Алжирский пленник (Необыкновенные приключения испанского солдата Сервантеса, автора «Дон-Кихота») - Выгодская Эмма Иосифовна. Страница 16
Доктор Антонио Соза! Тот самый, которого вынули живым из гарроты! Мигель слыхал историю Созы. Доктор выступил на учёном диспуте в Сарагоссе. «Аутодафе — позор Испании», — сказал доктор Соза. Его ломали на дыбе, подвешивали за ноги. Потом приговорили к гарроте — удушению железным ошейником. К гарроте приговаривали тех, кого считали недостойным сожжения на костре.
Антонио Созу вынули живым из гарроты. Нашлись друзья, которые подкупили палачей. Соза бежал и уже много лет жил в Италии. Как он попал пленником на дикий африканский берег?
— Это не я, это отец Бланко оклеветал вас, — жалобно повторил толстый монах. — Я больше никогда не буду верить отцу Бланко. Он уговаривал меня купить у него талисман и сказал, что, кто носит его, того не коснутся никакие удары — ни деревом, ни железом, ни сталью, а за один только сегодняшний день меня уже били четыре раза, и боюсь…
Точно поняв слова монаха, ближний янычар ударил его прикладом между плеч.
— Замолчи, папа! [22] — крикнул он. — Наговоришься, когда посидишь на цепи!
Отец Сисмонио обиженно замолчал. Но минуту спустя забормотал снова:
— Бланко с нами в одной партии, сеньор. Видите, он вон там, в последних рядах. Глядя на него, действительно можно подумать, что он уже спасся здесь на земле, что ему уже отпущены все грехи.
Сервантес оглянулся.
В последних рядах шёл монах, высокий и плотный, с рыхлым зеленоватым лицом и глубоко запавшими глазами. Он перебирал чётки у пояса и, возводя глаза кверху, безостановочно шевелил бледными губами — видимо, читал молитвы. Левый больной глаз его был полуприкрыт спущенным веком, и оттого казалось, что он одним глазом смотрит в небо, а другим в землю. По коричневой рясе Сервантес узнал в монахе доминиканца.
Скоро партия пленных свернула в узкую боковую улицу; сторожа оттеснили Мигеля, потом нахлынула толпа, загородила вход в улицу, и Мигеля окончательно оттёрли. Он даже не мог проследить, куда прошла эта партия.
Два дня он метался и расспрашивал всех: к какому хозяину попал доктор Соза, старик-учёный, с испанского судна. Никто ничего не мог ему сказать.
Скоро подоспели другие заботы. Пленники сидели в пещере. Их надо было снабжать провизией, и Сервантес забыл о Созе.
Однажды он шёл по базару, закупая провизию для пленников. На базаре было шумно. Седобородые арабы, сидя на порогах своих лавок, зазывали покупателей. Они предлагали мёд, табак, ковры, цветные туфли, ткани. Берберки раскладывали прямо на земле груды овощей, арбузы, свежие фиги. Незаметно Сервантес забрёл в Бадистан, огороженную часть базара, где продавались рабы. Здесь было тише. Несколько партий рабов разных хозяев сидело на земле. Турок-посредник вызывал их по одному и гонял, как лошадей, на открытом месте, расхваливая их достоинства и набивая цену.
Сейчас турок гнал по кругу худого, истощённого итальянца с разбитыми ногами. Турок заставлял его прыгать через палку, показывать зубы, поднимать тяжести.
— Вот лучший пленник из партии Ахмет-Али! — говорил нараспев турок. — Ноги у него крепки, как столбы, а спина, как мраморный свод! Горная газель не угонится за ним в беге, а зубами он перекусывает джутовую верёвку в руку толщиной.
— Сколько? — кричали из толпы покупателей.
— Пятьдесят червонцев, и это даром, клянусь аллахом.
— Двадцать! — предлагал покупатель, недоверчиво щупая мускулы итальянца.
Они долго кричали, били себя в грудь, поминали аллаха и сговорились на тридцати червонцах.
Шестерых итальянцев продали так на полевые работы.
Четверо испанцев пошли грести на галерах.
Ещё двоих купил богатый турок для ухода за своими лошадьми.
Оставалось несколько пленников в одеждах духовных лиц.
В толпе покупателей зашевелились.
Живой капитал — рабы — приносил самые лучшие проценты. Надо было только угадать знатного или богатого человека в захудалом пленнике. Тогда за него можно было получить тройной выкуп и оправдать расходы.
Надсмотрщик гнал плетью по кругу толстого монаха.
— А вот знатный епископ из Сарагоссы! — торжественно провозгласил посредник. — Он заведует двенадцатью соборами, и сам король останавливается у него, когда проезжает в Рим.
— Я — бедный ключарь из монастыря Сан-Доминго! — придушенным голосом кричал монах. — Я слаб и болен, и у меня нет на родине никого, кто прислал бы за меня больше пяти реалов…
Монах повернулся, и Мигель узнал в нём того самого толстяка, который был в одной партии с доктором Созой.
Мигель подошёл к надсмотрщику и спросил, кому принадлежит эта партия рабов.
— Али-Кауру, храброму пирату из Тлемсена, — ответил надсмотрщик.
Это было всё, что нужно было знать Мигелю. Али-Каур был известен в Алжире.
В тот же день Мигель пошёл к нему.
На большом дворе Али-Каура было шумно. Пленников силой сгоняли в центр двора и усаживали кружком на земле. Их было много — должно быть, для какого-то торжественного случая пригнали сюда пленников и с других дворов. И толстый Сисмонио, которого, очевидно, не удалось продать, был здесь. Длинного Бланке не было видно. Не было видно и доктора Созы.
На измученных лицах пленников Сервантес видел тупую покорность. На дворе ждали муллу, мусульманского священника. Тех, кого не удалось выгодно продать, хозяева пытались обратить в мусульманство.
— Где пленник Антонио Соза? — спросил Сервантес у сторожа.
Сторож молчал.
Мигель вынул пять аспр и положил их на каменную плиту у ног сторожа. Турок большим пальцем ноги пододвинул деньги к себе. Серебряная монета моментально исчезла в складках широких сборчатых шаровар. Турок встал, подтянул шаровары и повёл Мигеля на задний двор.
На заднем дворе сторож подвёл Мигеля к низкому зданию, похожему на каменный погреб с плоской крышей.
— Вот, — равнодушно указал турок на узкое оконце.
— Дон Антонио! — позвал Сервантес, припав к оконцу. — Дон Антонио!
— Кто зовёт меня? — послышался слабый голос.
— Здешний раб, испанец Сервантес Сааведра. За что вас засадили в мазморру, [23] дон Антонио?
— Меня приняли за епископа и назначили тысячу червонцев выкупа, — сказал Соза. — Потом повысили в чине и объявили кардиналом и главным советником испанской королевы. Теперь за меня надо внести две тысячи.
Звякнув цепью, Соза хотел подползти поближе к окну, но застонал и остался сидеть на месте.
— Это значит, что я до конца своих дней просижу в этой дыре.
Приглядевшись к темноте внутри подземелья, Сервантес различил бледное лицо Созы, ноги, закованные в кандалы, железный ошейник на шее.
— Доктор Соза, — сказал он полушёпотом, — у меня с товарищами есть план бегства. Бегите вместе с нами.
Доктор Соза молча указал на свои цепи, на распухшие ноги, седую бороду, трясущиеся руки.
— Я помогу вам, — сказал Сервантес. — Мы все поможем вам.
Соза молчал, потом, точно очнувшись, поднял голову.
— Мне незачем бежать, — сказал Соза. — Если я вступлю на испанскую землю, меня схватят и бросят в такое же подземелье. Ты видел среди пленников желтолицего монаха? Это Бланко де ла Пас, комиссар святой инквизиции. Он уже заготовил донос на меня. Может быть, это моё счастье, что пираты захватили наше судно… Эта дыра здесь и кусок хлеба из рук арабского мальчишки всё же лучше, чем костёр и гаррота на родине!
— Неужели в Испании ничего не изменилось? — спросил Сервантес.
— Испания — одна большая тюрьма, — покачал головой Соза. — Нет, уж оставь меня в моей темнице, Сервантес. А если нужен будет тебе и твоим товарищам осторожный совет много видевшего человека, приходите ко мне, я всегда помогу вам.
Взволнованный Сервантес шёл обратно через большой двор. Седобородый мулла в зелёной чалме сидел, поджав ноги, на коврике перед пленниками. Другой мулла, помоложе, юркий, с реденькой бородкой и бегающими глазами, стоял рядом с ним.
22
Всех монахов турки называли папами.
23
Мазморрой в Алжире называли подземелье, в котором томились особо важные пленники.