Повесть о красном орленке - Сидоров Виктор. Страница 27

Артемка выпустил шею Кости и вдруг сам покраснел,

— Смутил хлопца,— засмеялся молодой чубатый партизан, что полусидел на краю стола.

Артемка бросил на него смущенный взгляд. Партизан был широк и крепок. Над высоким лбом чудом держалась серая высокая папаха с алым бантом наискось. На могучих плечах, словно прилипла, вырисовывая крепкие мышцы, кожанка, перехваченная ремнем и портупеей с шашкой и наганом. Серые военные брюки были заправлены в мягкие сапоги с блестящими шпорами. Вся его фигура с ног до головы так и кричала о силе и ловкости. Все это увидел и отметил Артемка в какие-нибудь две-три секунды, пока партизан говорил.

Костя хлопнул Артемку по плечу:

— Ничего. Свои люди... Ну, знакомься,— и кивнул в сторону чубатого.

Тот пружинисто оттолкнулся от стола, шагнул к Артемке, широко улыбаясь, протянул ладонь-лопату.

— Як зовут-то?

— Артемка. Карев.

Ответил ему в тон:

— Федор. Колядо.

— Колядо?! — изумленно воскликнул Артемка.— Сам Колядо?

— Эге ж, хлопчик. Собственною персоною. А шо — не похож?

— Похож, похож,— заторопился Артемка, не спуская с него глаз.

Колядо усмехнулся:

— Ну, раз похож, значит, усе в порядке.— И уже к Суховерхову: — Сидай. Рассказывай, кто и зачем.

Суховерхов коротко рассказал историю их отряда, о том, что пришли они теперь к Колядо, чтобы вместе воевать.

— А где отряд?

— За селом. Мы разведать пришли. Всякое бывает. И напороться можно.

Колядо слушал, спрашивал и снова слушал. А Артемка рассматривал его. И он нравился ему все больше и больше: и черные брови, что круто сошлись на переносье, и живые, с веселой искоркой карие глаза, и белозубая улыбка, и даже нос с горбинкой. Он, этот нос, казалось, и придавал Колядо смелый и лихой вид.

— Шо вам сказать? — произнес Колядо, выслушав Суховерхова.— Молодцы хлопцы! Нам такие подходят! Як вы думаете? — обернулся к товарищам.

— Подходят!

— Чего там!

А один, сухой и длинный, сказал:

— Я Неборака знаю. Толковый мужик. С таким в огонь и в воду идти не побоюсь.

Колядо улыбнулся Суховерхову тепло, дружески.

— Бери, Илья, любого коня у коновязи и скачи за хлопцами.

Суховерхов кивнул и торопливо вышел. Колядо перевел взгляд на Артемку.

— А ты шо притих? Рассказывай, як воюешь, яки подвиги свершив?

Артемка смущенно заулыбался:

— Какие там подвиги...— и взглянул на Костю.

Тот стоял опершись о стену, хитро поблескивая глазами.

— Не стесняйся, Космач. Подвиги есть... Расскажи, как меня карателям выдал...

Партизаны захохотали, а Артемка нахмурился, посерьезнел, другое вспомнил. Взглянул на Колядо, тихо произнес:

— Тебе да Косте поклон от Лагожи... Схватили его бандюки.

Костя рванулся к Артемке:

— Что?!

— Схватили.— И рассказал, как было дело, как Лагожа бросил ему сверточек, как били его каратели.

В избе стало тихо. Исчезли улыбки, партизаны сидели строгие, суровые — Лагожу здесь знали многие.

— Где той сверточек? — прервал тишину Колядо.

— У Неборака.

Колядо прошелся по избе:

— Да, новость... Як обухом по голове. Жаль деда, аж сердце болит.— Остановился против Кости, который угрюмо смотрел в окно.— Ты погоди, Костик, кручиниться. Если не расстреляют сразу, освободим. Успеем.

Сердце у Артемки радостно дрогнуло: «Может, и маму вызволит Колядо?» Спросил об этом трепетно. Колядо кивнул.

— И ее. И всех! — Потом к Косте, к партизанам: — За дело, хлопцы.

Мужики разом поднялись, двинулись к дверям. Костя полуобнял Артемку.

— Ты, Космач, давай пока знакомься, осваивайся у нас, а я пошел. Скоро увидимся.

Артемка кивнул:

— Хорошо. А где я жить буду?

Костя удивился:

— Как где? Со мной, конечно! Вечером покажу. Идет?

— Ага!

Костя пошагал к коновязи, легко вскочил на коня и ускакал куда-то. Артемка не успел оглядеться, как столкнулся лицом к лицу с Гусевым, Спирькиным отцом.

— Вот так встреча! — воскликнул дядя Иван.— Каким ветром занесло тебя к нам?

— И Суховерхов теперь тут. Мы целым отрядом пришли к Колядо. Воевать вместе будем.

— Что ты говоришь!— совсем обрадовался Гусев.— Ну, теперь наших, тюменцевских, полно. Идем-ка, брат, к нам в гости.

Дядя Иван стоял на квартире в большом кулацком доме, брошенном перед приходом партизан. Теперь в нем жило человек двадцать. Здесь Артемка встретил много односельчан, и среди них соседей — Степана Базарова и Василия Корнева. Мужики повеселели, увидев Артемку, разговорились о Тюменцеве, о семьях.

Корнев вздохнул тяжело:

— По дому стосковался — жуть. Вдарить бы на Тюменцево! Дрался бы  как зверь...

Вздохнул и Гусев:

— Это бы хорошо... Разговор идет, будто Колядо готовится идти туда... Как там сейчас?

Артемка сказал, что недавно побывал в Тюменцеве, что видел и жену его, и Спирьку. Живы-здоровы. Скучают о дяде Иване. Гусев просиял весь. Вскочил, прошелся по горнице.

— Спасибо, спасибо, друг! Вот обрадовал, вот утешил! Прямо тоску с сердца снял.— Засуетился, чайником загремел, в сумку полез.— Садись, чаем угощу. С сахаром!

Погостив на славу у односельчан, Артемка пошел обратно, к центру села. Всюду тихо, спокойно, будто и не стоит здесь большой партизанский отряд. На улице играют ребятишки, мирно поскрипывает где-то журавель, гремит цепь, у дворов то тут, то там о чем-то судачат и смеются женщины. Вышли на солнышко старики, курят злой самосад и щурятся, будто коты на припеке. Артемке дивно глядеть на все это. Вспомнил бубновский отряд, шум, гам, пьянки, песни, драки — поморщился. Хорошо, что кончили с ним!

К полудню на площади стало оживленнее. У коновязи стояло десятка два оседланных коней, на крыльце штаба разговаривали и смеялись партизаны. Дверь хлопала беспрерывно: то и дело входили и выходили и партизаны, и сельчане. Одни чуть ли не бегом, другие степенно, медленно — у кого какое дело.

Другая сторона площади вся заставлена отрядными подводами. На одной из них стоял пулемет, у которого возились двое пулеметчиков.

Вдруг Артемка увидел, как из штаба озабоченно вышел Костя,  приостановился  на  минуту возле  партизан,  что-то сказал. И сразу же от группы отделился вихрастый парень, вскочил на коня и помчался во весь опор по широкой улице. Артемка догнал друга.

— Куда торопишься?

Костя обрадовался:

— А, Космач! Новость, брат: восстание!

— Где? Какое?

— В Зимино. Народ восстал. Бьют беляков по всей Ильинской волости. Ну, теперь началось! Держись, Колчак!

Артемка ничего толком не понял, хотел порасспросить Костю подробнее, да тот вскочил в седло.

— Некогда. После. Вечером.

10

В августе 1919 года вспыхнуло в Зимино восстание. Словно пожар в сухой степи, оно покатилось от села к селу. Крестьяне, вооруженные чем попало, громили местные колчаковские власти, восстанавливая в каждом селе Советы.

Соединение двух крупных казачьих отрядов, посланное на усмирение взбунтовавшейся «черни», было жестоко разгромлено. Его остатки едва спаслись, бежав в Камень.

Вся военная и жандармская машина в Камне была приведена в движение: в спешном порядке комплектовались и вооружались новые дружины из кулаков и разношерстных контрреволюционеров, бежавших под защиту колчаковцев, укрупнялись действующие батальоны. Но и этого оказалось мало: слали телеграмму за телеграммой в Новониколаевск и Барнаул, просили, требовали присылки регулярных воинских частей.

— Теперь нас, Космач, ничем не остановишь! — сказал Костя, узнав, что в Камень прибыли два полка польских легионеров под командованием полковника Болдока.— Ни казаками атамана Анненкова, никакими болдоками. Гляди, что вокруг делается! Прямо душа радуется!

Что там говорить! Артемку радость просто распирает — дышать тесно. Вчера Костя сказал, что его, Артемку, зачислили в разведку. И не как-нибудь, а по приказу Колядо. Теперь Артемка будет служить под Костиной командой, потому что Костя — командир конной разведки.