Пламя гнева - Выгодская Эмма Иосифовна. Страница 37
Глава тридцать третья
Земляки
В Серанге расстреливали повстанцев, взятых после долгих кровопролитных боёв в форту у переправы в Лампонг.
— Не больше одного заряда на человека! — приказало начальство. — Это не Европа, где на каждого бунтовщика отпускают по дюжине патронов!
Худого и жёлтого Гудара первым вытолкнули к столбу.
— Тебе стрелять! — кивнул сержант крайнему в шеренге. Крайний ступил вперёд.
Это был уже немолодой солдат, босой, в форменной кабайе. Концы цветного яванского платка, как кроличьи уши, отведённые назад, торчали у него из-под высокого кивера. Солдат поднял карабин.
Гудар вгляделся в солдата.
— Уссуп! — сказал Гудар.
Карабин дрогнул в руке Уссупа. Но он ещё не узнавал.
— Уссуп из Тьи-Пурута! — сказал Гудар. — Ты не узнаёшь меня? Я — Гудар, сын Диуна, твоего соседа.
— Гудар! — сказал солдат.
— Наше поле было рядом с вашим, помнишь, Уссуп?
— Помню, — сказал солдат.
— Помнишь, как тигр днём вдруг выбежал на опушку леса и мы все вместе бежали в дессу, и ваш буйвол сломал ногу… как убивалась тогда твоя мать, Уссуп!..
— Помню! — сказал солдат.
— Она ещё жива. А твоего отца Мамака нет в живых, и твоей жены…
— Стреляй! — крикнул сержант.
— Мой брат? — спросил солдат.
— Твой брат, Ардай, был с нами, — торопясь договаривал Гудар. — И твоя девочка Аймат!.. она молодец, твоя девчонка, она с Ардаем ушла в Лампонг. Там много наших, они ещё борются. Они добьются победы.
— Стреляй! — бешено крикнул сержант.
Уссуп навёл карабин. Он медленно целился в Гудара, земляка, соседа, товарища…
— Не промахнись! — крикнул сержант. — Приказ знаешь? По одному заряду на человека.
Дуло карабина дрогнуло. У солдата тряслись руки, человек раскис, он никуда не годился.
— Давай мне! — рванул сержант у него карабин.
Он медленно поднял дуло, целясь.
— Не промахнись, туван!.. По одному заряду на человека, — усмехаясь, сказал Гудар.
— Молчи! — раздражённо крикнул сержант. Он отвёл дуло и начал целиться снова.
— Курьянг-кирье!.. Немножко левее!.. — сказал Гудар.
— Молчи, жёлтый дьявол!.. — сержант выстрелил.
Он промахнулся. Гудар стоял у своего столба.
— Придётся тебе, туван, истратить ещё один заряд, — сказал Гудар.
— Обойдусь! — крикнул сержант.
Он подбежал и двумя бешеными ударами приклада разбил Гудару голову.
Глава тридцать четвёртая
Книга о пиратах
Гантье, сын хозяина, тихонько взошёл по деревянной лесенке и приложился глазом к щёлке в двери. Чердачный жилец всё писал и писал. Гантье постоял, потом легонько стукнул в дверь. Чердачный жилец всегда просил говорить ему, когда в нижний зал приходят музыканты.
За дверью не ответили. Гантье стукнул ещё раз.
— Менгер Деккер!..
— Войди!
— Менгер Деккер, там внизу музыканты пришли.
Жилец не сразу повернул голову. Он писал, пригнувшись к широкому подоконнику. Подсвечник с огарком свечи стоял у его левой руки. Но жилец не зажигал огня.
На постели, на полу, на табурете — всюду листки, листки, листки…
«Здесь, должно быть, ещё холоднее ночью, когда ветер ударяет о крышу», — подумал Гантье., — Менгер! — смелее сказал Гантье. — Там внизу музыканты пришли.
— Спасибо, Гантье, я сейчас сойду.
Гантье постоял ещё, поёжился.
— Холодно у вас, менгер, — сказал он.
— Очень холодно, Гантье, — сказал жилец.
— Тот ящик с углём уже кончился, менгер?
Жилец не отвечал. Он писал согнувшись.
— Поди вниз, Гантье. Я сейчас приду, — сказал жилец.
Минут пятнадцать спустя он сошёл вниз, без пальто и шарфа, весёлый. Гантье видел это по глазам.
Музыканты устраивались за крайним столом.
— Швабскую! — попросил хозяин.
Музыканты сыграли весёлую.
Жилец сидел за столиком в углу.
Он не стучал по столу, не просил ни кофе, ни пива. Он веселел и отогревался в светлом зале, в тепле, в музыке.
Старик музыкант приложил скрипку к подбородку и заиграл, а мальчик отложил бубен и запел старинную фламандскую песню.
За столиками притихли.
— Ещё! — попросил хозяин.
Мальчик пел новую:
Жилец качал головой в такт песне. Он задумался. Хозяин с участием смотрел на него; он уже привык к тому, что чердачный жилец не спрашивает ни еды, ни пива.
Жилец подсказывал слова.
— Хорошая песня! — вежливо сказал хозяин. — Вы знаете её?
— Это слова Гейне, поэта Гейне, — сказал жилец.
Музыканты кончили песню. Старик наклонился над столиком и пододвинул к себе кружку с пивом. Мальчик укладывал скрипку в футляр.
«Сейчас он пойдёт по столикам с шапкой», — подумал Гантье и увидел, как вдруг забеспокоился чердачный жилец. Он торопливо ощупал карманы.
Мальчик обходил столики. Серебряные монетки, как улов мелкой рыбы, блестели у него в шапке. Через два столика сидел жилец. Он обвёл присутствующих глазами. И весёлость, и задумчивость — всё пропало. Гантье больно кольнуло в сердце, — такое смущённое и несчастное лицо было у него.
— Менгер Деккер! — Гантье тихонько подбежал к жильцу. — Вот у меня есть!
Он положил у его руки двадцать сантимов.
— Спасибо, Гантье! — сказал жилец.
Он бросил монетку в шапку музыканта.
— Спасибо, Гантье, милый, — сказал он ещё раз. — Сегодня я не мог без музыки.
Гантье слышал, как он что-то невнятно пел, взбегая по своей лестнице.
Попозже вечером Гантье ещё раз поднялся к двери чердачной комнаты.
Жилец зажёг, наконец, свою свечу. Он писал быстро, склонясь над подоконником. Он громко говорил и смеялся, один, сам с собой.
— Жилец сошёл с ума! — Гантье в испуге приник ухом к скважине замка.
«Но довольно, мой добрый Штерн!.. Теперь я, Мультатули, берусь за перо!..
Знайте же все: яванец стонет под гнётом!..
Я буду протестовать!..»
Жилец кричал.
«Сошёл с ума!.. — терзался под дверью Гантье. — Заболел от истощения и холода!..»
— Я буду протестовать против походов и геройских подвигов в борьбе с несчастными людьми, которых насилием принудили к восстанию… в борьбе с жертвами постоянного и подлого разбоя!..
Правда, повстанцы — это бедные, изголодавшиеся люди, а пираты — «почтенные» люди Голландии.
Мне не поверят?
Тогда я переведу свою книгу на те немногие языки, которые я знаю, и на те многие, которым я ещё могу научиться, и я потребую у Европы того, чего не нашёл в Голландии.
И во всех странах мира будут петь песню с припевом:
А если и это не поможет?
Тогда я переведу свою книгу на малайский, яванский, сунданский, альфурский, бугинейский, баттайский языки…
И я научу военным напевам тех мучеников, которым я обещал помочь.
Тебе посвящаю я свою книгу, Вильгельм Третий, король владетель прекрасной страны, островной Индии…
Тебя спрашиваю я: такова действительно твоя воля, чтобы тридцать миллионов подданных именем твоим заставляли голодать и терпеть насилие?..
Жилец стонал. Гантье застучал в двери:
— Менгер!.. Что с вами, дорогой менгер?.. Может быть, вы…
Но жилец вдруг поднял мальчика к самому потолку чердака, встряхнул в воздухе и поцеловал.
— Гантье! — сказал жилец. — Я кончил свою книгу!