Через Гоби и Хинган - Плиев Исса Александрович. Страница 12

– Зачем выбрасываете воду? – спрашиваю Лобачева.

– Какую воду? – удивился тот. – Эта грязь никуда не годится.

– А вы пропустите ее через песочный фильтр и получите воду. Для заливки радиаторов она пригодна наверняка. А при хорошем фильтре подойдет даже для питья.

Лейтенант тут же приказал продырявить дно в двух ведрах. В эти своеобразные «сита» насыпали песок, а [51] на него вывалили вынутую из колодца жижу. Жидкость, процеженная через первое ведро с песком, пропустили через второе «сито». Из него потекла чистая вода. Оказалось, что ее можно и пить.

Этот способ, усовершенствованный в дальнейшем, широко использовали в частях.

Однако уже в первый день наступления мы не смогли удовлетворить потребность в воде даже по очень урезанным нормам. Для оборудования новых колодцев не было строительных материалов. Правда, кое-что мы везли с собой, но этих запасов хватило лишь для ремонта имеющихся водоисточников. В результате войска оказались на голодной норме.

Многое теперь зависело от того, успеют ли высланные вперед отряды захватить родники и колодцы юго-западнее Нарто-Сумэ. Если противник отравит воду, наше положение может оказаться трагическим.

Движимый этой заботой, я отправился дальше, решив по пути проверить, как развернулся зенитно-артиллерийский полк, который должен прикрыть с воздуха первый эшелон Группы на очередном рубеже. Меня серьезно беспокоило небо Маньчжурии: солнечные дни создавали условия для действий вражеской авиации.

Мы знали о довольно густой сети аэродромов и взлетных площадок в полосе нашего наступления и в прилегающих к ней районах. В одном только Калгане находилось три аэродрома, а всего на нашем направлении их насчитывалось несколько десятков. Естественно поэтому было ожидать серьезных действий воздушного противника. Правда, мы тоже имели два прекрасных советских зенитно-артиллерийских полка, истребительные авиационные части и авиационную дивизию МНР. Кроме того, в случае необходимости в интересах Группы могла быть использована истребительная авиация 12-й воздушной армии Маршала авиации С. А. Худякова (у нас находился его представитель с радиостанцией).

Машины легко идут прямо по целине, поднимая тучи серо-желтой пыли. Я беспрестанно оглядываюсь по сторонам, но не вижу ничего, кроме волнистой поверхности безбрежных песков. [52]

Солнце жжет тело и душу. Быстро ехать невозможно: обдает тугим горячим воздухом, словно из доменной печи. Семенидо не выдерживает, тянется к фляге. Но, взглянув на меня, только поправляет ее и облизывает потрескавшиеся губы. Мне тоже страшно хочется пить.

– Вода-а! – раздается неожиданный, как выстрел, крик.

Мы выехали на холм и, к великой радости, увидели перед собой обширное озеро. До этого я много слышал о миражах в пустыне. Но воду видели все, видели и что есть духу кричали: «Вода-а! Вода-а!» От радости я боялся поверить своим глазам. Но я верил сотням людей, видевшим перед собой воду. А она голубела и плескалась прямо перед нами, от нее несло свежестью и прохладой. Нет, эта чудесная водная гладь не мираж! К озеру быстро направились несколько автомашин. Мы с нетерпением ждали их. Вот когда сможем наконец вдоволь напиться, восстановить возимые запасы, залить машины. Многие авансом опустошали свои фляги. Но что это? Автомобили достигли берега и… раздвоились. Верхняя часть поплыла по волнам, хотя колеса продолжали двигаться по песку. Потом вдруг нижняя часть машин вынырнула из воды, «прилипла» к кузовам, и они, как в сказке, помчались по водной глади. Пустыня Гоби преподнесла нам один из своих сюрпризов.

С тяжелой душой двинулись мы дальше. И снова пески, бескрайние сыпучие пески. А ведь где-то здесь должны быть позиции зенитно-артиллерийского полка.

– Стой! – говорю шоферу и выхожу, чтобы сориентироваться.

Пока рассматриваю карту, передо мной вырастает подполковник Шматков.

– Товарищ командующий, – докладывает он, – полк занял очередной рубеж и готов выполнить возложенные на него задачи.

Я с удивлением смотрю на командира зенитного полка:

– Где ваши орудия?

– Да вот же они, – вытягивает руку подполковник. – Здесь дивизион. Остальные – севернее и южнее.

Только теперь замечаю, что в полукилометре за песчаными холмами что-то вырисовывается. Подъезжаем к дивизиону и, сопровождаемые Шматковым, обходим позицию. [53]

Орудия накрыты маскировочными сетями, поэтому мы их и не заметили. Рядом возятся потные, запыленные бойцы.

– Технику укрыли хорошо, – говорю командиру полка, – об орудиях заботитесь. А вот людей забываете. Пусть приведут себя в порядок, плотно поедят.

– Недавно развернулись, товарищ командующий, – пытается оправдаться Шматков. – Не успели…

– Как недавно? Действия начали в два ночи?

– Так точно. А этого рубежа достигли в двенадцать дня. И трудно сказать, кто на ком больше ехал: люди на машинах или наоборот… Двигатели «съели» по две-три заправки горючего, вода из радиаторов выпарилась.

Я уже слышал, с каким надрывом работают моторы. И все-таки сообщение командира полка навело на невеселые размышления. 60 километров в день – не тот темп, который нам нужен. Где, гарантия, что наперерез не выдвигаются дэвановская группировка с юго-запада, 3-я танковая дивизия японцев из Калгана или крупные силы из провинции Жэхэ.

Через каждые два-три часа вызываю по радио командиров соединений. Уточняю обстановку. Связь с нашей группировкой, действующей на калганском направлении, надежная: мы выделили ей мощную радиостанцию. Бесперебойно отвечали и мехгруппа, находившаяся в первом эшелоне, и зенитные части. Но временами терялась связь с генералом Коркуцем и командирами монгольских кавдивизий.

Полковник Зак нервничает, то и дело понукает радистов. А что они могут сделать? Я в свою очередь нажимаю на Зака, давая понять, что отсутствие связи может создать больше трудностей, чем сам противник.

Полковник молчит. Он, конечно, мог бы напомнить, как много сделано в подготовительный период операции. В монгольских дивизиях проведены учебно-тренировочные сборы радистов, с ними отработана необходимая документация, тщательно проверена техника. Но монгольские радисты подготовлены практически несколько слабее, а их рации маломощны. Словом, полковник Зак мог бы оправдаться, а молчал. Это мне понравилось. Я знал его мало, и, несмотря на неблагоприятные [54] обстоятельства первой встречи, он произвел на меня хорошее впечатление. Мне нравятся люди, которые выполняют свое дело тихо, скромно, без показухи.

Вот и опять мы не можем вызвать Дорожинского. Начальник связи подходит ко мне:

– Товарищ командующий, разрешите использовать хотя бы один эскадрон двести восемьдесят второго отдельного дивизиона связи.

Это, конечно, выход. Но в каком состоянии сам дивизион? Начальник связи фронта генерал-полковник А. И. Леонов (ныне Маршал войск связи), сообщая о придании нашей Группе специального дивизиона, предупредил, что дивизион только еще готовится. Вот это «готовится» и беспокоило меня сейчас. Тем не менее я приказал Заку:

– Сообщите командиру дивизиона, чтобы немедленно прибыл хотя бы один взвод.

Через некоторое время нас догнали несколько мощных радиостанций на машинах, обслуживаемых квалифицированным персоналом.

– Теперь, товарищ командующий, мы сможем выделить монгольским дивизиям по одной станции большой мощности, – доложил сияющий полковник Зак.

– Очень хорошо. Действуйте.

К вечеру начали прибывать офицеры оперативной группы, разосланные в соединения. Доклады их, как обычно, кратки. Главные силы наступают организованно. Мехгруппа из советских соединений, составляющая острие клина, продвинулась на 70 километров. За нею идет кавдивизия Коркуца. Наступающие уступом вправо монгольские кавалерийские дивизии полковника Цэдэндаши и генерала Доржпалама достигли района Цаган-Ула и Алан-Сумэ, а левофланговые соединения полковников Одсурэна и Доржа, поддерживаемые танковым полком майора Дагвадоржа, тоже продвинулись километров на 60.