Укрощение демонов (СИ) - Сэнь Соня. Страница 26

На бледных щеках Яны начали распускаться пунцовые цветы румянца — но Каин заговорил прежде, чем она дала волю своему возмущению.

— Пускай идут. Если Орсо разрешит. Чарли, как-никак, его пленница, а мы не можем ослушаться Палача.

При этом на лице Каина на мгновение промелькнуло выражение, которое Яна охарактеризовала бы, как жалость — причем относилась она явно к Чарли. Знал ли он нечто, чего не знали они?..

— Хорошо, я спрошу его, — пожав плечами, произнесла дампирша. — Думаешь, есть хоть один шанс, что он меня отпустит?

— Уверен в этом, — криво усмехнулся Истинный.

…Остановившись перед дверью в комнату, которую занял Палач, Чарли зачем-то тщательно пригладила волосы и поправила на себе футболку, любезно одолженную Каином. Она немного волновалась — не потому, что Габриэль мог не отпустить ее с Яной в город — но из-за его странного поведения в ее присутствии. После их приезда в этот дом он явно всячески ее избегал — даже взглядом старался лишний раз на ней не останавливаться. Что было тому причиной, она не знала, и оттого порядком нервничала.

Она едва успела занести руку, чтобы постучать, как дверь словно сама собой распахнулась. За дверью обнаружился Габриэль, судя по всему, только что вышедший из душа — скромных размеров полотенце небрежно обтягивало его бедра, грозя вот-вот свалиться к его ногам. Чарли, давно вышедшая из того возраста, когда вид обнаженного мужского тела бросает в краску, на мгновение остолбенела, не в силах оторвать взгляда от представшей ему красоты. Габриэль был великолепен и в своем мрачном черном плаще с мечом на боку, но сейчас, практически нагой, с влажными, прилипшими ко лбу волосами и капельками воды по всему своему идеально сложенному телу — от широких плеч и сильных рук до узкой талии и длинных мускулистых ног, он был подобен прекрасному мифическому божеству, по какому-то недоразумению очутившемуся в мире смертных. Дыхание у Чарли перехватило, все мысли враз улетучились, а сердце из груди переместилось куда-то в низ живота, наполнив его тяжелой пульсацией.

— Я думал, это Каин, — бесстрастно произнес Габриэль.

— Я, видимо, не вовремя… — пробормотала Чарли, невольно делая шаг назад.

— Все в порядке, проходи. Ты мне не помешала.

Он посторонился, пропуская ее в комнату, и она покорно вошла на ставших ватными ногах; наверное, за всю свою врачебную практику она не испытывала такого дикого смятения. И — из-за кого? Из-за мужчины!

‘Прекрати, Шарлотта’, - мысленно одернула она себя. — ‘Словно никогда голого мужика не видела…’

Она окинула комнату быстрым взглядом — широкая кровать, застеленная роскошным шелковым покрывалом насыщенно-бордового цвета с золотым узором, изысканное трюмо, стилизованная под старину мебель, плотные темные шторы на окнах. Даже под внушительным слоем пыли убранство спальни производило впечатление. Вряд ли ее обставляла Яна — судя по выбранной цветовой палитре, дизайнером тут поработал Каин.

— Красиво, — заметила Чарли, поворачиваясь к неслышно подошедшему Габриэлю. Ноздри ее защекотал тонкий, чуть горьковатый аромат его кожи — будь она кошкой, то, наверное, уже каталась бы по ковру, громко мурлыча от удовольствия. Все в нем действовало на нее, как наркотик — его голос, его взгляд, его тело, его запах… И, должно быть, все ее эмоции отразились на ее лице, потому что скулы невозмутимого, как индеец, Палача, тоже едва заметно порозовели.

— А я думала, ты и в душе свои перчатки не снимаешь, — добавила она, взглянув на его ладони с длинными, как у пианиста, пальцами.

— Там я могу не опасаться, что кого-нибудь случайно коснусь, — пояснил он без тени улыбки.

— Чужие мысли и чувства действительно настолько неприятны?

— Я бы так не сказал. Но это дезориентирует и сбивает с толку — приходится много сил тратить на ‘экранирование’. Мне хватает и того, что я и без тактильного контакта улавливаю эмоциональных фон окружающих. Стоит лишь им ко мне приблизиться.

— И… и сейчас — тоже?

— Что?

— Меня ты сейчас тоже чувствуешь?

— О да, — ответил он как-то слишком быстро.

Чарли почувствовала, что у нее начинают пламенеть уши.

— Я… эм-м… я, знаешь, лучше пойду… Зайду попозже.

Она торопливо двинулась к двери, ощущая себя отступающим с поля боя трусом, но Габриэль ухватил ее за локоть и рывком развернул к себе. Чарли едва не впечаталась носом в его обнаженную рельефную грудь.

— Постой. Ты так и не сказала, зачем пришла, — заметил он, не отпуская ее руки. Она подняла на него глаза, невольно отметив, насколько он высок.

— Мы с Яной хотели пройтись по магазинам. Прикупить кое-какой одежды. Сам видишь, в чем я хожу…

— Вижу. По-моему, тебе очень даже к лицу.

— Что? — недоверчиво переспросила она, решив, что ослышалась.

— Я не смогу тебя убить, — вдруг совершенно не к месту произнес он, и в его удивительных хризолитовых глазах отразилось отчаяние, разом сорвавшее маску невозмутимости с его лица.

Чарли не стала уточнять, что он имел в виду — ей и так все было ясно. Как она и опасалась, он получил приказ от нее избавиться. И на что она только надеялась? Он — палач, а она — жертва, безнадежно очарованная красотой своего убийцы. Беззащитный кролик, каменеющий под гипнотическим взглядом удава. Ее участь предрешена, и никто ей не мог помочь.

— Мне жаль, — добавил он тихо, и только сейчас она осознала, что его пальцы скользят по ее щеке, лаская и успокаивая, а, быть может, прося прощения за то, что ему предстояло сделать. Он был без перчаток, но все равно прикасался к ней — почему?

— Сейчас? — спросила она упавшим до шепота голосом.

‘Пусть это будет быстро, пожалуйста’, - добавила она мысленно, и он вздрогнул, словно эта мысль причинила ему боль.

Теперь она была близка ему, как никто прежде: он познал ее мысли, чувства и воспоминания, тайные желания и страхи, и она не разочаровала его; ему казалось, он знает ее всю жизнь — и она, возможно, могла понять его, как никто другой. Она знала, что он способен увидеть всю ее, как на ладони, но не противилась этому — наоборот, доверчиво открылась ему, позволив читать в своем сердце. Прикосновения к ней помогли ему окончательно осознать природу чувства, которое она в нем вызывала — и, как ни странно, принять его. Каин был прав: никто на Земле не способен провести вечность в одиночестве. И он больше не хотел быть одиноким.

Но самое важное заключалось в том, что теперь он знал точно — его чувство взаимно. И в этом была насмешка богов: едва обретя любовь, он был вынужден убить ее собственными руками.

Он заключил ее лицо в свои ладони, пытаясь безмолвно донести до нее всю свою нежность, столь непривычную для него самого, и она закрыла глаза, наслаждаясь моментом — она знала, что каждая минута в объятиях Палача обещала стать для нее последней. А перед лицом смерти лукавить больше не имело смысла. Она хотела, чтобы он знал, что она… любит его. Любит!

Затаив дыхание, он приблизил свое лицо к ее, и она в ту же секунду привстала на цыпочки, обвила руками его шею. Прикосновение ее теплых ладошек пронзило его с ног до головы — страсть и нежность смешались и вскипели в его жилах, спалив остатки благоразумия, и он — уже не Палач, но обычный влюбленный мужчина — впился в губы Чарли жадным поцелуем.

Чарли всегда забавляли романтические фильмы, в которых главные герои, павшие жертвой неожиданной страсти, набрасывались друг на друга, точно дикие звери, срывая друг с друга одежду, чтобы заняться неистовой любовью прямо на полу. Все эти сцены были хороши на экране, но к реальной жизни, по ее глубокому убеждению, не имели никакого отношения. Нет, у нее, конечно, случались романы, и близость с мужчинами всегда приносила ей наслаждение — но в этих отношениях никогда не было места такой всепоглощающей, безумной страсти, которая буквально жгла ее изнутри сейчас, в объятиях Габриэля. Мира вокруг больше не существовало; все ее существо сжалось в один пульсирующий комок желания, грозящий взорваться от каждого нового прикосновения вампира. От его губ было невозможно оторваться — в последний раз она, наверное, так целовалась в старших классах, до боли и синяков — хотя, всякое сравнение тут было неуместно. Так, как целовал ее Габриэль, не мог целовать ни один смертный мужчина.