Семеро солдатиков - Яковлев Юрий Яковлевич. Страница 2

Мальчик вопросительно посмотрел на сержанта.

— Каков командир, таковы и солдаты, — был ответ. И мальчик с девичьим именем Оля почувствовал, что сержант сам очень удивлен и расстроен.

Рядом с забором стояла бочка с водой. Оля медленно подошел к бочке и с опаской заглянул внутрь. В круглой раме, как в зеркале, он увидел себя: грязного, заросшего, небрежно одетого. Словно бочка с водой превратилась не в простое, а в кривое зеркало.

— Что же делать... товарищ сержант... Воскресенье? — упавшим голосом спросил Оля.

И тогда сержант скомандовал:

— Рядовой Понедельник, ко мне!

И в то же мгновение перед сержантом очутился боец с лукавыми глазами, со впадинками в уголках рта, словно он собирался улыбнуться, но сдерживался. Но самое интересное, что на нем был неизвестно откуда взявшийся белый халат, пахнущий одеколоном, а из бокового кармашка торчали гребенка и ножницы.

— Под польку или под полубокс? — спросил боец-парикмахер.

Но вместо того, чтобы ответить на вопрос, растерянный мальчик сам спросил:

— Вы из военной парикмахерской?

— Из отделения сержанта Воскресенье! — как по писаному ответил солдат, которому очень хотелось улыбнуться, но он сдерживался.

— Разве солдаты бывают парикмахерами?

— Солдаты бывают парикмахерами, а парикмахеры бывают солдатами. Начнем, пожалуй!

И в ту же минуту бочка превратилась в зеркало, пенек — в кресло. И в руках парикмахера Понедельника, как большое странное насекомое, застрекотала машинка. Потом замелькала гребенка, затанцевали ножницы. Казалось, парикмахер не стриг, а жонглировал своими инструментами, как артист цирка. Через несколько минут работа была закончена, и из круглой рамы на Олю смотрел не заросший неряха, а аккуратный, подтянутый, вполне симпатичный мальчик.

— Чем освежить? — спросил мастер. — Шипр? Цветочный? Олимпийский?

И не дожидаясь ответа, из шипящего баллончика полил голову мальчика одеколоном.

Закончив свою работу, солдат-парикмахер положил в карман ножницы и гребенку и доложил командиру:

— Товарищ сержант, ваше приказание выполнено. Разрешите встать в строй?

— Становитесь, — ответил сержант и, критически оглядев мальчика, сказал: — Теперь другое дело! Так как тебя звать?

— Олег Комаров, — выпалил мальчик.

— Вот именно, — подчеркнул сержант. — В крайнем случае — Олежка.

Когда мальчик вернулся к солдатам, перед ним стояли уже настоящие воины — подтянутые, почищенные, застегнутые на все пуговицы, стриженые и бритые. Словно парикмахер Понедельник заодно с Олежкой ухитрился постричь да еще вдобавок побрить своих товарищей. Ну, а подтянулись они сами.

— Теперь я познакомлю тебя с твоими солдатами, — сказал сержант и стал, как по списку, выкликать солдат, и тот, кого он называл, делал шаг вперед, а затем снова возвращался в строй.

— Понедельник!

Из строя вышел парикмахер с лукавыми глазами. На нем уже не было белого халата. Из парикмахера он снова превратился в бойца.

— Вторник!

Вторник оказался крепко сбитым солдатом, с загорелым лицом, с широким носом, с густыми темными бровями. Шаг у него был тяжелый, уверенный.

— Среда!

Прежде чем шагнуть вперед, Среда откашлялся, словно собирался запеть. У него были светлые глаза, полное добродушное лицо, на котором золотились тонкие, завитые колечками усы.

— Четверг!

Шаг вперед. Щелчок каблуками. Голова слегка приподнята. Стройный, гибкий, пружинистый. Сразу видно — разведчик.

— Пятница!

У этого солдата были темные волосы, горящие глаза и черная полоска усов над губой. Он произнес непонятное слово: «Рамбавия!» — и улыбнулся. И тогда под черной полоской появилась белая полоска зубов. На плече у Пятницы висела походная рация.

— Суббота!

Молодой, необученный, наверно, опять задумался, потому что шагнул не сразу. И исподлобья посмотрел на мальчика большими серыми глазами.

Когда все солдаты были представлены, сержант Воскресенье сказал отделению:

— Это ваш командир — Олег Комаров... Олеж-ка. — И, повернувшись к мальчику, кивнул ему: — Можешь командовать!

И тут Олежка растерялся. Перед ним в строю стояли настоящие солдаты. Взрослые мужчины. Они ждали его команды, которая должна прозвучать как закон. Но вместо того, чтоб звонко скомандовать, Олежка неуверенно произнес:

— Направо!

Он сам удивился, когда солдаты выполнили его приказание. Правда, повернулись они не дружно, не четко, вразброд. Не по-военному. А последний в строю — Суббота — опять повернулся не в ту сторону.

— Шагом марш! — тихо сказал мальчик.

И солдаты зашагали. Все быстрее, быстрее. Они стали удаляться с такой скоростью, что вскоре превратились в точку.

Сперва мальчик бежал за ними. Потом выбился из сил. И как на спасителя посмотрел на сержанта Воскресенье:

— Что делать?

И сержант скомандовал:

— Отделение!

Его команда взлетела под небо и зазвучала на всю округу. И сразу темная точка стала расти, приближаться, превратилась в группу солдат. Отделение стремительно двигалось задним ходом, пока не очутилось перед домом № 17.

— Стой! — скомандовал сержант. — Раз-два! Налево! Понятно?

— Понятно, — кивнул мальчик. И на этот раз скомандовал громче и отчетливей: — Ша-гом марш!

Солдаты как стояли, так и зашагали. Они шли вперед развернутым строем, все сметая на своем пути.

Упал забор. Загремели ведра. Отлетела в сторону будка, из будки испуганно выскочила собака. Мальчик бежал за ними. Он снова забыл, что надо сделать, чтобы остановить солдат, и только когда солдаты вплотную подошли к дому, вспомнил и крикнул:

— Отделение!

И сразу солдаты попятились. И все, что они смели со своего пути, встало на место. Подскочило ведро. Прыгнула на место будка. В нее вбежала собака. Поднялся заваленный забор.

— Стой! — выдохнул мальчик. — Раз-два!

Он вытер пот с лица. И вдруг почувствовал усталость, словно проделал большую работу.

— Трудно? — спросил сержант.

— Трудно, — согласился Олежка. — Я думал, что командовать легко, а оказалось...

Сержант скупо улыбнулся мальчику и сказал:

— Ничего. Я помогу тебе. Открывай ворота. Заиграл невидимый оркестр, и солдаты, печатая шаг, вошли в Олежкин двор. И тогда сержант скомандовал:

— Отделение! Вольно! Разойдись! Пе-ре-кур! Строй распался. Солдаты разошлись по двору.

Петух шумно захлопал крыльями и, взлетев на забор, стал круглым янтарным глазом разглядывать незнакомых гостей.

В это время до слуха мальчика из-за дома долетели странные слова:

— «Оркестр»... «Оркестр»... Я — «Гитара»... Как слышите? Прием.

Олежка обошел дом и увидел радиста Пятницу, который разговаривал с кем-то невидимым.

— «Оркестр», «Оркестр», вас слышу хорошо. Докладывает «Гитара». Прибыли к месту назначения. Приступили к выполнению специального задания. До свидания, генацвале.

— Где же гитара? — спросил Олежка, когда Пятница кончил таинственный разговор.

— Мы и есть «Гитара», — ответил радист, — а полк — «Оркестр». Это позывные. Только молчок, военная тайна.

А потом Олежка подошел ко Вторнику и спросил:

— Почему никто не курит? Скомандовали «перекур».

— Мы все некурящие, — тихо ответил солдат, — а команда осталась старая... как для курящих. Перекур — значит отдых. Переменка.

А задумчивый Суббота стоял в стороне, и его большие серые глаза были полны печали. Олежка подошел к нему и участливо спросил:

— У вас что-нибудь болит?

— Нет. Только давно писем нет от младшего брата. А его тоже зовут Олежка. Он похож на тебя.

— Почему похож? — удивился мальчик.

— Все мальчики чем-то похожи. Как солдаты, — сказал молодой, необученный.

И тогда Олежка внимательно посмотрел на него и предложил:

— Хотите, я буду писать вам письма? Глаза Субботы сразу повеселели:

— Я получу письмо, а внизу подпись: «Олежка».

— Буду писать каждую неделю, — пообещал Олежка. — Как будто вы мой старший брат и служите в армии.