Через Гоби и Хинган - Плиев Исса Александрович. Страница 11

В восемь часов поступили первые сообщения авиаразведки. Было установлено, что конница Дэвана производит крупные передвижения, мало сообразуясь с обстановкой.

Оперативная обстановка требовала, чтобы князь собрал армию в кулак для удара по одному из флангов нашей Конно-механизированной группы. А он вместо этого распылял свои силы. Больше того, некоторые соединения совершали необъяснимые встречные маневры.

– Что думаешь об этом, Михаил Дмитриевич? – спросил я Чернозубенко, докладывавшего разведсводку.

Подполковник пожал плечами:

– Разумного в их действиях мало. Либо ставка Дэвана потеряла управление, либо там появились первые признаки паники…

Военные операции на монгольской границе летом 1939 года, известные в истории как бой у Халхин-Гола, были развязаны японским командованием с целью срезать тамцак-булакский выступ. И это не случайно. Выступ не только сковывал японские войска; он являлся выгодным естественным плацдармом, нацеленным против центральных районов Маньчжурии.

Потерпев неудачу, японская военщина решила обезопасить [47] себя с этой стороны. Тогда и были созданы мощные укрепленные районы. Восточнее тамцак-булакского выступа – Халун-Аршанский; севернее, в районе города Хайлар, – Хайларский; северо-западнее – Чжалайнор-Маньчжурский.

Прорвать глубоко эшелонированную оборону 30-й и 4-й японских армий, а также войск императора Пу-и, опиравшихся на эти укрепрайоны, и предстояло главным силам Забайкальского фронта.

И вот 9 августа главная ударная группировка фронта в составе трех армий нанесла удар с тамцак-булакского выступа на Чанчунь, где дислоцировался штаб Квантунской армии. Наступление оказалось столь стремительным и неожиданным для врага, что соединения 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника А. Г. Кравченко уже в первый день достигли предгорий Большого Хингана.

До нас доходили слухи об ожесточенных боях за Халун-Аршанский укрепленный район. Часть сил правофланговой 39-й армии генерал-лейтенанта И. И. Людникова атаковала его с фронта, другая часть совершила глубокий обходный маневр и вышла к отрогам Большого Хингана. Полки 107-й японской пехотной дивизии отчаянно сопротивлялись.

На левом фланге ударной группировки фронта 36-я армия под командованием генерал-лейтенанта А. А. Лучинского прорвала Чжалайнор-Маньчжурский укрепрайон, а затем ударила одновременно с севера и запада по Хайларскому укрепрайону и овладела им.

На всех операционных направлениях войска Забайкальского фронта развили высокие темпы наступления. Под их ударами рушилась тщательно подготовленная оборона. 30-я, 44-я полевые и 4-я отдельная японские армии стали терять связь и взаимодействие; в войсках противника нарастала паника.

Успешно развертывалось и наступление 1-го и 2-го советских Дальневосточных фронтов. В штабе Квантунской армии быстро поняли, что битва за Маньчжурию проигрывается, и решили отвести войска на линию железных дорог Тумынь – Чанчунь и Чанчунь – Дайрен, чтобы попытаться там организовать сопротивление советским армиям и не допустить их прорыва на Ляодунский и Корейский полуострова. Главнокомандующий [48] Квантунской армией генерал Ямада приказал отступать в глубь Маньчжурии. Для более эффективного управления войска императора Маньчжоу-Го подчинили японскому командованию. Генерал Ямада готовился дать нам генеральное сражение в глубине Маньчжурии. Однако это была утопия.

Успехи советских войск вызвали панику не только в среде военного командования, но и у правительства Японии. Чтобы решить вопрос о капитуляции, немедленно собрался высший военный совет страны. Премьер-министр Судзуки предложил не упорствовать перед фактом неизбежного поражения. «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны»{13}, – заявил он 9 августа.

Вечером того же дня в работе высшего военного совета принял участие император Хирохито. Ночь прошла в ожесточенных спорах, и только к утру правительство решило наконец принять условия Потсдамской декларации. Правда, оно еще пыталось выторговать сохранение императору суверенных прав.

Все эти факты лишний раз подтверждают, что вступление Советского Союза в войну против Японии явилось решающим историческим фактором, определившим окончательную победу союзников, и что варварская бомбардировка Хиросимы и Нагасаки вовсе не вызывалась военной необходимостью.

Но вернемся к событиям, последовавшим за заседанием высшего военного совета. Несмотря на то что император принял капитуляцию и об этом сообщили печать и радио, вооруженные силы Японии не получили приказ о прекращении боевых действий. Объяснялось это довольно просто: правящие круги страны готовы были на все, даже на оккупацию своей территории американскими войсками, лишь бы не допустить вторжения советских армий.

Эта позиция Японии определилась не в один день. Еще в феврале 1945 года бывший тогда премьер-министром [49] принц Коноэ{14} считал необходимым капитулировать перед США и Англией во избежание «коммунистической революции».

Боевые действия конно-механизированных войск отличаются высокой подвижностью, маневренностью, скоротечностью, быстрой сменой обстановки. Чаще всего соединения наступают изолированно друг от друга, по самостоятельным направлениям, без локтевой связи. По опыту операций на западе я знал, как трудно в таких условиях обеспечить четкое, бесперебойное управление, и поэтому стремился по возможности усовершенствовать его, шире использовать и метод личного общения.

С началом наступления приходилось обычно выезжать в главную, ударную группировку, захватив с собой несколько энергичных, отлично подготовленных офицеров, прибывших со мной с запада. Когда средства связи не обеспечивали надежного управления, они могли на конях, мотоциклах, на танках, самолетах, а то и просто по-пластунски добраться до нужного командира и передать распоряжение.

Еще в Москве я попросил разрешения взять на восток майоров Е. Л. Семенидо и Д. В. Васильева, капитана Б. К. Чуланского и некоторых других офицеров из штаба 1-й Коннр-механизированной группы. Эти инициативные, никогда не теряющиеся люди были просто незаменимы в оперативной группе.

Помню, как-то во время боев в Венгрии, выполняя мое распоряжение, капитан Чуланский не побоялся взять на себя серьезную ответственность. В сложной обстановке он возглавил группу бойцов и ворвался с ними в село Бихория, где наши воины захватили немецкие пушки. Повернув их против врага, они способствовали успеху советских частей. [50]

Вот и теперь, как только главные силы советских и монгольских войск перешли государственную границу, я с небольшой оперативной группой тронулся в путь. Со мной были офицер оперативного отдела, начальник разведки Чернозубенко, начальник связи полковник Зак, радист, постоянные спутники – Семенидо, Чуланский, Васильев и небольшое подразделение охраны. Наши «виллисы» и штабная машина с телеграфным кроссом и радиостанцией, обогнав части генерала Коркуца, настигли первый эшелон.

По мере углубления в пустыню мы все больше убеждались, что топографические карты далеко не соответствуют местности. На них, например, были обозначены полевые дороги, а в действительности их здесь никогда не существовало. Через пустыню пролегли только караванные пути – две параллельные тропы, выбитые копытами верблюдов. Большинство путей было проложено еще в XVII веке, когда в Маньчжурию пришли первые караваны русских землепроходцев и купцов.

В первый же день мы не на шутку разуверились в картах. И когда оказалось, что город Долоннор стоит именно там, где обозначен, многие искренне удивлялись.

– Значит, и Жэхэ может оказаться на своем месте, – шутили у нас в штабе.

Около полудня подъехали к скоплению автомашин. Представившийся нам молодой лейтенант Лобачев доложил, что его саперная команда расчищает колодец.

Я подошел к работающим. Обвязанный веревкой солдат, опустившись в колодец, наполнял ведра разжиженным грунтом. Ведра быстро поднимали на поверхность, а содержимое выливали на землю. Вокруг растекалась потоки грязи.