Все возможно - Боумен Салли. Страница 16

— Так вот зачем ты сюда приехала, — медленно проговорил он и покачал головой.

— Да.

Она запнулась, почувствовав внезапную неловкость. Меньше всего ей хотелось бы показаться ему слабой. Но потом она решила, что теперь это уже не важно, пусть думает что хочет, главное, что она сказала ему правду. Она вздохнула и ровным, спокойным голосом договорила:

— Ну вот, теперь ты знаешь все. Я рада, что тебе это рассказала, хотя я почти уверена, что ты ничего не понял. А теперь я хочу уйти.

— Нет, отчего же, — задумчиво ответил он. — Кое-что я все-таки понял.

Он встал и, отвернувшись от нее, подошел к окну. Вид у него был немного растерянный. Он взглянул на сад, нахмурился, поднял руку и безвольно ее уронил.

— Мой дом, — проговорил он. — Мое родное гнездо. Постояв некоторое время, он повернулся к ней и устало сказал:

— Я не убивал его. Я тебя обманул. Его смерть не имеет к тебе никакого отношения. Я действительно видел вас у заводи. Но убивать его я не хотел. Я дождался, пока вы уйдете, и вернулся домой. Вот и все.

Не глядя на нее, он подошел к бару, налил себе виски и поболтал его в стакане.

— Я не знал, отчего умерла твоя мать. Она никогда не говорила мне о ребенке. Я впервые услышал об этом от тебя. Возможно, если бы она мне рассказала, все было бы иначе. Потому что… — он запнулся, неуверенно взглянул на нее и быстро договорил: — Потому что я всегда считал, что не могу стать отцом.

Он поднес стакан ко рту и сделал большой глоток. Элен видела, как некрасиво задергалась его шея. Он помедлил и поставил стакан на стол.

— А может быть, все осталось бы по-прежнему. Может быть, я не стал бы ничего менять, даже если бы узнал о ребенке. Я боялся, понимаешь? Боялся миссис Калверт. Она всю жизнь держала меня в кулаке. Я жил на ее деньги, и она считала, что я от нее полностью завишу. — Он пожал плечами. — Наверное, так оно и было. Она купила меня, и я вынужден был ей подчиняться. Однажды я уже пытался тебе это объяснить, но ты ничего не поняла. А вот твоя мать поняла. Вайолет хорошо меня понимала. Она знала, что это такое — жить в зависимости от другого человека. А ты… Ты, по-видимому, решила, что я морочу тебе голову. Ну что ж, может быть, я и правда тебе ее морочил. Кто знает… Истину не так-то просто определить.

Снова наступила тишина. Калверт вдруг показался ей постаревшим и каким-то бесконечно усталым. Он не смотрел в ее сторону и, кажется, даже забыл о ее присутствии. Помолчав, она спросила:

— Зачем ты мне об этом рассказал?

— А почему бы и нет? — Он улыбнулся спокойно и немного грустно. — Ты разбередила мне душу своим признанием. Должен же и я с кем-то поделиться своей бедой. — Он поднял голову. — Только не думай, что я хочу тебя разжалобить. Несколько минут назад я готов был тебя убить, теперь после твоих слов я чувствую, что мне стало легче. Я больше не должен лгать и изворачиваться. Ты избавила меня от всех забот, в том числе и от забот об этом доме. — Он нахмурился. — Кто бы мог подумать, что я буду этому когда-нибудь радоваться. А ведь радуюсь, черт возьми, радуюсь, и никуда от этого, не денешься. Посмотри на меня, Элен, ты видишь перед собой свободного человека. — Он шутливым жестом поднял стакан. — Да, господа, отныне я свободен, свободен как птица, и можете мне поверить, я испытываю это чувство впервые в жизни. — Он помолчал и с улыбкой взглянул на нее. — По-моему, тебе лучше уйти, Элен, пока мы оба не зашли слишком далеко.

— Да, ты прав.

Она посмотрела на конверт, по-прежнему лежавший на стуле, и молча двинулась к двери.

— А знаешь, — неожиданно проговорил он вполголоса, как будто обращаясь сам к себе, — я ведь когда-то был на войне. И даже получил медаль за отвагу. Странно, правда? Один и тот же человек может быть и отчаянным храбрецом, и законченным трусом.

Элен посмотрела на него. Косые лучи солнца, падавшие из окна, освещали его фигуру, оставляя лицо в тени. На минуту он снова представился ей таким, каким она увидела его много лет назад, когда впервые попала в этот дом, — высоким, красивым мужчиной в белом костюме, приветливо улыбающимся ей из глубокого кресла.

— До свидания, Нед, — сказала она.

— До свидания, Элен Крейг, — ответил он и снова улыбнулся.

Открывая дверь, она оглянулась и увидела, что он поднял стакан и осушил его до дна.

Выбравшись из усадьбы, она свернула на оранджбергское шоссе и поехала по направлению к трейлерной стоянке. Через несколько миль она остановила машину, вышла и пешком двинулась к небольшому леску, отделявшему стоянку от дороги. Она долго стояла, глядя на унылые ряды трейлеров, а потом повернулась и по знакомой тропинке пошла к заводи. Тропинка густо заросла травой и побегами ежевики. Идти было трудно: колючки цеплялись за одежду и рвали чулки, но она уверенно пробиралась вперед, чутьем находя дорогу среди буйного переплетения веток. Да и как она могла не найти ее — ведь она столько раз пробегала по ней с Билли, сначала наяву, а потом во сне.

Она шла, не глядя по сторонам, погруженная в мысли о прошлом. Перед глазами одно за другим проносились события минувших лет, складываясь в ясную и четкую картину. Это было похоже на фильм, состоящий из отдельных, разрозненных кадров, которые, сливаясь, образуют единое целое. Она видела себя с Билли у заводи и с Эдуардом на Луаре; она видела мистера Фоксуорта в приемной на Харли-стрит, раздраженно уточняющего сроки ее беременности; она видела Кэт, весело распевающую французскую песенку на краю бассейна, и Льюиса, спрашивающего ее сначала растерянно, а потом с досадой, зачем она лгала ему все это время.

Дойдя до тополей, окаймляющих заводь, она сняла туфли и босиком спустилась на берег. Она долго смотрела на неподвижную воду и на стрекоз, с треском проносящихся мимо. «Даже если все остальное было ложью, — подумала она, — эта заводь останется со мной навсегда. Эта заводь и слова, которые Билли сказал мне перед смертью».

Самолет развернулся, делая вираж над Лос-Анджелесом. Элен приникла к окну. Там, внизу, за темным стеклом переливался мириадами огней огромный город, словно светящаяся карта, разложенная на земле. Она была похожа на карту ее жизни, на карту ее прошлого, где человеческие судьбы сходились и расходились, совсем как сияющие магистрали, открывающиеся под крылом самолета.

На этот раз она не успела переодеться, и в аэропорту ее мгновенно окружили поклонники. Они протягивали ей листки бумаги и просили оставить автограф. Она машинально расписывалась, торопясь побыстрей выбраться из толпы, и не сразу заметила, с каким удивлением они разглядывают ее подпись. Присмотревшись, она увидела, что вместо фамилии Харт поставила везде фамилию Крейг.

После ярко освещенной автострады дорога в горах показалась ей еще темней и глуше. Подъехав к воротам виллы, она остановилась и прислушалась. Было очень тихо. Темнота окутывала ее со всех сторон, словно плотное, мягкое одеяло.

С гор потянуло ветерком. Она опустила окно и подставила лицо под прохладные струи. Ветер ласково погладил ее по щеке. Где-то невдалеке скрипнула ветка, задев за стену сада; кусты у дороги закачались, разбрасывая по сторонам таинственные тени. Элен не чувствовала страха, все вокруг: и дорога, и сад, и кусты — казалось ей мирным и дружелюбным. Ворота распахнулись, открыв пустынную аллею, и она подумала с радостью и облегчением: «Вот я и дома».

Внутри было темно, все уже давно спали. Она не спеша двинулась вперед, на ходу включая свет. Вскоре весь первый этаж засиял огнями, а на полу террасы и в саду легли четкие тени от окон.

Элен медленно переходила из комнаты в комнату, с удивлением разглядывая дорогую изысканную обстановку, словно видела ее впервые. Индийские ширмы, мягкие глубокие диваны кремовых тонов, ковры, украшенные нежными цветочными гирляндами, трехстворчатые зеркала, высокие китайские вазы с пышными букетами лилий. Она вдруг поняла, что, подбирая и расставляя эти предметы, она думала прежде всего об Эдуарде, именно для него она так старательно украшала и отделывала этот дом, в который, как она знала, он никогда не войдет.