Тоуд-триумфатор - Хорвуд Уильям. Страница 36
Обычно требуются года два-три, чтобы такое дело раскрутилось, но на это обратили столь серьезное внимание, что через какие-то недели, то есть примерно к тому времени, как Тоуд с Графом добрались до таверны «Шляпа и Башмак» и заключили свое безумное пари на возвращение Крота и Рэта, президент Франции принял меры и уполномочил своего эмиссара нанести визит в Сент-Джеймский дворец и недвусмысленно выразить мнение главы Франции обо всем случившемся.
Спустя считанные часы после надменного ответа британского двора, весьма глупо упомянувшего Азенкур и Ватерлоо, а также никому не интересные войны галлов против римлян, французские военные корабли уже стояли в Ла-Манше, а орудия нескольких фрегатов и эсминцев были нацелены на такие символы английской национальной гордости, как скалы Дувра и его Замок.
Что касается перебранок в газетах, переговоров между послами, генералами, синодами, спешно создаваемыми военными советами и, наконец, между самими монархом и президентом (а именно тогда они едва не встретились посередине Ла-Манша, чтобы скрепить своими подписями договор об экономическом и культурном сотрудничестве, что сейчас многими оспаривается), то на всем этом пребудет покров тайны еще по крайней мере сто пятьдесят лет, как всегда бывает в таких случаях.
Но решение было найдено, и компромисс достигнут, мистер Тоуд из Тоуд-Холла и его французский сообщник реабилитированы, а Королевское Общество и Орден Почетного Легиона обменялись наградами, присужденными нескольким судьям, офицерам полиции и епископам.
Короче говоря, неприятный инцидент с мистером Тоудом и оскорбление Франции в лице графа д'Альбер-Шапелль и вдовствующей графини замяли в интересах обоих государств и всех причастных к нему лиц.
И в тот самый момент, когда мистер Тоуд в задрипанной таверне около Латбери встал, чтобы сделать свою последнюю ставку, с него и его сообщника были сняты все обвинения в связи с инцидентом в доме его светлости, а вполне удовлетворенная Мадам согласилась продолжать работу над произведением, призванным прославить мудрую власть Закона, величие Правосудия и укрепляющую дух Святую Церковь. Дело полностью уладилось.
Конечно, Тоуда не могли известить об этом немедленно, потому что никто не знал, где он, но констебли его уже искали, и, узнав от них хорошие новости, он смог бы вернуться домой без всяких опасений и даже как герой.
Прендергаст первым узнал, что все обвинения против Тоуда сняты, и тут же поспешил к Барсуку разделить с ним радость.
— Разумеется, сэр, новости одновременно и хорошие и плохие, если мне позволено будет высказать свое мнение. Сегодня утром я получил телеграмму от мадам д'Альбер-Шапелль, суть которой сводится к тому, что мистер Тоуд реабилитирован на самом высоком уровне и против него больше не выдвигается никаких обвинений.
— Уф, — облегченно вздохнул Выдра.
— Теперь он еще больше заважничает, — проворчал Барсук. — Ну а плохие новости?
— Я думаю, что послание Мадам, составить которое ей вряд ли помогал кто-нибудь, кто знает английский язык, тем не менее все проясняет, сэр, — сказал Прендергаст, вручая телеграмму Барсуку.
Сначала Барсук прочитал ее про себя (и чем дальше читал, тем больше хмурился), а затем — вслух, для всех:
«Мой кузен, героичный мистер Тоуд, теперь свободен и больше не преследуем. Правительства Франции и Великой Британии больше не обвиняют его в преступлениях против Его Высокого Сиятельства.
Я, мадам д'Алъбер-Шапелль, приняла его предложение вступить с ним в брак. Приезжаю сегодня сделать приуготовления для нашего грандиозного бракосочетания, назначенного на 30 сентября. Будьте готовы! Будьте счастливы за вашего господина и новую госпожу».
На лице Прендергаста не отразилось ни тени огорчения, которое он, должно быть, чувствовал.
— Разумеется, сэр, я не могу нарушить приказание своего хозяина, и если эта достойная леди гостила у нас раньше, то вряд ли я вправе отказать ей в гостеприимстве теперь. И если она и мистер Тоуд действительно помолвлены, то что ж, бракосочетание может быть приурочено к Торжественному Открытию, намеченному на конец месяца.
— И мы ничего не можем поделать? — спросил Выдра. — Ах, если бы только Рэтти и Крот были здесь, уж они бы помогли нам вложить немного здравого смысла в упрямую голову Тоуда!
Барсук тяжело вздохнул и через силу улыбнулся:
— Смею думать, что если Мадам твердо решила устроить бракосочетание здесь, то нам остается только смириться с этим, присутствовать на свадьбе и постараться порадоваться за нашего друга. А вот у вас, Прендергаст, возникают кое-какие трудности. Я не думаю, что вы захотите признать Мадам, такую, какая она есть, своей будущей хозяйкой.
Прендергаст встал и пошел к двери.
— Меня никогда не затруднит, сэр, помочь мистеру Тоуду, которого я ценю очень высоко.
— Так-таки высоко, Прендергаст? — улыбнулся Барсук. — Возможно ли это?
Дворецкий позволил себе едва заметно улыбнуться, почти так же, как Барсук:
— Думаю, сэр, я не нарушу приличий и не подорву ничье доверие к себе, если скажу, что за долгие годы, проведенные в разных достойных домах, у меня никогда не было службы столь захватывающей, требующей всех моих сил и умений и столь удовлетворяющей меня во всех отношениях, как здесь, у мистера Тоуда. Он оказал мне великую честь, наняв меня. Я жизнь для него положу, если нужно будет.
На Барсука и Выдру эта речь произвела сильное впечатление, но Выдра не смог удержаться, чтобы не добавить:
— Я бы поосторожнее высказывался насчет «жизнь положу», Прендергаст! Тоуд способен на все, и может статься, в один прекрасный день он потребует от вас и этого.
— Что ж, сэр, в Кодексе Дворецкого этот пункт присутствует, статья пятая гласит: «Если жизнь хозяина под угрозой, долг профессионального дворецкого — предложить взамен свою, и, если предложение принимается, дворецкий награждается недельным отпуском, предшествующим окончанию его жизни, или, если это окажется удобнее, пенсией в размере десяти фунтов в год, выплачиваемой одному из родственников, а если такового не найдется, тогда сто фунтов перечисляется в Благотворительный Фонд Отставных Дворецких».
— Какая щедрость! — С некоторой иронией воскликнул Выдра.
— Я очень рад, что вы такого мнения, сэр, — удовлетворенно сказал Прендергаст, — потому что эту статью вписал в Кодекс я сам.
Мадам появилась в тот же самый день и, как и предсказывал Барсук, очень быстро устроила все по своему вкусу. У них с Прендергастом наладились по крайней мере деловые отношения. Она расточала ему неумеренные похвалы и неуклонно шла к своей цели — к свадьбе. Он вел себя сдержанно, стараясь быть экономным и по возможности защищать интересы хозяина.
У Мадам имелось письменное предложение Тоуда вступить с ним в брак, а есть нечто необратимое и неоспоримое в том, что написано пером, особенно если написано так:
«Сладчайшая кузина, выходите за меня замуж где и когда пожелаете, потому что я буду любить вас до скончания века, пока луна не…»
И так далее. Прендергасту не было необходимости дочитывать до конца: то, что письмо написано рукой его хозяина, в его стиле, не подлежало сомнению, и с этим ничего нельзя было поделать, даже если бы Прендергаст и хотел. А он, даже может быть, и не хотел, потому что искренность чувств Мадам убеждала, а энергия ее была столь кипучей, что едва приготовления к свадьбе были завершены, как она тут же занялась скульптурным портретом своего будущего господина и повелителя и работала над ним, уединившись в мастерской в северном крыле Тоуд-Холла.
— А в чем, собственно говоря, заключаются приготовления к свадьбе? — спросил Выдра во время очередных посиделок у дворецкого.
— Мне кажется, сэр, у Мадам есть друзья в очень высоких сферах. Его преосвященство епископ совершит обряд, который будет частью празднеств по поводу Торжественного Открытия, их, так сказать, кульминацией. Епископ обещал устроить им особое разрешение на брак (ведь они близкие родственники) и разрешение на его заключение непосредственно на террасе Тоуд-Холла, которая по такому случаю будет освящена. Председатель суда будет посаженым отцом, а начальник полиции — главным шафером.