Издалека - Бояндин Константин Юрьевич Sagari. Страница 46

Тень описывала круги вокруг них. Словно знала об их присутствии. Ну да, разумеется, у этого… существа?.. должен быть хозяин. Кто–то управляет им. Но кто?

— Пытается найти нас, — сообщил флосс.

— Отлично, — просиял монах, чем снова вверг Шассима в растерянность. Вообще он приходил к мысли, что люди употребляют слова небрежно, не всегда осознавая, что в буквальном смысле произносят нелепицы.

— Отлично?

— Похоже, что послание подсмотрел именно тот, кого необходимо найти. Ты смог бы понять, кто управляет этим… соглядатаем?

— Ты тоже понял, что им кто–то управляет?

Монах страдальчески улыбнулся.

— Иногда я тоже бываю умным, Шассим. Конечно, догадался. По выражению твоих глаз. Ну так как же?

Флосс отрицательно повертел головой.

— Никак, — пояснил он на словах. — Для этого я должен войти с ним в контакт.

— Ну так входи. Всё равно он… они нас найдут. Рано или поздно. Мы же не кроты, в самом деле.

— Не могу, — терпеливо возразил целитель. И объяснил, что, собственно, он «видит». Монах присвистнул.

— Вот так дела… Ну что же, тогда вечер воспоминаний продолжается.

— Ты не собираешься выполнять поручение? — поразился флосс.

— Собираюсь, — в голосе Унэна начинали звучать отдельные нотки подступающего раздражения. — Но для этого надо хотя бы придумать, как именно. В таких случаях очень полезно заняться совершенно посторонним делом.

Флосс мысленно воздел глаза к небу и воззвал к Вестнице, с просьбой дать ему мудрости достаточно, чтобы понять, наконец, своего непостижимого спутника. Но либо богиня была занята неотложными делами, либо и ей это было не под силу. Флосс предпочёл думать, что правильно первое предположение.

— Итак, — монах преспокойно опёрся на камень посуше и продолжил беззаботным тоном. — Шёл я, значит, с ярмарки…

* * *

— Не шевелиться, — приказал сзади хриплый голос и стрела, свистнув, вонзилась в ствол дерева над головой монаха. Замечтался, подумалось ему. Вот так это и происходит.

— Поднимите руки над головой, достопочтенный, — приказал тот же голос, и монах повиновался, стараясь изобразить на лице должную меру испуга. Чтоб этим грабителям стать в следующем воплощении родственниками того мула, об которого он отбил все пятки по пути на эту забытую добрыми богами ярмарку!..

Длинное проклятие, хоть и не очень–то помогло, но, по крайней мере, придало достаточно боевого духа.

— Отожрался–то как, — враждебно заметил другой грабитель — высокий, с давно не чёсаными волосами и копьём в руке. — Все вы, святые люди, одинаковы. Ну ничего, сейчас ты с нами кое–чем поделишься.

— Нет у меня ничего, добрые путники, кроме одежды, — смиренно ответил монах и склонил голову. Третий грабитель, вооружённый кистенем, появился из–за стоящего рядом дерева. Судя по всему, их было именно трое.

— Сейчас проверим, — грабитель с копьём прижал острие его к горлу монаха, а соучастник, повесив кистень на пояс, умело обыскал жертву.

— Не врёт, — произнёс лучник с удивлением. — Ну–ка, снять с него пояс!

Пояс тоже был так себе, не особо новый, не особо ценный.

— Ну–ка, попрыгай, — велел лучник, а его приятели довольно заржали.

— Зачем? — испуганно спросил монах, надеясь, что блеск его глаз не очень заметен.

— Будешь нас развлекать, — мрачно пояснил лучник, держа его на прицеле. — Коли беден, заплатишь, чем скажем. Для начала изобрази нам лягушку!

Внутри просторного (и весьма поношенного) одеяния монаха что–то предательски забренчало.

— То–то же, — воскликнул стрелок, опуская лук и потирая шею. — Ну–ка, достопочтенный, признавайся — где добро хранишь?

— В рукавах, — признался тот неохотно. Грабитель с кистенем начал было оправдываться, встретив злой взгляд своего приятеля, но тут же замолк. Все трое обступили монаха, держа оружие наготове, и лучник сплюнул под ноги «святому человеку».

— Давай, выкладывай, что там у тебя!

Вздохнув, монах принялся выкладывать.

Глаза грабителей открывались всё шире. Несколько роскошных одеяний шафранового цвета… привлекательно пузатые мешочки… множество бутылочек, в которых хранилось, несомненно, что–то очень изысканное… стопки книг… ожерелья и чётки… несколько пар очень старых сандалий… старая бритва…

— Во даёт, — шепнул лучник копейщику. — Ну даёт…

Монах продолжал выкладывать вещи. В конце концов, в руках у него появилась массивная серебрёная цепь и что–то наподобие крестьянского цепа…

— Ну? — кивнул он выразительно на кучу добра. — Убедились, что взять с меня нечего?

Тут только до грабителей дошло, что монах уже вооружён. Но собранность и слаженность как–то невзначай оставили их. Спустя несколько долгих мгновений грабители были обезоружены, скручены и связаны по рукам и ногам длинной верёвкой. Охая и проклиная столь неудачный день, они наблюдали, как монах неторопливо рассовывает имущество по рукавам…

* * *

— И что дальше? — спросил флосс, когда перестал смеяться.

— Отвёл их в городок, — пожал монах плечами. — Не оставлять же волкам на съедение. Полдня потерял, словом…

— И часто на тебя нападали грабители? — поинтересовался Шассим.

— Часто, — пожал Унэн плечами. — Видать, судьба такая тяжёлая…

— У тебя?

— У них, ясное дело! Моя судьба меня устраивает.

Унэн шумно вздохнул.

— Хотя, — добавил он, потирая спину, — я предпочитаю воевать словом, а не клинком. Словом–то оно приятнее.

Флосс завозился, устраиваясь поудобнее, и вдруг замер неподвижно.

— Ушло, — объявил он.

Монах не сразу понял.

— Что ушло?

— То, что нас искало, — пояснил целитель. Тряхнул большой головой, прикрыл глаза. — Причём ушло очень быстро.

— Вот и дождались, — довольно объявил монах. — Выходим!

— Стоит ли? — засомневался флосс. — Может быть, он на это и надеется?

— Вряд ли, — монах аккуратно засыпал костёр, морщась, когда дым попадал в глаза. — Я тоже перестал ощущать чужое внимание. Пошли, пошли. В любом случае спать наверху приятнее.

— Начало пути не самое удачное, — заметил монах, взбираясь по крутому лазу, с тяжёлым флоссом на спине. — Интересно, что будет дальше?

Флосс хотел предположить, но решил промолчать.

Часть 5. Выбор

XVI

Он лежал на спине и смотрел на однообразное небо. Небо, выкрашенное в грязно–голубой цвет; небо, один лишь вид которого вызывал тоску и отвращение.

Плот плыл всё медленнее и медленнее. Или так только казалось? В последнее время на глади Реки стали появляться небольшие волны, что слегка покачивали плот; убаюкивая слабым плеском пассажира.

Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что правая кисть его свешивается за борт, почти касаясь чёрной воды. Науэр испуганно вскочил… едва не опрокинув плот, настолько стремительным было движение.

И споткнулся, наступив на собственный плащ. Неловко упав, он избежал серьёзных ушибов и некоторое время лежал, пытаясь отдышаться; лежал, ощущая яростно бьющееся сердце.

Прикосновение плаща было неприятным. Тёплое, словно кожа больного лихорадкой. Науэр не смог подавить чувства отвращения и сбросил плащ, подставив руки и лицо неприветливому солнечному диску. Дёрнула же нелёгкая отправиться в путь в рубашке с короткими рукавами…

Странно. Плащ–то он снял, но почему–то почувствовал себя значительно лучше. Картина вновь представилась его глазам. Он стоит у берега Реки и, поддавшись невнятному порыву, швыряет в жадные воды все амулеты, кольца, всякую магическую чушь, что навесили на него маги Иглы. В том числе и Мондерел собственной персоной.

Науэр смотрел на скомканный плащ и задумчиво качал головой.

Прикоснулся к одеянию ещё раз. И вновь тошнотворная волна тепла обволокла его… на короткое мгновение. Нервы Гостя не выдержали; вскочив, он пинком отправил плащ за борт. Тот долго не тонул, очень медленно намокал. Течение расправляло его и перекатывало; выглядело это так, словно тонул человек, почти не способный сопротивляться разыгравшейся стихии. Науэр отвернулся и сосчитал до ста.