Ведьмы. Страница 33

Наконец-то мы с бабушкой оказались в её уютной спальне, где она посадила меня на столик, поставив рядом драгоценный флакон.

– В котором часу эти ведьмы ужинают? – спросила она.

– Часов в восемь вечера, – ответил я. Бабушка взглянула на часы: было только десять минут седьмого.

– Ну что же, – сказала она, – у нас есть время, чтобы предпринять наш следующий решительный шаг!

Вдруг она заметила Бруно, который всё сидел в вазе с фруктами. За это время, наверное, не меньше трёх громадных бананов исчезли в его животе, а он трудился в поте лица ещё над одним. Мне показалось, что он порядком раздался в размерах.

Бабушка ласково сказала:

– Наверное, с тебя уже хватит, малыш, – и осторожно перенесла его из вазы на столик. – Пора тебя вернуть в лоно твоей семьи. Как ты думаешь, Бруно?

Бруно недовольно нахмурился. Я даже не представлял себе раньше, что мыши умеют сердиться и хмуриться, но Бруно сумел выразить все эти чувства.

– Мои родители разрешают мне есть столько, сколько я хочу, – недовольно сказал он. – Разумеется, я лучше отправлюсь к ним.

– Конечно, конечно, – поддержала его бабушка. – Как ты думаешь, где они могут быть сейчас?

Я поспешил уточнить:

– Когда мы бежали сюда из зала для игры в мяч, я видел их в комнате отдыха.

– Ну что же, – сказала бабушка, – пойдёмте туда, посмотрим, там ли они ещё.

– Ты с нами? – спросила она меня.

– Я ответил, что пойду с удовольствием.

– Вот что, малыши, – сказала бабушка, – посажу-ка я вас в свою сумочку. Но сидите там тихо, чтобы никто вас не заприметил. Но уж если вам захочется выглянуть, разрешаю вам высунуть только нос, и не больше!

Сумка у бабушки была прекрасная: широкая, из мягкой чёрной кожи, с застёжкой-молнией и с брелоком в виде панциря черепахи. Она посадила нас в сумку, но не застегнула её. Что касается меня, то я вовсе не беспокоился о том, увидят нас или нет: я был под защитой бабушки, поэтому ничего не боялся и, конечно, мне хотелось всё видеть. Я уселся в боковой карман, поближе к застёжке, оттуда мне было удобно высовывать голову и смотреть по сторонам. А Бруно, посаженный в сумку, неожиданно закричал:

– Отдайте мне кусок банана, который я не доел!

– Да, да! Конечно, – сразу согласилась бабушка, ешь, – только сиди спокойно, а то я не донесу тебя до твоих родителей!

Она повесила сумку через плечо и пошла спокойно по коридору, мягко постукивая по ковру своей палочкой.

На лифте мы спустились на первый этаж и направились в комнату отдыха. Родители Бруно действительно сидели там в удобных креслах перед низеньким столиком со стеклянной столешницей. Там были и другие люди, они тоже сидели в креслах, парами или большими группами, разговаривали, смеялись. И только мистер и миссис Дженкинс были как бы в стороне от всех: он читал газету, она молча что-то вязала. Я затих в своём укрытии, но перед этим, высунувшись из кармашка, я всё успел рассмотреть.

Моя милая бабушка, в красивой кружевной накидке, чуть слышно постукивая по ковру палочкой, направилась прямиком к столику мистера и миссис Дженкинс.

– Простите, вы – мистер и миссис Дженкинс? – мягким тоном спросила она.

Мистер Дженкинс, нахмурив брови, строго взглянул на бабушку поверх газеты:

– Да, это мы. Чем могу быть вам полезен, мадам?

– Боюсь, что у меня для вас ошеломляющая новость, мистер Дженкинс, – сказала бабушка. – Это касается вашего сына Бруно.

Миссис Дженкинс отложила вязанье:

– Что этот паршивец натворил ещё? Опять, наверное, что-нибудь утащил из кухни?

– Нет, – покачала головой бабушка, – на этот раз всё гораздо хуже. Не поискать ли нам с вами более укромное место для разговора?

– Для чего всё это, не понимаю! – пожал плечами мистер Дженкинс. – Мы привыкли к его выходкам.

Бабушка была настойчива. Она предложила мистеру и миссис Дженкинс пройти в их комнату, но тут отец Бруно возмутился:

– С какой стати я должен куда-то идти? Я не желаю никуда уходить отсюда ни для каких разговоров. Мне хорошо здесь и… благодарю вас!

Я смотрел на него из-под бабушкиной руки: он был довольно крупный мужчина, высокого роста, но вести себя прилично не умел. Мне показалось, что в разговоре с моей бабушкой он задирал нос, как будто она была продавцом негодного товара.

Я хорошо знал свою бабушку и чувствовал, что она едва сдерживает свой гнев. Но она очень спокойно сказала:

– Вы должны понять, что тема моего разговора деликатная. Я не могу вести его в присутствии стольких людей. Он касается только вас.

Отец Бруно заносчиво прервал её:

– Я буду говорить с вами там, где мне удобно, так что начинайте, мадам! И поторопитесь, я жду! Если Бруно разбил окно или раздавил ваши очки, не волнуйтесь, я всё оплачу. Но для этого я даже не пошевельнусь, и мне совсем не нужно уходить с этого места.

Слыша, какой оборот принимает разговор, я высунулся чуть-чуть из кармана бабушкиной сумки и увидел, что некоторые люди примолкли и начали прислушиваться к громкому голосу мистера Дженкинса.

– А где же сам Бруно? – уже гремел мистер Дженкинс. – Почему мы говорим о нём в его отсутствие? Пришлите его ко мне!

– Вы хотите его видеть? – удивительно спокойно произнесла моя бабушка. – Ну что же, он уже здесь! Бруно сидит в моей сумочке, вот тут, – и она похлопала ладонью по сумке, висящей у неё через плечо.

– Что за чушь, мадам? – возмутился отец Бруно. – Как он может сидеть в вашей сумке? – Он почти кричал, казалось, ещё немного, и он задохнётся от гнева.

Супруга мистера Дженкинса чопорно взглянула на бабушку:

– Вы, очевидно, хотите нас позабавить неуместной шуткой?

– К сожалению, никаких шуток, – грустно возразила бабушка. – Дело в том, что ваш сын попал в большую беду.

– Он постоянно попадает в какую-нибудь беду, – заметил мистер Дженкинс уже более спокойным тоном. – Для нас это – вполне привычно: то он что-нибудь сломает, то он объестся так, что потом ужасно страдает, бурчит и бурлит, как джазовая группа. Но, знаете ли, в этом случае достаточно одной ложки касторки, чтобы привести его в нормальное состояние. Так что натворил этот маленький нахал сейчас, и всё же, где он?