Избранное - Коваль Юрий Иосифович. Страница 15
И Лёша хотел попробовать, но в дело вмешался учитель.
– Ладно вам, – сказал он. – Неважно, как его зовут. Важно другое: что с ним делать?
– В деревню отведём, – ответила Вера.
– А дальше что?
– Будет жить у меня. Я его воспитаю.
– Ишь придумала, – сказал дошкольник, как будто и не уважал никогда Веру Меринову. Он терпеть всё-таки не мог, когда его задевали за живое. – Ну, ладно, бери Фильку себе. А мы посмотрим, как ты это сделаешь.
– И возьму.
Вера решительно дёрнула верёвку. Опять померк в глазах недопёска белый свет. Он упёрся в землю короткими своими лапами, изловчился и злобно схватил верёвку зубами.
– Ну, ловко! Ай да Верка! Прямо животновод.
– Тиша, Тиша, – нежно говорила Вера, – успокойся.
Она достала из кармана конфету, осторожно протянула руку, чтобы погладить песца. Наполеон огрызнулся – конфета упала в снег.
– Фу, какой злой. Тиша, что с тобой?
– А ты думала, из-за конфетки он тебе валенки будет лизать? Дай сюда верёвку и отойди в сторону. Он пугается. Вылезай совсем из оврага. За дело берётся Серпокрылов!
– Отойдём, ребята, – рассудительно сказал Павел Сергеевич. – Посмотрим, как у Лёши получится.
Павел Сергеевич и ребята вылезли на гребень оврага и стали глядеть сверху, что будет делать дошкольник.
Он ничего не делал, только вытянул из кармана мотоциклетную перчатку и бросил её прямо под нос Наполеону. Потом не удержался, поднял конфету «Озеро Рица» и сунул в рот.
И больше не шевелился, руками не махал, за верёвку не дёргал. Правда, порой раздавались в овраге какие-то диковатые звуки, похожие на чмоканье лошади, – это дошкольник Серпокрылов сосал «Озеро Рица». Наполеону эти звуки чем-то понравились, даже успокоили.
Легонечко носом толкнул он мотоциклетную перчатку, взял её в зубы. Перчатка слабо запищала.
Наполеон тряхнул головой, обнюхал знакомые валенки, установил нос свой на север и решительно стал выбираться из оврага. Дошкольник поспешил за ним, стараясь не натягивать верёвку. Неизвестно, что успокоило Наполеона: перчатка или валенки. Наверно, он просто понял, что дошкольник – порядочный человек: верёвку не дёргает, пешнёй не машет. Он только бежит следом, вроде Сто шестнадцатого.
– Ну даёт дошкольник! – изумлялся Коля Калинин.
Наполеон вылез из оврага шагах в тридцати от ребят и побежал прямо в открытое поле.
– Куда это вы?
– На Северный полюс!
– Поворачивай, поворачивай в деревню! – закричала Вера и побежала за ними вдогонку, а за нею тронулись Коля и Павел Сергеевич.
– Поворачивай! Поворачивай!
Но Наполеон не собирался поворачивать в деревню. Он пробежал озимое поле, пересек клеверище, опустился в овраг, теперь уже в другой овраг, не ковылкинский, а кадошкинский, по гнилым мосткам перебежал речку Мшажку и снова выскочил на поле. На север, точно на север бежал Наполеон и странную вёл за собой компанию – дошкольника, двух второклассников и учителя с ружьём.
– Что ж, так и будем бегать? – кричал Павел Сергеевич.
– Ага, – оборачивался дошкольник. – Мы мчимся на Северный полюс! Мы – песцы!
Вера и Коля засмеялись от счастья и тут же стали легонько тявкать на бегу, как, очевидно, делают это песцы.
Павлу Сергеевичу скоро надоела бестолковая беготня.
– Теперь мы не песцы! – закричал он. – Теперь мы охотники! Вера, Коля, заходите справа, прижимайте его к деревне!
Наполеона подогнали к деревне. Павел Сергеевич сбросил куртку и накинул её на недопёска.
– Отнесём его в школу, – сказал он.
СИКИМОРА
Уроки в школе давно кончились. Ребята разошлись по домам.
Техничка Амбарова мыла в классах полы, а Белов и Быкодоров из четвёртого класса, наказанные директором, таскали ей вёдра с водой и вообще мешали, как могли.
Перемывши полы в классах и в учительской, техничка вышла на крыльцо и тут столкнулась с Павлом Сергеевичем, который нёс на вытянутых руках что-то бьющееся, пушистое, закутанное куртками и шарфами.
Из-под курток и шарфов блистали гордые и угрюмые глаза Наполеона.
– Батюшка, Пал Сергеич! – закричала Амбарова. – Какую-то сики'мору принесли!
Так Наполеон Третий получил четвёртое в своей жизни, совершенно уж несуразное имя – Сикимора! Что это за слово, откуда оно взялось, этого не могла бы сказать и сама Амбарова. Оно внезапно созрело в груди да и выскочило на язык.
Как водится, самое глупое имя понравилось больше всего.
– Сикимора! Сикимора! – восторженно закричали Белов и Быкодоров. – Тащите её на пришкольный участок. Посадим её в клетку!
– Какая он вам Сикимора, – недовольно сказал до-школьник Серпокрылов. – Это – песец, он с Северного полюса.
– Молчал бы, соплячишко! – орали Белов и Быкодоров. – Ты вначале «А» да «Б» писать научись.
– Ты ошибаешься, – сказал дошкольнику и Павел Сергеевич. – Он, конечно, не с полюса. Видимо, он сбежал со зверофермы «Мшага» – от нас семь километров.
– Вовсе я не ошибаюсь. Вот и Вера подтвердит. Она его первая открыла.
И дошкольник Серпокрылов поглядел Вере прямо в глаза.
Конечно, Вере раньше и в голову не приходило, что Тишка мог прибежать с полюса. Сейчас ей такая идея понравилась, но как ты ни крути, правда жизни брала своё.
– Нет, – вздохнула Вера, отводя глаза. – Тиша не с полюса. Он со звериной фермы.
Камень сорвался с горы и рухнул в пропасть. Точно так, как этот камень, рухнула Вера Меринова в глазах дошкольника Серпокрылова.
Дошкольник не стал больше ни с кем объясняться. Отошёл в сторону.
Да и что было делать здесь, в школе, ему, дошкольнику. Школа для него была за горами. Здесь заправляли матёрые школьники Белов да Быкодоров.
Под их крики Наполеона отнесли на пришкольный участок, сунули в пустую кроличью клетку. Ничего более позорного не происходило до сих пор в жизни Наполеона Третьего! Его, песца с императорским именем, гордость директора Некрасова, платинового недопёска, рвущегося на Северный полюс, назвали Сикиморой и сунули в кроличью клетку. Это было падение! О Наполеон!..
– Пускай посидит здесь до завтра, – решил Павел Сергеевич. – С утра позвоним на ферму.
Павел Сергеевич ушёл в учительскую, а Белов и Быкодоров устроили вокруг Наполеона настоящую карусель: хохотали и свистели в кулак, лупцевали друг друга портфелями, подкидывали в воздух чужие учебники – в общем, веселились, как умели.
Наполеон забился в угол и закрыл глаза.
– Оставьте его в покое! – уговаривал дошкольник. – Он устал.
Но разве мог он остановить эту карусель? Карусель крутится и должна докрутиться до конца.
Дошкольник в ярости сжимал кулаки, чувствовал, что надо принять какое-то решение. Но оно никак не созревало в его голове. Впрочем, дошкольник Серпокрылов был человек с философским складом ума.
– Ладно, – решил он. – Пойду обедать.
В КАЖДОМ ПРИЛИЧНОМ ДОМЕ ИМЕЮТСЯ МЫШИ
После обеда дошкольник Серпокрылов дома обыкновенно не задерживался и, как правило, прогуливался по деревне. В этот день он решил привычке своей не изменять, а лепёшку с творогом, собственноручно испечённую слесарем Серпокрыловым, он есть не стал и попытался засунуть её в карман. Лепёшка, похожая на коричневый таз средних размеров, в карман не влезала.
– Ты куда это лепёшку потащил? – спросил уважаемый слесарь, который приходился дошкольнику папашей.
Кстати сказать, слесарь Серпокрылов действительно человек был в деревне многоуважаемый. Его уважали за хорошую работу. Все трактористы в праздничные дни носили слесаря на руках. Уважал его и плотник Меринов, которому слесарь точил стамески, и председатель сельсовета дядя Федя, уважал его старик Карасёв, который говорил, что вокруг слесаря имеется колесо цвета увядшей незабудки.
Жил слесарь вдвоём со своим дошкольником, потому что мамаша уехала в город Гомель. Хоть и жили они без матери, обед в доме Серпокрыловых всегда проходил серьёзно. Перед обедом отец долго умывался, стонал под рукомойником, а Лёша нарезал хлеб и расстанавливал приборы. Слесарь переснимал рубаху, садился к столу, и в тот же миг Лёша ухватом выхватывал из печки чугун с кашей, ставил его посерёдке стола. Обедали они молча. Лёша только успевал подбрасывать отцу добавку.