Черный ястреб - Борн Джоанна. Страница 32

— Приятно видеть вас. Каммингс. Впрочем, как и всегда.

— Вы не отвечали на мои послания.

— Очень невнимательно с моей стороны. — Письма из военной разведки лежали где-то здесь, в общей стопке. Как хорошо, что на них никто не обратил внимания. — Я просмотрю их позже…

— У меня нет времени ждать только потому, что так удобно вам. — Каммингс принялся нетерпеливо барабанить пальцами по подлокотнику кресла, представлявшего собой голову оскалившегося волка.

Волка из британской разведывательной службы. А не из военной разведки. Хоукер и сам сейчас был не прочь оскалиться.

— Как же это затруднительно — делать что-либо ради удобства другого человека. А вы проехали через весь город. — Хоукер обошел стол и сел на его край рядом с Каммингсом. Выражение его дина напоминало волчий оскал.

Фыркнув, Каммингс отодвинулся и вжался в спинку кресла.

— Я лишь хотел сказать…

«Нависну-ка я над ним».

— Может, скажете, что от нас нужно военной разведке?

В мире, к которому принадлежал Каммингс. люди, наделенные властью, сидят за столами и отдают приказы. Те же, кто ниже их по чину, стоят, внимая каждому их слову. Возможность сидеть, когда другие стоят, означала власть.

В трущобах Ист-Энда власть имущие доказывали свою правоту пинками в живот. Поэтому там лицо сидящего оказывалось в опасной близости от чьего-нибудь ботинка.

Вот почему в кабинете Хоукера царили законы Уайтчепела.

Войдя в кабинет. Каммингс оставил свою трость у стены. Теперь же он потянулся за ней и поставил ее между собой и Хоукером, сжав в пальцах набалдашник из слоновой кости.

— Так вот…

— И что же? — На протяжении двух дней Хоукер поддерживал в себе силы с помощью кофе и злости, наблюдая за тем, как Сова борется со смертью. И он не стал скрывать от Каммингса свое состояние.

Каммингс откашлялся.

— Я хотел сказать… вам следует поговорить с этой вашей девушкой. Хоукхерст. Она продержала меня на ступенях целых десять минут, прежде чем позволила войти в дом. А какая нахальная! Не захотела выйти из кабинета, хотя я и отослал ее прочь.

«Тебе нравится отдавать приказы моим людям, не так ли?»

— Она дерзила мне. — Каммингс принялся нервно жевать нижнюю губу.

— Мы с вами друзья по несчастью.

— Полагаю, вы держите ее подле себя вовсе не за ее профессиональные качества. Вы очень любите женщин. Хоукхерст. Всем это известно.

— В самом деле?

Трость нервно дрожала в руках Каммингса. Внутри ее был спрятан клинок. Это понял бы любой, кто повнимательнее присмотрелся бы к тому, как пальцы Каммингса обхватывают ее рукоятку.

Любой богатый человек мог бы обзавестись подобной безделушкой. Внутри трости прятался кинжал, у которого вместо рукоятки был лишь золотой шестиугольный ободок, украшавший набалдашник. Такой кинжал хорош для быстрого неожиданного удара. Но в рукопашном бою совершенно бесполезен.

Каммингс любовно водил пальцами по трости.

— Иногда я завидую вам, парням из разведывательной службы. Попрятались по штабам. Пьете кофе на живописных улочках Рима, посещаете оперу в Вене. После того как война закончилась, вам совсем нечем заняться. Только и делаете, что пишете отчеты, которые отсылаете потом премьер-министру.

— Вносим свою скромную лепту в общее дело.

Нет, не британская разведывательная служба осталась без дела, а военная разведка. Когда последние отряды оккупационной армии покинули Францию, подразделения военной разведки отправились следом за ними. А Каммингсу пришлось опуститься до слежки за англичанами, довольствуясь ролью информатора и провокатора среди недовольных ткачей Йоркшира. Он не гнушался тем, чтобы перехватывать письма либеральных политиков, в надежде отыскать в них что-нибудь провокационное. Или попытаться привлечь к ответу поставщиков порнографических гравюр из Сохо.

Газеты высмеивали военную разведку, называя ее «тайной полицией» Англии. И не только радикальная пресса настаивала на том, чтобы закрыть это ставшее ненужным ведомство.

Его светлости нравилось представлять себя пауком, сидящим в самом центре паутины, опутывающей своими интригами всю Европу и не только. Но сейчас единственные агенты, работающие в Европе, принадлежали британской разведывательной службе. Каммингс следил за этой службой. Он отлавливал мелкую рыбешку и относил ее премьер-министру. Уж очень ему нравилось быть на виду у высокопоставленных людей.

— Но вы так и не сказали мне, что привело вас на Микс-стрит. — Хоукер еще более вольготно расположился па столе. Его ботинок почти касался безупречных панталон Каммингса цвета буйволовой кожи. — Нет, мы, конечно, очень польщены…

В этот момент в кабинет беззвучно вошел Дойл.

— Каммингс! — грубовато бросил он гостю, а потом почтительно обратился к Хоукеру: — Сэр?

Таким образом он показывал, что хозяин в этом доме Эйдриан. Послушать Дойла, так можно подумать, что Эйдриан Хоукхерст и впрямь важная птица. Например, сын графа.

— Присоединяйся к нам. Каммингс как раз хотел поведать причину, по которой почтил нас сегодня своим присутствием. Я ужасно… э… как это будет по-английски?

— Заинтригован.

— Совершенно верно. Я знал, что ты непременно найдешь нужное слово. Так вот я действительно заинтригован.

Дойл придвинул к столу кресло с широким сиденьем и спинкой. Только в нем он и мог разместиться с комфортом. За те годы, что Дойл рапортовал руководителям отделений — теперь их осталось пятеро, — кресло приобрело очертания его фигуры и даже переняло его характер. Зачастую, глядя на пустующее кресло Дойла, вновь назначенные руководители отделений ловили себя на том, что советуются с ним. Ведь Дойду всегда удавалось найти выход из, казалось бы, безвыходной ситуации.

Сегодня Дойл предпочел играть роль лорда Маркема, коим на самом деле и являлся. Каждый его жест и взгляд выдавали выпускника Итона и Кембриджа, владельца богатого поместья в Оксфордшире. Он переоделся в костюм джентльмена. Ничего слишком модного, потому что не одежда красила такою человека, как Дойл. Нет, не благодаря одежде он выглядел лордом Маркемом. Подобное впечатление создавали неуловимые жесты и почти неприметные перемены в выражении лица. Когда же его взгляд упал на Римса, в нем вспыхнуло присущее лишь аристократам презрение.

Раздался тихий скрежет. Это трость соскользнула с коврика и коснулась пола.

— В таком случае перейду сразу к делу, — произнес Каммингс. — Вы доставили сюда раненую женщину. А знаете ли вы, что она известная шпионка? Французская эмигрантка, с которой мы не спускаем глаз вот уже несколько лет? Владелица магазина с Эксетер-стрит?

Жюстина наверняка улыбнулась бы, услышав, что се назвали владелицей магазина. Разве Наполеон не назвал англичан нацией лавочников и торговцев? Хоукер бросил взгляд на Дойла.

— Известная шпионка? Что-то знакомое. Кажется, один спрятан у нас на втором этаже, не так ли?

— Черт вас дери! — взревел Риме. — На входной двери кровь!

— Есть в этом что-то библейское.

— На нее напали на площади, — произнес Дойл. — Мы уже сообщили судье.

— Карманники. Они повсюду. Не знал, что уличные преступления подпадают под вашу юрисдикцию, — произнес Хоукер, не сводя взгляда с Каммингса.

Он сильно гневается, хотя не должен. Интересно — почему?

— Она жива? Она поправится?

— Да.

— Она видела того, кто на нее напал? Сможет его опознать?

— Нет. — Хоукер не стал вдаваться в подробности.

— Что ж, хорошо. Хорошо. — Каммингс вцепился в набалдашник трости обеими руками, а потом неловко выбрался из-за стола. — Стадо быть, слухи сильно преувеличены. Мне сообщили, будто она уже на пороге смерти. И порог этот находится на Микс-стрит. Забавно.

— Весьма.

Каммингс принялся нервно расхаживать по кабинету, помахивая тростью. Римс гневно сверкал глазами со своего места. Каммингс тяжело вздыхал, покашливал и наконец произнес:

— Вы должны знать кое-что.

— Говорите. — Возможно, теперь Хоукер наконец узнает, зачем этот человек пришел в его дом.