Погребённые заживо - Биллингем Марк. Страница 53

— Настаивал?

— Как вы думаете, почему?

— А бог его знает! — Маллен стиснул зубы, на скулах его играли желваки. — Вероятно, так он смог бы снова мне угрожать без свидетелей. Но с каких пор его желаниям стали потакать?

— Вы думаете, что именно поэтому он хотел с вами встретиться? — спросил Торн. — Чтобы угрожать?

— Я предполагал, что речь пойдет о Люке. Я считал, что если он похитил моего сына, то собирается рассказать мне, зачем он это сделал. И сообщить, чего хочет.

— Логично, — кивнул Торн, и судя по его лицу выходило, что такое объяснение — единственно возможное.

— Что же еще может быть? Как вы и говорили, навряд ли он собирался сообщить мне, что вычеркнул мою фамилию из списка тех, кого надо поздравлять с Рождеством.

Торн несколько секунд молчал. Он наблюдал, как побелели суставы пальцев Маллена, вцепившихся в металлическую спинку стула. Наконец он произнес:

— Мы этого так и не узнаем, да?

Сначала Торну показалось, что какой-то звук идет из горла Маллена, потом он понял, что это всего лишь звук отодвигаемого стула. Он видел, как Маллен прикрыл глаза, поднял стул над полом сантиметров на сорок, пару секунд подержал его на весу, а потом поставил на место — с грохотом и криками вроде «о, черт» и «нет». Маллену потребовалась пара секунд, чтобы взять себя в руки и медленно обернуться к старшему из присутствующих. Словно он хотел удостовериться, что больше с ним никто спорить не будет.

— Полагаю, вам лучше вернуться домой, сэр, — сказал Бригсток.

В ответ Маллен одарил Портер и Торна тяжелым, суровым взглядом, затем крутнулся на каблуке и зашагал к двери. Он замер на месте, когда поравнялся с Бригстоком, а затем протиснулся мимо него.

— Не сомневайтесь, я буду жаловаться наверх.

— Ваше право, — ответил Бригсток.

Маллен на шаг приблизился к нему:

— Сколько у вас детей?

— Трое.

Маллен щелкнул пальцами.

— Допустим, что их двое.

Еще один щелчок.

— А теперь вообразите такую ситуацию: вы просыпаетесь, а один пропал. Вы даже на мгновение не можете представить себе, что это значит. Поэтому постарайтесь оставить этот ханжеский тон.

Торн не собирался провожать Маллена — ни до дверей, ни далее, но стало ясно, что не все разделяют его намерения. Торн стоял в коридоре, наблюдая через стеклянные двери, как Маллен переходит дорогу и направляется к БМВ, который был поновее, чем автомобиль Торна. Маллен открыл дверь и пристально взглянул на участок. Оранжевого света фонаря и тусклой лампочки в машине было вполне достаточно, чтобы понять, что за мысли отразились на его лице.

Торн не стал отводить глаза, но задумался: неужели по его собственному лицу так же легко понять, что он думает?

«Блин. Козел, придурок, уродский урод…»

Позже уже трудно было сказать, кому принадлежал голос, звучавший в голове Торна, — то ли самому Торну, то ли его отцу.

Когда БМВ умчался прочь, Торн увидел, что к выходу направляется Китсон. Она учла погоду. Было не похоже, что вечером пойдет дождь, но Ивонна все-таки накинула плащ.

— Бывали деньки и получше? — спросила она.

Понятно — он, как обычно, весь как на ладони…

— Да уж, спровоцировать отца нашей жертвы наслать на мою голову все мыслимые проклятия — не самый умный из поступков. — Он заметил ее удивление. — Я тебе потом расскажу. А как дела у твоего фашиста с кукольным личиком?

— Этот умник хорошо поработал, — призналась Китсон. — Я смогла от него добиться лишь скучающей ухмылки, поэтому не рассчитываю, что он тут же выложит мне имена остальных.

— Значит, на сегодня пока все?

— Пойду порыскаю в цитадели Фарреллов. Мы изъяли кучу всякого разного, я все еще ожидаю распечатку телефонных переговоров, но, возможно, мы что-то упустили. В любом случае, будет прекрасная возможность еще раз мило побеседовать с очаровательными родителями Фаррелла.

Какой-то подросток встал со скамьи, находящейся в маленькой комнате ожидания, и неспешно направился в их сторону. Он был примерно одного возраста с Адрианом Фарреллом, но его кожа, зубы и слезящиеся глаза могли принадлежать и тридцатилетнему мужчине. От него разило пивом и табаком, когда он нагнулся ближе, чтобы попросить у Торна с Китсон сигарету. Они оба отрицательно покачали головами. Дежурный за конторкой твердо приказал мальчишке сесть на место и сказал, что за ним придут через несколько минут.

Торн вкратце пересказал Китсон недавний допрос. Признался ей, что, несмотря ни на что, продолжает считать, что или Фристоун, или убийство Сары Хенли, или и то, и другое как-то связано с похищением Люка Маллена и убийством Аманды Тиккел и Конрада Аллена. Они еще пару минут поболтали. Китсон пожаловалась, что часто заходит в тупик, когда появляется все больше новой информации, а план розыскных мероприятий становится все более подробным.

— Как на топографической карте, когда на ней появляются деревья и кусты, — пояснила она.

— Не беда! — подбодрил ее Торн. — Тебе должно повезти… Найдешь у Фаррелла дома записную книжку и в ней раздел «Остальные участники убийства». Возможно, под кроватью будет лежать и аккуратная стопочка листовок Британской нацистской партии. Тогда можешь смело идти домой и ложиться пораньше спать.

Китсон сперва улыбнулась, потом покачала головой.

— Мне известен ключевой факт: Латиф и Набиль-хан — азиаты. Я не отрицаю того, что данное преступление совершено, помимо всего прочего, на почве расовой ненависти, но я всегда думала, что сексуальный фактор данного нападения важнее. А это значит — уже другая статья.

— Это значит, что Адриан Фаррелл законченный урод, — сказал Торн.

Китсон опять заулыбалась, но эта улыбка напоминала сочувствующую улыбку у постели больного.

— Я лучше пойду, — сказала она. — Посмотрим, откуда это у него.

Торну внезапно пришла в голову новая мысль, и он задержал Китсон еще на минутку.

— Я знаю, что мы это уже обсуждали, но все же стоит держать ухо востро, пытаясь отыскать связь между Фарреллом и Люком Малленом. Вряд ли они играют в футбол на спортплощадке.

— Это как раз входило в мои планы.

— Уж точно «хватаешься за соломинку», но кто знает?..

Когда Китсон ушла, Торн уже собрался возвращаться в свой кабинет, но потом решил подойти к конторке дежурного офицера. Он понимал, что тот слышал, о чем они с Китсон беседовали. Он представил, что молодой констебль смотрит на штатскую одежду как на показатель успешной карьеры, на «убойный отдел» как на завораживающую альтернативу тому, чтобы просто передавать сообщения и получать пинки, постоянно общаться с теми, кто, как тебе прекрасно известно, жалкие хулиганы и пошляки, и самому покрикивать, когда будешь сыт ими по горло.

Торн бросил взгляд на подростка, который продолжал сидеть на лавке, злой как черт, потом опять на дежурного, с которым он несколько раз перебрасывался парой словечек и который, как он знал, был тупым как пробка.

— Лучше беги отсюда, парень.

Констебль расправил плечи:

— Сэр?

Торн постучал по стеклу.

— Потому что у тебя есть это. Подходящий кусок армированной пластмассы между тобой и остальным миром. Убери его — и ты пропал, потому что именно тогда ты поймешь — не о кулаке и дубинке следует беспокоиться. — Он повернулся и пошел к двери. — Если стекло убрать, парень, ты захлебнешься.

К полуночи большинство из пятисот с лишним полицейских, которые работали в Колиндейле в течение дня, разошлись по домам. Конечно, тут остался дежурный старший инспектор и бригада тюремных охранников, но большая часть кабинетов и комнат опустела, и участок приобрел немного сюрреалистическую атмосферу, которая свойственна многим зданиям после окончания рабочего дня: воздух сгустился, ярко-белые стены, казалось, вибрируют.

Торн вспомнил, как однажды участвовал в школьной постановке и репетировал вечером, после того как забежал домой переодеться. Было такое странное и фантастическое, такое бодрящее чувство, когда оказываешься в пустом здании! Он перебегал из класса в класс, заглянул в спортзал в своих широких брюках и сапожищах, прокричал ругательства в глубь темного коридора.