Полосатая зебра в клеточку - Етоев Александр Васильевич. Страница 8

Супердевочка слушала рассказчика одним ухом, глазом же косилась на его знаменитые кожаные штаны, пытаясь выяснить для себя, что же в них такого особенного.

Васильев Кожаные Штаны доказывал тем временем Герке, что умнее, чем Федоров Мщу-за-Всех, в мире только два человека – его дедушка, который живет в пещере, и дедушкина коза Бахана, которая хотя формально не человек, но любого человека заткнет за пояс.

– Ты бы, например, догадался столкнуть лбами сразу двух живоглотов, чтобы они друг другу шишек и фонарей наставили? – убежденно говорил Геркулесу Васильев Кожаные Штаны. – А вот Федоров Мщу-за-Всех догадался. Он же, когда узнал, что Телепалов задумал сегодня ночью похитить зебру, пустил Чучельщику стрелу с запиской: мол, не видать ему как своих ушей чучела твоей драгоценной зебры.

Герка не перечил, кивал. Супердевочка, оставив попытки справиться с загадкой штанов, спросила их обладателя:

– А за Бахану ты не боишься? Вдруг они ее пристрелят из вредности.

– Это дедушкину козу-то? – рассмеялся Васильев Кожаные Штаны. – Баханочка? – Он подергал козу за бороду. – Слышала последнюю шутку? Что они тебя пристрелят из вредности.

Бахана тоже залилась смехом.

– Засечки на рогах видишь? – Васильев Кожаные Штаны показал на ее рога. – Это как в войну звезды на самолетах ставили – за каждый сбитый вражеский самолет по звезде, – так и дедушка за каждого проникшего на наш огород грабителя, которого она взяла на рога, делал ей топором засечку. Вон их сколько, собьешься, пока считаешь. Бахану нашу, будь, конечно, у нее две ноги, можно запросто посылать вместо Штирлица в логово фашистского зверя, уж она-то с ее способностями любые вражеские секреты раскроет.

Лес кончился, в воздухе запахло жильем, и по терпкой тропинке запаха они вышли к Геркиному заборчику, состоящему из щелей и дырок. Операция по спасению Чуни вступила в свой начальный этап.

Глава 9. Пир похитителей

Тиха темная богатырская ночь. Ничто не нарушает ее покоя, кроме мерного шума волн да криков ночных купальщиков, привидениями прыгающих по остывшему пляжу, чтобы вытряхнуть из ушей воду. Вот и в эту ночь, когда стрелка на циферблате часов перевалила за отметку «двенадцать», тишина на Утиной улице нарушалась лишь тихим пением стоявшего на стреме Мыколы.

– Не сосите, дети, с оски, – напевал Мыкола любимую песню детства, пытаясь свой ломкий тенор переделать под прокуренный баритон его кумира Миши Квадратного, – а курите папироски…

Мыкола зыркнул глазом на тень, промелькнувшую в кустах у забора.

– Брысь, – сказал он невидимому ночному зверю.

Зверь икнул и ничего не ответил – наверное, не понимал по-людски.

Тогда Мыкола вытащил из кармана гайку, свинченную сегодня с трактора, и, не целясь, запустил в темноту. Гайка чавкнула, уткнувшись в живое. Следом раздался стон:

– Ты что делаешь, костыль тебе в горло! Это я, Телепалов.

В темноте щелкнула зажигалка, и взметнулся язычок пламени, осветив своим тусклым светом часть щеки и фингал под глазом. Щека была щетинистая, небритая, фингал новенький – лиловый и шестигранный.

– Ой! – Мыкола почесал з а ухом. – А я думал, это ихняя кошка.

– Уши вот завяжу бантиком, будет тебе тогда и кошка, и пироги с котятами. Я тебя для чего поставил? Чтобы ты наблюдал за улицей. А он гайкой мне прямо в глаз. – Телепалов потрогал веко. Радости ему это не принесло. – В общем, так, – сказал он сурово. – Через полчаса начинаем. Если я мемекаю по-козлиному, значит, все удачно и зебра наша. А услышишь, что я мычу, как корова… Хотя, думаю, до этого не дойдет. Все, стой тихо и жди моего сигнала.

Юсуп сидел на прохладном камне и смотрел в небесную глубину. Ему нравилось наблюдать за звездами и по яркости угадывать их характер. Одни звезды были хитрые, как Гришка из «Крымпродуктов», торгующий прокисшим вином; другие добрые, как бабушкины глаза; третьи строгие; четвертые – глупые. Между созвездиями Осла и Барана пульсировала звездочка самолета. Юсуп долго глядел ей вслед и прислушивался к самолетному гулу. Когда голос самолета замолк, он увидел, как от темных подсолнухов, что росли вдоль Геркиного забора, вроде бы отделилась тень. По привычке опережать события, Юсуп выколупал из мягкой земли какую-то случайную шестеренку и метнул ее, не глядя, в ту сторону.

Нервно щелкая на ходу зажигалкой, из подсолнухов выскочил Телепалов. Жирный шестигранный синяк украшал его левый глаз. Под правым расплывался другой, побледнее, но зато с зубчиками.

– Идиоты! – рычал он шепотом. – Я вам что, мишень в тире? Один гайкой, теперь – ты шестеренкой. Всех ур ою, к едрене фене! В общем, так… – Телепалов присел на корточки и стал коротко объяснять Юсупу, что от него, идиота, требуется.

Японец лежал в траве и от скуки подбрасывал на ладони шишку от железной кровати. Пели невидимые цикады, легкие летучие мыши призраками летали над головой, охотясь за прозрачными мотыльками. Что-то зашуршало в кустах. Рука отреагировала мгновенно. Шишка, как маленькая торпеда, стремительно рванулась на звук. Результатом было долгое эхо – от удара железной шишкой по кумполу телепаловской головы, к счастью для ее обладателя смягченного слоем кожи.

Коза Бахана, с детства привычная к темноте, стояла тихо в дальнем конце сарайчика и терпеливо ждала похитителей. Еще какой-нибудь час назад на этом месте располагалась Чуня. Теперь она была далеко, пробиралась ночными тропами вместе с Геркой и верным Баханиным другом (и, по совместительству, пастухом) Васильевым Кожаные Штаны в дедушкину пещеру. Коза жевала сладкий пучок соломы и думала свою козью думу. На голове у нее был пробковый тропический шлем, наследие французских колониалистов, с надписью на языке моси «Свободу народам Африки!». Шлем прислал Герке папа, так же, как и зебру, на день рождения. Вы спросите: зачем козе шлем? Затем, чтобы замаскировать рога – у зебры ведь рогов не бывает. Что касается всего остального – роста, веса, наличия копыт и хвоста, – здесь у Чуни и у Баханы сходство было практически полное. Как, а вымя? – заметят ехидно скептики. А что вымя? Вымя у козы сзади, в отличие от тех же рогов. Его поэтому и прятать не обязательно.

Внутренние козьи часы отмерили половину первого, когда мирную тишину ночи нарушил подозрительный звук. Кто-то нервно переминался за дверью. Человек, определила коза по запаху. Мужчина, рост метр восемьдесят, усатый, носит сабо на босу ногу и шорты, переделанные из старых джинсов. Курит «Мальборо» ростовского производства, изготовленные из табачных отходов с добавлением древесной трухи.

К звуку первому добавился новый. Этот шел уже откуда-то сверху и похож был на голос ветра, играющего с воздушным змеем или с белым самолетным крылом.

Далее произошло вот что. Тот мужчина, что метр восемьдесят, задышал вдруг, как лев в неволе, почуявший мучителя-дрессировщика. Тихий скрип его мексиканских сабо стал теперь откровенно злобным. Голос ветра, идущий сверху, тоже изменил тон. Он сделался надрывным, пугающим. «Я ужас, летящий на крыльях ночи! Я Бэтмен, я – инкарнация капитана Крюка!» – казалось, говорил он.

Бахана, уж на что птица стреляная и лишенная каких-либо суеверий, и то опустила хвост и перекрестила себя правым копытом.

– Какая встреча! – грозно зашептали снаружи. – Неужели это господин Телепалов? Совершаете ночной моцион? Странные, однако, места выбираете вы для своих прогулок.

– Какие надо, такие и выбираю, – отвечал на это курильщик «Мальборо». – Интересно, а что делаете здесь вы, господин Чучельщик?

– Да вот, пролетал мимо, смотрю – рожа вроде знакомая. Дай, думаю, спущусь, поздороваюсь.

– Поздоровался – вот и лети себе дальше. – Метр восемьдесят с «вы» перешел на «ты».

– Почему же сразу «лети»? А поговорить?

– Не о чем мне с тобой говорить, Чучельщик.