Избранное - Коваль Юрий Иосифович. Страница 13
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ
К этому моменту погоны на плечах дошкольника Серпокрылова выросли уже до каких-то ненормальных размеров. Куда больше на них сверкало звёзд, чем в созвездии Ориона, и установить армейский чин дошкольника было трудновато. Получалось что-то вроде супергенералиссимуса.
Вслед за песцом дошкольник пробежал через всю деревню. Верёвку он старался не натягивать, и Наполеону почудилось даже, что он вновь свободен, а маленький человечек просто бежит за ним на правах Сто шестнадцатого.
На бугре под ковылкинской сосной Наполеон остановился, оглянулся на дошкольника. Нет, не был похож дошкольник на Сто шестнадцатого, но хоть вперёд не забегал и верёвку не дёргал.
Запыхавшись немного, Лёша сопел и ласково глядел на недопёска.
С бугра от края до края видна была деревня Ковылкино. Что ж, настало время прощаться с нею.
Много здесь прожито – шесть с половиной лет, – много пережито. Всё теперь позади, а впереди долгий путь на полюс, бураны, метели, вьюги.
Впереди морозы в сто градусов и отряд полярников, во главе которых начальник Серпокрылов. В меховых унтах, с пистолетом в руке.
А Верка Меринова – фельдшерица.
«Товарищ начальник, – скажет она, – разрешите залезть на айсберг».
«Ладно, лезь, да смотри не задерживайся на макушке, а то скоро задует пурга. Сама знаешь, что такое Север».
«Я мигом. Только слазию – и обратно».
И вот Верка полезла на айсберг, и тут же задула пурга.
«Сидите в красной палатке! – приказал Серпокрылов полярникам. – А я пойду спасу её».
И он быстро-быстро стал карабкаться на айсберг.
Пурга дула с нестерпимой силой, и не было ничего видно на земле, но всё же начальник заметил Верку. Полумёртвая от холода, она лежала в снегу. А над нею стоял белый медведь. Тут начальник хлоп из пистолета – медведь шмякнулся…
Тогда Серпокрылов взвалил Верку на плечи и потащил её вниз.
«Оставь меня, Лёша, – слабым голосом просила Верка. – Дай мне умереть в снегу!»
«Ни за что, – отвечал Серпокрылов. – Я спасу тебя».
«Спасайся сам, ты ещё нужен людям, а я уже не нужна».
«Мы оба нужны», – отвечал начальник и брёл в пурге, шатаясь, брёл и брёл, брёл и брёл и нёс на плечах Верку Меринову.
– Эй, малый, погоди! – услыхал вдруг он.
Дошкольник оглянулся.
– Погоди, погоди, – говорил человек в овчинном полушубке, взбегая на бугор.
– Тебе чего, дядь?
– Хочешь крючочек?
– Какой? – не понял Лёша.
– Рыболовный, номер пять. На окунька, подлещика. Хочешь?
– А то, – ответил дошкольник.
– Вот и хорошо. Всё путём. Насодишь кашки, а подлещик – хлям! – и болтается на крючке. Грамм на двести!
Человек в полушубке скинул с плеча сундучок и, бормоча: «Окуньки, подлещики», щёлкнул замком.
Лёша заглянул в сундучок, и сердце его восхищённо стукнуло. Золотом, серебром сияли-переливались в сундучке рыболовные драгоценности: блёсны-плотвички, перья-поплавки.
«Подлещик» же тем временем вытащил из сундучка коробку из-под монпансье, поддел крышку ногтем. Сотня самых разных крючков – стальных и латунных, гнутых и кованых – оказалась в коробке.
– Выбирай.
– А можно два?
– Бери, уж больно ты малый хороший.
Дошкольник Серпокрылов не считал себя таким уж бесконечно хорошим малым, но всё-таки выбрал крючки, снял с головы фуражку и зацепил крючки за подкладку.
– А на акулу есть? – спросил он.
– Чего на акулу?
– Крючок.
– Нету.
– Ну ладно, я побежал.
– Постой-постой! Я тебе крючки, а ты мне чего? Дай и ты мне чего-нибудь.
– Идёт, – согласился дошкольник и вынул из кармана медный предмет неясного назначения. Это был носик от чайника.
– Зачем он мне? – удивился человек в полушубке.
– А вот так, – сказал дошкольник и вдруг приляпал этот носик на свой собственный нос.
Полушубок вздрогнул. Самый настоящий чайник в офицерской фуражке глядел на него и вращал глазами, как будто собираясь закипать.
– Нет-нет, малый. Это не годится. Ты лучше дай мне собачку.
– Не могу.
– Да ведь я же совсем одинок, а собачка мне будет вечным спутником. Отдай.
– Никак не могу, – сказал дошкольник.
– Крючочки взял, а собачку жалеешь. Не ожидал от тебя такого.
Человек в полушубке оглянулся и вдруг подпрыгнул на месте и схватил верёвку, за которую привязан был Наполеон.
– Отдай собачку, – неприятно зашептал он. – Это моя собачка, а не твоя!
Он рванул верёвку, изо всех сил толкнул дошкольника в грудь.
Дошкольник Серпокрылов упал в снег, теряя ордена и медали.
БОЙ У КОВЫЛКИНСКОЙ СОСНЫ
Техничка Амбарова всунулась в дверь, оглядела класс равнодушным взглядом и сказала:
– Свету нету. Павел Сергеевич… Дзынь… Конец уроков…
Как ни любили ребята рисование, конец уроков они любили ещё больше. Все вскочили из-за парт, зазвонили на сто ладов.
– Беги за мной! – крикнула Вера Коле Калинину и выскочила из класса.
Коля в таких случаях долго не рассуждал. Когда ему говорили «беги за мной», его всегда охватывало волнение, он срывался с места и летел сам не зная куда. Выбежав на улицу, он с ходу обошёл на повороте Веру Меринову и ударил по снежной дороге подшитыми валенками. Только через полсотни шагов Коля остановился.
– Куда мы, Вер?
– В погоню! Серпокрылов песца увёл!
– Песца! – закричал Коля. – Ура! В погоню! Какого песца?
– Настоящего.
От таких слов у Коли голова кругом пошла, он не стал разбираться, что это за песец и откуда, он только подпрыгнул на месте, будто горячий конь ударил в землю копытом, и помчался прямиком к одинокой ковылкинской сосне, под которой маячила фигура в офицерской фуражке.
Подбежав к сосне, Коля удивился, что у дошкольника не видно никакого песца. Но, с другой стороны, он не так уж хорошо знал, на что похож настоящий песец. Да может, дошкольник его за пазухой прячет! Поэтому Коля не стал рассуждать, где у дошкольника песец – за пазухой или под шапкой.
– Ура! – закричал он. – Вот он, дошкольник Серпокрылов! Дави дошкольника!
С разгона налетел Коля на Серпокрылова, сбил в снег офицерскую фуражку. Но дошкольник был не из тех людей, которых можно было взять на ура. Он упёрся коленом в живот противника, сообразив, что наконец-то настал час, когда можно применить известный ему приём японской борьбы дзюдо.
– Стой! – закричала Вера, подбегая. – Песца за-мнёте!
Ей почему-то казалось, что недопёсок принимает живое участие в схватке.
Слово «замнёте» притормозило Колю Калинина. Он теперь совершенно убедился, что песец у дошкольника за пазухой. Поэтому Коля ослабил мёртвую хватку. Но дошкольник Серпокрылов точно знал, что за пазухой у него ничего нет, кроме гордого, яростного сердца. Тут Коля и попал на приём. Одним махом дошкольник перекинул его через бедро, и Коля так грянулся о землю, что вздрогнула одинокая ковылкинская сосна и увидела наконец-таки пальму на юге далёком.
Лёша поднял с земли офицерскую фуражку и сказал:
– Семь раз отмерь и лучше не отрезай.
– Я те отмерю!.. – закричал обиженный Коля, горячо поднимаясь с земли, – Я те отрежу… Я те сейчас так отрежу, что и отмеривать нечего будет!..
– А ну постой! – сказала Вера, дёрнув Колю за рукав. – Где же песец?
Большая Вера Меринова посмотрела дошкольнику Серпокрылову прямо в глаза.
Взгляда Веры Мериновой дошкольник Серпокрылов вынести не мог. Он мог сражаться с лазутчиками, мог ловить на приём Колю Калинина, спокойно мог глядеть в глаза своего папаши слесаря, но перед Верой он бледнел и терялся. Поэтому дошкольник не стал глядеть ей в глаза. Поглядел под ноги, повёл глазами по растоптанному снегу, добрался до подножия ковылкинской одинокой сосны, а там по стволу, по стволу, белочкой, белочкой, всё выше и как раз добрался до небес.
– Где песец, Серпокрылыч?
Это слово «Серпокрылыч», такое ласковое и тревожное, разбередило сердце дошкольника.