КАДРИ - Раннамаа Сильвия. Страница 21

– Может быть, ты и ко мне сумеешь привыкнуть? Не согласилась бы ты жить у меня? – Он стоял у окна, заложив руки за спину, и пристально смотрел на меня.

Я снова обратила внимание на усталое выражение его лица и опустила глаза.

– Я не могу оставить бабушку, – сказала я виновато. – Я всегда буду жить с ней. – Я не подняла глаз, а отец не промолвил ни слова. Потом я сказала тихо: – Но вместе с бабушкой я бы осталась у тебя.

В ответ на это он пожал плечами, снова сел рядом со мной на диване и сказал:

– Видишь ли, Кадри, тебе бабушка родной человек, а мне совершенно чужой. Когда вырастешь, сама поймешь, что это значит. Нет, детка, выкинь из головы эту мысль.

Легко сказать – выкинь из головы! Как будто мысль – это какая-то вещь. А я по дороге сюда только и мечтала об этом и поэтому очень расстроилась. Но виду подавать не хотела и сказала как можно веселее:

– Ну, так не будем жить вместе. Не беда. Я часто буду приходить к тебе, хоть каждый день.

– Спасибо и на этом, – улыбнулся отец.

Он погладил меня по голове и сказал, что я очень похожа на мать. Я притихла, и мне захотелось плакать. Я попросила его рассказать что-нибудь о матери.

Отец поднялся, закрыл окно и заходил по комнате, словно забыв и о моем вопросе и обо мне самой. Плечи у меня дрогнули. Не то потому, что в комнате стало прохладно, не то потому, что я заговорила о матери. Отец остановился передо мной и заговорил. Голос у него изменился – зазвучал низко и глухо:

– Мать твоя тоже была красивая.

Это не было для меня новостью, хотя никто не говорил мне этого: я всегда знала, что моя мама была красивая, ведь все мамы самые красивые и лучшие на свете. Все же я была рада, очень рада, что отец это подтвердил, и я с нетерпением ждала, что он скажет еще. Но он глядел мимо меня, куда-то вдаль, и, как видно, больше ничего не собирался говорить. Наконец я спросила:

– Но она была и добрая, правда?

– Да, добрая, – кивнул отец. – Может быть, по рассказам бабушки у тебя создалось впечатление, будто я мало любил твою мать. Но в этом твоя бабушка ошибается, как, возможно, ошибалась и твоя несчастная мать. Я тоже немало ошибался в жизни.

Ошибался?

Разве это только ошибка, если человек в трудное время бросает свою родину? Разве взрослым людям можно ошибаться в таких вещах? Впрочем, я не должна забывать, что он, в сущности, не бежал с родины, как некоторые другие, а очутился вдали от нее из-за своей службы на корабле, плававшем в чужих водах. Но все же ему надо было вернуться раньше, гораздо раньше.

Но я тут же вспомнила, что не должна быть несправедливой. Ведь отец в то время ничего не знал о болезни ма- тери. Даже о ее смерти он узнал только здесь, на родине, и я сообразила, что не все еще могу понять в этой истории и поэтому мне лучше помолчать.

Отец перевел разговор на другое. Спросил меня, как я учусь и совсем ли поправилась моя нога. Да, это именно он поздоровался тогда в лавке с бабушкой, именно от него мы пустились наутек. В ту пору он только что вернулся из-за границы и сразу же принялся разыскивать меня. А в тот день, когда я попала под машину, он ходил в школу узнавать обо мне: в тот самый день, когда я так тосковала по нем, мечтала о том, чтобы он меня защитил... Это он прислал передачу в больницу. Он еще несколько раз пытался связаться со мной, чему противилась бабушка. Сколько недоразумений! Хорошо, если бы все они разъяснились!

Я с радостью рассказала о своих школьных делах, ведь я теперь хорошо училась по всем предметам, кроме этой проклятой алгебры.

– Неужели моя дочь не может одолеть алгебру? – спросил отец, удивленно подняв брови. – Это не годится. Будем теперь заниматься с тобой и вместе одолеем эту премудрость.

Я с восхищением взглянула на отца:

– Разве вы... то есть ты знаешь алгебру?

Отец усмехнулся:

– Знаю, не беспокойся. Сумею помочь и тебе.

Я поняла, что наступил подходящий момент узнать что-нибудь и о самом отце, и принялась его расспрашивать. Но он отвечал так скупо, что я узнала куда меньше, чем хотела. Все же я выпытала у отца, что капитаном он не был, но зато был радистом, а должность радиста такая же важная, как должность капитана, может, и поважнее и потруднее. А теперь отец работает на одном большом заводе механиком и доволен своей работой. Он сказал, что будет помотать нам каждый месяц.

Мне вспомнились слова моей матери, услышанные от бабушки: принимать помощь можно только от любящего человека. Я сказала их отцу. Он ответил:

– Странные вы существа! Вам приходится силой навязывать деньги. Там, где я побывал, от человека больше ничего и не требуют, как только денег, денег и денег! Кого же мне любить, как не тебя? Пойми, что у меня в жизни почти ничего не осталось. Ты для меня теперь все! О ком же мне еще заботиться, как не о своей единственной дочери? Сама подумай. Все у нас должно быть общее. И мы ведь поладим, да?

Я с восторгом кивнула и в эту минуту почувствовала, как передо мной распахиваются ворота в страну счастливых. У меня есть отец! Он, конечно, много наделал ощибок, но ведь ошибаются не только дети.

Отец пошел провожать меня домой. Был морозный вечер. Снова вернулась зима, и всюду лежал чистый, свежевыпавший снежок. На каждой тумбе, на каждой ветке красовались снежные шапочки. Но небо было ясное, и в вышине сияли бесчисленные звезды. Мне очень захотелось, чтобы эти звезды, словно прожектора, осветили нас, чтобы все прохожие могли видеть, как я шагаю рядом со своим отцом. Я старалась идти в ногу с ним. Отец заметил это и сократил свой шаг. Нам было так хорошо и весело, что дорога показалась слишком короткой...

Как замечательно иметь отца! Мой отец! Каждый раз, когда я произношу эти два слова – а я всегда стараюсь вставить их в разговор, – душу мою наполняют гордость и счастье. Только иногда мне кажется, что счастье никогда не приходит без того, чтобы не привести с собой хотя бы легкую тень горя. И права тетя Эльза, которая как-то писала мне в письме об одном человеке, который нашел десять рублей, но горевал, что не нашел двадцать. Я и сама понимаю, что такой человек смешон, но все же не перестаю ломать голову, почему мы не можем жить все вместе – бабушка, отец и я. Ведь они оба мне родные. Почему же мое счастье не может быть полным?

Я ходила к отцу часто, как могла. Несколько раз я его не заставала дома или он куда-то спешил. Мне становилось грустно. Начинало казаться, что я для отца – далеко не самое главное на свете.

Бабушка тоже вела себя странно. Она никогда не запрещала мне ходить к отцу, но в те вечера, когда я возвращалась от него, она бывала какой-то молчаливой, и мне каждый раз приходилось массировать ей спину и поясницу, чтобы задобрить ее. Мало того, что к собственному отцу приходится только в гости ходить, так еще выходит, будто я этим обижаю бабушку!

Странное дело!

Мне очень хотелось, чтобы они встретились. Я надеялась, что они помирятся друг с другом, поладят и кто знает, как все это обернется.

Ведь бабушка уже давно обещала пойти со мной к отцу, но когда мы как-то уже совсем было собрались, у нее вдруг сильно заболела спина, и мне пришлось пойти одной. А больше у нас об этом разговора не было. Отца я не раз звала к нам, он обычно провожал меня, но, дойдя до нашего дома, говорил, что уже поздно или еще что-нибудь. Так и он все откладывал свое посещение.

Я догадывалась, что он делает это нарочно. Просто не хочет приходить к нам. Не хочет встречаться с бабушкой! Я считала, что дальше так продолжаться не может, и решила: будь что будет, но и я не пойду к отцу. Во всяком случае, не пойду раньше, чем он хотя бы разок побывает у нас. Пусть тогда бабушка говорит что угодно, но они хотя бы встретятся и станет ясно, как быть дальше.

Мы с отцом условились заниматься алгеброй по средам и пятницам. Я всегда приходила к нему вечером, и отец ждал меня. В эту пятницу я осталась дома. Я рассуждала так: отец увидит, что я не явилась, и сам зайдет к нам в субботу узнать, что со мной. Я была в этом уверена. И постаралась как можно лучше прибрать нашу комнату. Подвязала себе волосы, как подвязывает их Анне, когда бывает дома. Получилось, правда, не так красиво – волосы у меня слишком длинные и густые. Увидев мою прическу, бабушка принялась стыдить меня, говоря, что я стала похожа на юродивую из ее родной деревни. Эта юродивая выходила на берег моря и дожидалась там пророка, который будто бы должен приплыть на белом корабле. Я дожидалась не пророка на белом корабле, а всего-навсего родного отца, но и мое ожидание оказалось таким же бесплодным и .печальным. Не оправдало надежд и .воскресенье. Анне почти насильно увела меня каток. Погода в этот день была неважная, и я скоро вернулась домой. Но дома никто меня не ждал.