевидно, один из бежавших схватился окровавленной рукой за край открывшегося хода — четыре пальца отпечатались на стене. Но там, где должен был находиться отпечаток ладони и пятого пальца, шла чистая каменная плита. Шов между двумя плитами камня словно отрезал след пальцев от остальной ладони. Но плиты настолько плотно прилегали друг к другу, что казались одним целым, несокрушимой и недвижимой стеной.

— Опять, как везде в этой бисовой хатыне, дверки видчиняются снутри! — проговорил Ничипуренко. — Давай поглядим другие коридоры. Начнем с левого — здесь, видать, частенько прогуливались эти самые оборотни.

Левый ход тянулся всего шагов на тридцать и заканчивался квадратным колодцем, в глубине которого тускло поблескивала вода. Разведчики вернулись и решили осмотреть правый коридор.

— Не нравится мне эта норка! — покачал головой старшина. — Почему-то эти самые волки давно, видать, не ходили этой тропкой. Нет ли здесь какой-нибудь каверзы?

— Поглядим, Слоник! Как говорят у нас в Грузии, будем смотреть и глазами и ногами.

Он осторожно пошел вперед, нажимая прикладом автомата на каждую плиту пола. Эта предосторожность оказалась не напрасной — шагов через двадцать один из участков пола под прикладом качнулся и ушел краем вниз, открывая небольшое темное отверстие.

Кавторадзе лег на пол и, протянув вперед руку с автоматом, прижал плиту к противоположной стенке провала. Затем он направил луч фонарика в глубину.

— Что там? — спросил Ничипуренко.

Внизу, метрах в пяти от пола коридора, беспорядочной грудой лежали кости, человеческие черепа.

— Могила там, товарищ старшина! — взволнованно проговорил Кавторадзе. — Братская могила. Теперь не поймешь, кто там хоронил свои жертвы — рыцари или гестаповцы…

Он вскочил на ноги, и плита сразу же поднялась, наглухо закрыв отверстие.

— Карандаш у вас имеется, товарищ старшина? — спросил Кавторадзе.

— Зачем он тебе?

— Очень надо!

Ничипуренко покопался в карманах брюк и достал оттуда огрызок химического карандаша.

Сержант взял карандаш, плюнул на коварную плиту и жирно вывел на ней: “Мина!”

— Это, чтобы кто-нибудь из наших не попал в ловушку, — пояснил Кавторадзе.

— Ну, идем назад? — спросил Ничипуренко. — А то я совсем промерз в этих бисовых пидпольях…

— Зачем назад? Вперед! Ведь ход куда-то ведет!

И Кавторадзе легким прыжком преодолел предательскую ловушку.

— Куда ты, Гиго? Провалишься! — крикнул Ничипуренко.

— Не провалюсь, генацвале, — спокойно ответил сержант. — Каменный люк наверняка прикреплен к чему-то прочному. Прыгай! Идем дальше.

Сводчатый коридор здесь изгибался пологой дугой. Шагов через пятьдесят он вывел разведчиков в очередную каморку.

— Совсем закоцубнешь в этих змеючих норах, — проговорил Ничипуренко. — Бредем, бредем, а где конец шляха, неизвестно.

Из каморки шло еще два хода — один являлся как бы продолжением уже пройденного, а второй вел вправо и вверх.

Кавторадзе взглянул вверх и сразу же потушил свой фонарь. Наверх вела крутая каменная лестница. И в конце ее, в лучах желтого электрического света, мелькали черные силуэты людей.

— К бою! — прошептал старшина и щелкнул затвором автомата.

Наверху раздался громкий, встревоженный голос лейтенанта Серкова:

— Туши фонари! Раздайся по сторонам!

— Наши! Наши! — оглушительным басом прогудел Ничипуренко. — Товарищ лейтенант! Це ж мы! Свои!

— Старшина Ничипуренко? Сержант Кавторадзе? — спросил сверху лейтенант Серков. — Мы же вас ищем! Идите сюда…

Лейтенант Серков направил луч своего фонаря на глухую стену, в которую упиралась лестница:

— Давайте разгадывать загадку — куда и зачем ведут эти ступени…