Орион в эпоху гибели - Бова Бен. Страница 42

Вокруг Солнца ближе всего к нему вращались четыре планеты; ближайшая была названа в честь Меркурия – бога торговли, охранявшего путешественников, – за то, что стремительно мчалась по небу; следующую за красоту назвали в честь богини любви Венеры; третьей являлась сама Земля, а четвертая планета, казавшаяся красной, получила имя бога войны Марса.

В два с лишним раза дальше орбиты красной планеты пролегала орбита тусклого карлика, который соплеменники Сетха называли Шеолом. Вокруг Шеола кружила одна-единственная планета, родина Сетха – Шайтан. Обреченный спутник обреченной звезды.

Не желая смириться с гибелью своего племени, Сетх потратил тысячелетия на изучение остальных планет Солнечной системы. Воспользовавшись энергией бурлившего ядра собственной планеты, он научился путешествовать по пространственно-временному вектору – переноситься через обширные пространства, разделявшие планеты, и даже через более обширные пропасти между эпохами.

Он открыл, что за Шеолом находятся газовые гиганты – ледяные планеты, где даже водород течет, как вода; они слишком далеки от Солнца, чтобы дать приют его соплеменникам.

Что касается четырех планет, вращавшихся ближе всего к горячей желтой звезде, то первая оказалась всего-навсего голой скалой, безжалостно опаляемой солнечными протуберанцами, сжигаемая жаром и жесткой радиацией Солнца. Следующая планета прекрасна издалека, но под ее ослепительно сверкающими облаками притаился адский мир ядовитых газов и раскаленной почвы, покрытой лужами расплавленного металла. Красная планета оказалась пустынной и морозной, ее разреженный воздух не годился для дыхания, а жизнь, некогда процветавшая здесь, давным-давно угасла. Хуже всего было то, что из-за малых размеров планеты ее ядро остыло и черпать энергию было неоткуда.

Так что осталась лишь третья, считая от Солнца, планета. С древнейших времен стала она оплотом жизни, тихой гаванью, где вода – эликсир жизни – реками текла в озера и моря, дождем падала с неба, бушевала в покрывавших всю планету океанах. Кроме того, этот водяной мир в сердце своем таил пламенное расплавленное ядро, а значит – энергию, массу энергии, которой хватало, чтобы снова и снова осуществлять пространственно-временной переход; энергию, которой вполне достаточно, чтобы изменить континуум по воле Сетха.

Земля уже породила собственную жизнь, но в этом Сетх видел лишь вызов своей изобретательности, а не препятствие, чувствуя, что ему все по плечу, была бы энергия и цель, оправдывавшая затраченные усилия. Он продвигался все дальше, к началу существования планеты, изучая тысячелетия и эпохи, исследуя, наблюдая, познавая. И пока его соплеменники беспомощно взирали на содрогания и корчи Шеола, предвещавшие предсмертную агонию, Сетх тщательно обдумывал все, что узнавал, и строил планы.

Забравшись в глубины времен, когда жизнь едва-едва выбиралась из моря, предъявляя свои права на сушу, Сетх смел с лица Земли почти все живое, населив планету пресмыкающимися. Прошли долгие века, и вот пресмыкающиеся захватили главенство на земле, под водой и в воздухе, преобразив всю экосистему планеты, изменив даже состав атмосферы.

И теперь они подлежат уничтожению. Пришло время детищам Сетха – динозаврам – уступить место его народу, населявшему Шайтан. Сетх начал истребление динозавров и прочих биологических видов, чтобы снова смести с лица земли все, что мешает приготовить ее к приходу его соплеменников.

Но возникла проблема. В будущем, отдаленном от времени, в котором трудился не покладая рук Сетх, потомки болтливых любопытных обезьян развились, стали могущественными существами, тоже научившимися управлять пространством и временем. Суетливо, как и положено обезьянам, изменяли они облик континуума в соответствии со своими желаниями, даже создали породу воителей, которых высылали в различные точки пространственно-временного вектора, чтобы перекроить континуум на свой вкус.

И я – один из этих воителей. Творцы отправили меня разделаться с Сетхом, столь катастрофически недооценив его способности, что теперь вынуждены бежать в отдаленные уголки галактики, отдав Землю и все живое на ней в безжалостные руки врага рода человеческого.

Сетх одержал глобальную победу. Земля теперь принадлежит ему. Человечество обречено на гибель. А меня будут напоказ водить по всему Шайтану как доказательство триумфа Сетха, а затем предадут ритуальному уничтожению.

Мне не избежать своей участи. Но теперь, когда Аня предала меня, я почти лишился воли к жизни.

Я умирал неоднократно, но творцы воскрешали меня, дабы я продолжал выполнять их повеления. Мне ведома мука, которую приносит смерть, ведом ужас, неизбежно сопровождающий ее, сколько бы раз я ни погибал. Неужели меня ждет окончательное и бесповоротное уничтожение? Неужели меня не станет? Неужели я буду навсегда вычеркнут из книги бытия?

В прошлом творцы всякий раз возрождали меня. Но теперь они сами мчатся среди звезд, спасаясь от погибели.

Однако меня не покидало изумление оттого, что Сетх, педантичный и беспощадный во всех своих деяниях, позволил им остаться в живых.

25

Способность манипулировать пространственно-временным вектором дает возможность управлять временем, что избавляет от лихорадочной спешки, учит терпению и расчетливости, позволяет без труда рассмотреть каждый этап развития жизни со всех возможных точек зрения, прежде чем двигаться дальше.

Чтобы подготовить планы переселения своего народа на Землю, Сетх странствовал по тысячелетиям, по целым эпохам. Он не видел нужды ни в спешке, ни в суете.

И теперь он путешествовал степенно и неторопливо, демонстрируя меня своим соплеменникам, хотя Шеол в небе над нами уже бурлил и содрогался.

Под сумрачным небом Шайтана я почти постоянно ощущал себя слепцом и калекой. Тяготение планеты, чуть более крупной, чем Земля, легло мне на плечи тяжелым гнетом, заставляя при ходьбе приволакивать ноги; каждое движение давалось с трудом. Безжалостный ветер хлестал меня, колол и жалил стремительно летевшим по воздуху колючим песком. Непреходящая усталость наливала мои мышцы свинцом, внутренности терзал вечный голод, а обветренная кожа покраснела и воспалилась, будто меня били плетью днями напролет.

Изредка Сетх позволял мне увидеть окружающее глазами кого-нибудь из соплеменников, и тогда я снова созерцал спокойный, прекрасный мир пустыни, суровый, но чарующий красотой превращенных ветром в изваяния скал и ярко-желтого неба.

Сетх больше ни разу не допускал меня в свое сознание. Быть может, догадался, что я узнал от него такое, о чем он предпочел бы умолчать.

Мы неспешно путешествовали по планете, переезжая из города в город; визиты и переговоры шли бесконечной чередой. И мало-помалу я начал постигать истинную сущность народа Шайтана.

Мысль, что рептилии могли эволюционировать в расу разумных существ, озадачивала меня с тех самых пор, как я впервые оказался в саду у Нила. Очевидно, у предков Сетха и ему подобных развился крупный сложный мозг, как у земных млекопитающих. Но все-таки уровень интеллекта зависит не только от величины мозга; если бы дело заключалось лишь в этом, слоны и киты сравнялись бы с человеком, а не оставались бы на уровне собак и свиней.

Все рептилии, подобно динозаврам, откладывают яйца и бросают их на произвол судьбы. Мне всегда казалось, что поэтому они не способны достичь близости между детьми и родителями, необходимой для развития истинного интеллекта, как бы велик ни был их мозг. Но жители Шайтана каким-то образом преодолели это препятствие.

Я был свято убежден, что без общения не может быть и разума. Маленькие приматы учатся, наблюдая за взрослыми особями. Человеческий ребенок обучается сначала с помощью зрения, затем речи и, наконец, чтения. Сетх неизменно осуждал за разговорчивость людей, называя их болтливыми обезьянами и высмеивая потребность людей поделиться новостями друг с другом, какой бы информацией они ни обладали – фундаментальной или совсем незначительной.