Все возможно - Боумен Салли. Страница 17

Она опустилась в кресло и еще раз обвела комнату глазами. Да, создавая этот уютный изящный мирок, она надеялась, что он сможет заменить ей счастье. К сожалению, она ошиблась. Мысли ее снова вернулись в прошлое. Она хотела понять, с чего началась эта длинная цепь обмана и недоразумений, приведшая к такому ужасному концу и заставившая ее лгать не только окружающим, но и самой себе. Она попыталась вспомнить, скольких людей она заставила страдать, скольким людям причинила вред своей ложью. Прежде всего, конечно, Эдуарду, но также и Льюису, и Кэт, и себе самой. А Билли, на могиле которого она возвела чудовищный монумент из лжи, Билли, ненавидевший любой, даже самый невинный обман! Разве она могла забыть о нем? Сейчас ей казалось, что даже ее мать, отчаянно цеплявшаяся за любую фантазию, помогавшую скрасить их жалкое существование, даже она не додумалась бы до такой постыдной лжи. Скрывать от себя и от окружающих, кто настоящий отец твоего ребенка, — нет, при всей своей любви к притворству Вайолет была не способна на такой дикий поступок.

Она на минуту зажмурилась, а потом снова открыла глаза. Комната была такой же, как и прежде, — изящной, уютной и тихой, но Элен она вдруг показалась безжизненной, как театральная декорация. Все эти дорогие красивые вещи существовали независимо от нее, жили своей собственной жизнью, не имеющей к ней никакого отношения. Она чувствовала себя здесь чужой, но теперь это ее не огорчало. После разговора с Недом Калвертом она ощущала какое-то удивительное равнодушие к тому, что ее окружало. Ей было странно, что именно Калверт помог ей найти то, что она никогда не считала потерянным, — осознание собственного «я».

Она встала и, не выключая света на первом этаже, поднялась в детскую. Шторы здесь были спущены, но полная луна, сиявшая за окном, пробивалась сквозь гонкую ткань, серебря ее края и расчерчивая пол яркими ровными полосами.

Кэт спала, крепко закрыв глаза. Одна рука, сжатая в кулачок, лежала на одеяле, волосы веером разметались по подушке, дыхание было ровным и спокойным. Элен тихо присела на кровать и с нежностью вгляделась в знакомые черты, так похожие на черты Эдуарда. Лицо у Кэт было еще по-детски округлым и неоформившимся, но даже сейчас, с закрытыми глазами, оно поразительно напоминало лицо ее настоящего отца. Элен смотрела и не могла насмотреться, радуясь сходству, которое совсем недавно отрицала.

«Нужно побыстрей сообщить Эдуарду», — подумала она. Сердце ее отчаянно забилось, она поняла, что не знает, как он отнесется к этой новости. Впрочем, как бы он к ней ни отнесся, она все равно обязана была рассказать ему о Кэт.

Она посидела еще немного, ожидая, пока уляжется волнение, и медленно оглядела комнату: детские книжки, разложенные на полках, рисунки, приколотые к стене, забавные шторы с узором из белых кроликов. Она снова перевела взгляд на Кэт. Веки девочки затрепетали, и Элен поняла, что ей снится сон. Она наклонилась и осторожно взяла ее руку в свои. Кэт вздрогнула и проснулась.

— Ты уже вернулась? — пробормотала она с сонной улыбкой.

Элен подсела поближе. Кэт свернулась калачиком и тесно прижалась к ней.

— Какой мне сейчас сон приснился! — зевнув, проговорила она. — Только я его, кажется, забыла. Почему это сны так быстро забываются?

— Хочешь, я с тобой посижу? — спросила Элен, наклоняясь к ней.

— Угу. — Кэт вытащила из-под одеяла одну руку и вложила ее в руку Элен. — Расскажи мне что-нибудь.

— О чем же тебе рассказать?

— Расскажи, как ты была маленькой.

Кэт широко раскрыла глаза, моргнула и снова сонно сощурилась. Элен вздохнула.

— Ну что ж, попробую. — Она помолчала и начала ровным, негромким голосом: — Когда я была маленькой, у меня не было такой большой и уютной комнаты, как у тебя. Мы с мамой жили в трейлере. Ты, наверное, знаешь, это такой домик на колесах. У нас была крохотная спальня, гораздо меньше твоей. В некоторых трейлерах к стенам привинчиваются скамейки, но в нашем вместо скамеек стояли две кровати, одна для мамы, другая для меня.

— И вы в нем все время жили? Как в настоящем доме?

Кэт снова широко открыла глаза.

— Это и был наш дом. Наш единственный дом. Он состоял всего из двух комнат. Наружу вела маленькая лестница из нескольких ступенек. Перила ее были покрашены белой краской, а стены в комнатах — желтой.

— Ой, как здорово! Я тоже хочу жить в таком трейлере! — Кэт поерзала, умащиваясь поудобней.

Элен улыбнулась.

— Трейлер был совсем старый, краска на нем облупилась, доски рассохлись. Штат, в котором мы жили, назывался Алабама. Это очень далеко отсюда, на Юге. Летом там всегда ужасно жарко. Когда я была такая же маленькая, как ты, я часто не могла заснуть из-за жары. Лежа в своей кровати, я протягивала руку и дотрагивалась до деревянной стены. От нее шел жар как от печки. Она так раскалялась за день, что не остывала даже ночью.

— А разве у вас не было кондиционера?

— Нет, малышка, кондиционера у нас не было.

— А бассейна? Вы могли бы плавать в бассейне, когда становилось очень жарко.

— Нет, такого бассейна, как здесь, у нас тоже не было. Зато у нас была заводь. И когда я хотела поплавать, я шла пуда со своим другом Билли.

— Расскажи, расскажи мне про Билли, мамочка, — попросила Кэт, придвигаясь ближе.

Элен помолчала, собираясь с мыслями, а потом начала рассказывать. Вначале она говорила медленно, с запинками, но чем дальше уводили ее воспоминания, тем быстрее и плавнее лилась ее речь. События одно за другим вставали у нее перед глазами, факты, о которых она давно забыла, вдруг сами собой приходили на ум. Она вспомнила, какого цвета была обивка на стульях у них в трейлере и где хранились тарелки и чашки; вспомнила голос матери, поющий для нее песню о сирени, и удивленные глаза Билли, когда он, водя босой ногой по земле, растерянно смотрел на нее, словно не понимая, что с ним происходит.

Она говорила долго. Кэт слушала ее внимательно и даже пыталась задавать вопросы, но постепенно ее голосок замолк, голова опустилась на подушку, глаза сами собой закрылись, и она заснула, быстро и незаметно, как умеют засыпать только дети и животные. Элен погладила ее по голове и замерла, задумавшись. На душе у нее было легко и спокойно, она испытывала огромное облегчение от того, что наконец выговорилась. В спину ей дуло, ноги затекли, но она продолжала сидеть, глядя на спящую Кэт.

Часа в четыре или в пять она заметила, что тени на полу побледнели, а очертания предметов сделались четче. Она повернулась к окну, за которым уже зачирикали первые птицы, и вздрогнула от жутковатого воя, неожиданно прорезавшего утреннюю тишину. Комната, только что такая спокойная и сонная, наполнилась диким, оглушительным ревом, идущим непонятно откуда. Элен с трудом сообразила, что это, наверное, включилось сигнальное устройство, установленное в саду. Сердце ее было готово выскочить из груди, на минуту ей почудилось, что она сама запуталась в проводах и вызвала этот ужасный шум.

Она вскочила на ноги. Кэт за ее спиной проснулась и заплакала.

— Что это, мамочка? Что это?

Элен обняла ее и крепко прижала к себе.

— Успокойся, малышка, это просто сирена. Кто-то нечаянно задел за провода…

— Я боюсь…

— Не бойся. Помнишь, она уже включалась раньше несколько раз? Наверное, это какая-нибудь птица или зверек. Подожди, я сейчас посмотрю.

Она подошла к окну и подняла шторы. Кэт, побледнев от страха, юркнула под одеяло. Элен зажала уши руками и осторожно выглянула наружу.

Сад был весь, до последней травинки, залит холодным светом люминесцентных ламп, заглушающим неяркие утренние лучи и придающим предметам блеклый, мертвенный оттенок. Элен внимательно оглядела кусты и дорожки, но не заметила ничего подозрительного.

Потом, побуждаемая каким-то неясным предчувствием, она взглянула на подъездную аллею, уходящую к воротам. В доме за ее спиной послышались топот ног и встревоженные голоса Мадлен и Касси.

— Кто это, мамочка? Элен отвернулась от окна.